Райчел Мид - Тень суккуба
— Зато тогда он точно не мог выглядеть как Джон Кьюсак.
Ромцн снова рассмеялся:
— Не мог. Вряд ли. Мы с мамой постоянно переезжали, она работала то прачкой, то в поле, но зато была свободна. Ей приходилось тяжело, но все равно иногда она танцевала. Однажды я видел, как она танцует… перед тем, как ее убили. Был большой праздник, помню, она танцевала у костра в красивом красном платье… Эта картина до сих пор у меня перед глазами. Она действительно стоила того, чтобы ради нее стать падшим ангелом…
От его веселья не осталось и следа.
Мне не хотелось спрашивать, как погибла его мать. В те времена разбойное нападение было обычным делом. Или, более вероятно, ее убили, когда она пыталась защитить Романа и его сестру. Однажды он вскользь упомянул, что они навеки были обречены скрываться и от ангелов, и от демонов. Помолчав, я попробовала сменить тему:
— Может быть, именно поэтому ты и научился танцевать, бессознательно отдавая дань ее памяти.
На его губах снова заиграла улыбка:
— А возможно, я просто унаследовал от отца слабость к грациозным, чувственным женщинам.
Песня закончилась, и мы застыли на месте, не расплетая рук. Фокстрот совсем не похож на буйные танцы в современных клубах, но я почувствовала, какой жар исходит от его прижимающегося ко мне тела. Не знаю, может, я себе это и придумала. Но я всегда знала, что в танце, отражая движения партнера, легко поддаться соблазну. Поэтому я ничуть не удивилась, когда он наклонился ко мне и поцеловал.
Зато я ужасно удивилась, обнаружив, что отвечаю на поцелуй. Однако недолго. Наши губы соприкоснулись, и я поняла, насколько привыкла рассматривать Романа как человека, дающего хоть какуюто иллюзию стабильности. Сначала мы были врагами, потом стали друзьями, а теперь? Я не могла однозначно ответить на этот вопрос. Да, мне нравится находиться рядом с ним. Да, меня тянет к нему так же, как и когда-то. Да, мне не хватало прикосновений человека, который мне симпатичен, к тому же я инстинктивно откликалась на такие штуки.
Его горячие губы требовательно впились в мои, именно такими я и запомнила его поцелуи. Руки быстро сменили привычную для фокстрота танцевальную позицию на куда более интимные и нетерпеливые движения и заскользили по бедрам. Ему каким-то непостижимым образом удалось прижать меня к стене, одновременно задирая мою рубашку. Мои руки обвивали его шею, я тесно прижималась к нему, чувствуя, как желание накрывает горячими волнами.
Он немного отстранился и все-таки снял с меня рубашку, его ладони заскользили по белому кружевному бюстгальтеру. На мгновение он оторвался от моих губ и спросил:
— А слабо было сделать застежку спереди, а не сзади?
— Все для вас, — с улыбкой ответила я, и бюстгальтер растворился.
Он улыбнулся в ответ и стал целовать меня в шею, скользя ладонями по мягким округлостям груди. Мне никак не удавалось снять с него рубашку, но я гладила его под ней, наслаждаясь каждым прикосновением к теплой коже и упругим мышцам. Я запрокинула голову, позволяя ему распробовать меня жадными поцелуями.
И все это время в моей голове не звучало никаких голосов. Я не слышала его мыслей, не ощущала его чувств. Я была наедине с самой собой, со своими ощущениями, и просто наслаждалась тем, что происходит с моим телом, без каких-либо помех. Это было потрясающе.
Наконец я улучила момент, сняла с него рубашку и уже собиралась приняться за брюки, а Роман стал целовать мои соски, и на какое-то время мы так запутались, что не могли двигаться. Я победила, и его брюки упали на пол. Но Роман быстро отыгрался и продолжил целовать мою грудь, стоя передо мной почти на коленях. Я провела руками по его волосам, обнимая его, пока его губы доставляли мне наслаждение всеми мыслимыми способами. В какой-то момент он поднял голову и посмотрел мне в глаза. В его взгляде я увидела желание… и кое-что еще.
Что-то, чего я совсем не ожидала увидеть. Что это? Любовь? Восхищение? Нежность? Точно не скажу, но в целом мне все стало ясно, и это сразу же отрезвило меня. Такого я не ожидала. Страсть — да. Примитивный инстинкт, заставляющий наброситься на меня и трахнуть, чтобы удовлетворить физические потребности. Долгое время я думала, будто нравлюсь ему, но он пытается возненавидеть меня. Но сейчас я поняла — все эти приятные моменты были совсем не случайны. За его сарказмом и язвительностью скрывались совсем иные чувства.
Роман все еще любит меня.
Теперь все понятно. Он делает это не потому, что ему нужно мое тело. Ему нужна я. Он не просто дал волю физическим инстинктам. Осознав это, я вдруг растерялась. А зачем делаю это я? Да, я хотела его, это правда, да, мы с ним стали намного ближе с тех пор, как он обосновался в Сиэтле. Ну а дальше? Не знаю. Слишком много всего: Мэдди, Симона, Сет… конечно Сет. Сет, от одной мысли о котором мое сердце начинало биться сильнее, даже сейчас, в объятиях другого мужчины. Внутри меня пульсировал клубок из растерянности, боли и отчаяния. Это всего лишь реакция на стресс, попытка заполнить пустоту в сердце и найти какое-то подобие успокоения. Я не могу ответить ему взаимностью, я не должна так с ним поступать. Я его недостойна.
Я оттолкнула его, вскочила на ноги и попятилась в сторону коридора, бормоча:
— Нет… прости. Прости, я не могу.
Он удивленно посмотрел на меня в полной растерянности. Неудивительно, если учесть, с каким пылом я отвечала на его поцелуи всего несколько секунд назад.
— Ты о чем? Что-то не так?
Я не знала, как объяснить ему, что со мной происходит. Я замотала головой и продолжала пятиться:
— Прости… прости меня… я не готова… Роман вскочил на ноги одним грациозным движением и сделал шаг ко мне:
— Джорджина…
Но я уже повернулась спиной, поспешила спрятаться в спальне и захлопнула за собой дверь. Не от злости, а от отчаянного желания держаться от него подальше. Я слышала, как он звал меня из коридора, и испугалась, вдруг он все равно войдет ко мне, хоть я и не отвечаю. Дверь не запиралась, да и замок вряд ли остановил бы его. Он еще несколько раз позвал меня по имени, а потом в коридоре стало тихо. Наверное, он вернулся в гостиную, решив отступиться и оставить меня в покое.
Я бросилась на кровать, сжимая в кулаках простыни и пытаясь не разрыдаться. Жуткое отчаяние, так часто мучившее меня, заполнило все. Это чувство так хорошо мне знакомо: словно старый друг, с которым не суждено расстаться. Все отношения — будь то с друзьями или с любовниками — всегда заканчивались катастрофой. Либо делала больно я, либо делали больно мне. Мне никогда не обрести покоя. Прислужникам ада нечего на это даже надеяться.
