Лина Гамос - Ниро
- Осталось четверо, сколько им жить зависит от тебя, Алея.
- Я...
Ее голос дрожит и срывается на надсадный всхлип.
- Вздумаешь упасть в обморок, - предусмотрительно предупреждает капитан. - И я пристрелю всех здесь присутствующих и прикажу привести следующих приговоренных.
- Монстр.
- Согласен.
Выстрел и женщина напротив Алеи обмякает в кресле, уставившись перед собой широко распахнутыми глазами.
- Я не знаю, - Алея роняет чашку, замечая кровь на пальцах и сдавленно произносит, страшась взглянуть куда - то в сторону. - Я не знаю, я только помогла сбежать с корабля.
Ярослав поднимает бластер, и Алея заговаривает снова, уже срываясь на плач.
- Перестаньте, я говорю правду, я ничего не знаю...
Выстрел и снова чей - то вскрик.
- Пожалуйста, что вы делаете? - Зубы стучат дробно и часто. - Она ждет ребенка... это все... это на самом деле все, что я знаю. Она должна сама выбираться с Сахелии, я дала банковскую карту на предъявителя...
Это был какой - то фантастический кошмар, такого не могло случиться, но капитан стреляет снова и снова, равнодушно добивая свидетелей разговора.
- Ну, вот видите, мы вполне можем общаться, - его рука ласково касается ее щеки. - Мы же родственники и должны помогать друг другу.
Яромир заботливо укутывает плечи забывшейся тяжелым сном Алеи, под завязку накачанной транквилизаторами. Истерика, случившаяся с нею после произошедшего в комнате отдыха ремонтников, случилась тихая и от этого жуткая. Яромир вытягивается рядом с Алеей на кровати, слабо улыбаясь своим мыслям, все привело, как и рассчитывалось, к его абсолютной выгоде. Она больше не захочет оставаться на корабле, а ему до смерти надоела военная служба под началом старшего брата, да еще присутствие на "Шивадо" нежно любимого двоюродного брата Протея, этого скользкого гада отравляло и без того не самые сладкие будни военного офицера. Нет уж, он вернется с Алеей на Мурано и займет какой - нибудь пост в министерстве под заботливым крылом папы. Жизнь золотой молодежи везде одинакова, на какой планете ты бы не жил и какие устои и ценности не пропагандировал твой народ. У молодых людей с определенным количеством наличности схожие развлечения, похожие шлюхи, одинаково скандальные попойки. Яромир знал толк в хорошем развлечении, он умел и любил веселиться со вкусом и шиком, этим и заслужил неудовольствие отца и отправку под опеку старшего брата на флагман космического флота. Естественно, он не опускался до уровня Протея устраивавшего кровавые развлечения над бесправными рабами, Яромиру хватало сговорчивых шлюх и хорошего вина.
Измениться.
- Мы должны уехать, - он с трогательной нежностью отводит локон с ее лица. - Я не могу гарантировать тебе защиту от Яра, и это меня почти убивает...
Алея предсказуемо вздрагивает и тут же зарывается ему куда - то в бок, скрывая слезы.
- Не нужно...
- Ты не сможешь все забыть, а я не могу быть спокойным, ожидая раз за разом еще какого - нибудь выверта от старшего брата.
- Я не хочу на Мурано...
Ее голос дрожит и срывается, но Яромир давит до победного окончания счета в увлекательной игре за его абсолютную власть над ней.
- Ты же понимаешь, он не найдет ее и тогда снова придет к тебе, - трагическая пауза подчеркивает беспощадные слова. - И скольких он убьет снова.
- Не хочу знать и не хочу помнить...
Алею трясет в беззвучных рыданиях.
- Здесь для него все, Лейка, он олицетворение власти и могущества, дома же, его пыл охладят родители. Они на самом деле смогут его остановить.
Но Алея колеблется и все не может решиться, а кошмары проникают во сны липким страхом увиденного ужаса, заставляя с криком просыпаться и бессильно рыдать в заботливых объятиях Яромира. Он удивительно терпелив и трогательно нежен, и она соглашается на отъезд, уже полностью сломленная и потерянная, готовая, на какие угодно изменения только бы перестать видеть сны, где снова и снова по ее вине погибают люди. Яромир не теряет времени и тут же отправляется с измученной нею в путь на рейсовом корабле обычными пассажирами.
Асинаиля действуя на автомате приказа Алеи добралась до столичного космопорта Сахелии, где купила билет до ближайшей колонии вольных строителей, осваивавших новые планеты на собственный страх и риск. В неразберихе, суете и не отлаженности официальных служб был ее шанс на спасение. На то, что у нее получиться раствориться среди безликой толпы переселенцев со всех галактик. Ей дали шанс стать другой, вернуть себя, поверить в свои силы, но был соблазн, и Ася кусала губы, болезненно морщась от подступавших слез. Она хотела увидеть родителей, вернуться в маленькую уютную квартиру на самой окраине огромного города. Она хотела обнять маму и прижаться щекой к груди отца и выплакать все свои беды рядом с дорогими для нее людьми. Рассказать о детях, о том, как жила все эти годы, как вспоминала их и представляла их встречу. Невозможное желание, глупое желание, убийственная мечта. Ярослав, наверное, уже там, вьется коршуном в ожидание ошибки своей добычи, но ведь и она уже не та глупенькая статистка диппредставительства, которую было легко заманить в ловушку для того, чтобы безжалостно сломать. Он думал, что смог убить в ней все чувства, но оставались воспоминания и крохотная надежда на то, что однажды у нее получиться вырваться из захвата матерого хищника. Ярослав не может быть навсегда и ужас, неотрывно связанный с ним тоже не вечен. Она ненавидела его, ненавидела все, что связано с ним, ненавидела собственный страх перед ним и тем, что он мог с ней сделать. Она ненавидела все то, что он с ней делал день за днем, час за часом, превращая в бесконечную агонию боли каждый миг ее жизни рядом с ним. Мучить можно по-разному, Ярослав был палачом по призванию. Медленно уничтожать жертву и получать от этого колоссальное удовольствие получалось у него удивительно хорошо. Он владел в совершенстве всеми приемами, которые могли причинить боль, начиная от плети и заканчивая отточенным лезвием его безжалостных слов. Казалось странным, что та, которую воспитали в безграничной любви и нежности, смогла сохранить разум, захлебываясь в звериной жестокости Ярослава. Он мог быть когда - то безгранично влюбленным в нее, но почему - то запомнилась лишь его привычка отбрасывать в сторону плеть после первых двух ударов и дальше продолжать наказание, не прибегая к услугам посторонних предметов. Ярослав всегда бил молча, ломал и выворачивал, заставлял истошно визжать и униженно вымаливать прощение, потому что не до гордости, когда ты потерялась в бездне. И она понимала, что так нельзя и, не смотря на это понимание, все равно соглашалась лечь под него, потому что лучше так, чем с исполосованной спиной или сломанными ребрами, когда на рваный вдох проталкивается его член меж разбитых губ. И ты благодарно обхватываешь его и ласкаешь, делаешь все возможное и невозможное, чтобы он кончил тебе в рот, потому что другого выхода нет, лучше так, чем слушать треск ломающихся костей и визжать от невозможной жестокости наказания. Ярославу нравилось видеть ее перед собой на коленях и слушать жалкое слово "прости"... но он никогда, никогда ее не прощал.
![Лина Гамос - Арман Дарина [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
