Долина смерти (ЛП) - Халле Карина

Дженсен подходит к печи и наливает кофе в жестяные кружки, затем отвечает:

— Мы отправимся на северо-запад, в сторону Кедрового ручья. По прямой это пара миль, но из-за свежего снега идти будет труднее. Осмотрите все вокруг, поищите какие-нибудь зацепки, а потом возвращайтесь. Думаю, это займет почти весь день.

— Почему Кедровый ручей? — спрашиваю я, принимая кружку, стараясь не коснуться его пальцев. — Что там интересного?

— Просто предчувствие, — отвечает он, избегая смотреть мне в глаза.

Завтрак проходит быстро — растворимая овсянка и несколько кусочков вяленого мяса, запитые большим количеством кофе. В хижине постепенно становится теплее, по мере того, как разгорается огонь, но между нами все еще витает напряжение, словно мы не можем забыть о том, что произошло вчера.

Словно мы подсознательно готовимся к тому, что ситуация ухудшится.

Элай спокойно и быстро моет посуду, время от времени поглядывая на Дженсена с вопросительным выражением лица, но так и не решаясь спросить. Остальные собирают вещи. Я слежу за своей сумкой, она не должна выходить из поля зрения. Чем дольше я нахожусь здесь, в этом тесном пространстве с Дженсеном и его командой, тем больше вероятность, что я проколюсь. Я знаю, что могу оправдать наличие оружия тем, что я американка, но не хочу, чтобы они задавали мне лишние вопросы.

Дженсен снова сосредоточен только на работе, того уязвимого, нежного, грубого и отчаявшегося человека, каким он был прошлой ночью, как будто и не было. На его месте — суровый проводник, думающий только о предстоящем деле. Полагаю, мне следует оценить его преданность Лейни, даже если он делает это только потому, что я плачу ему все, что мне досталось в наследство.

— Оденьтесь потеплее, — говорит он, когда мы готовимся к выходу. — Там на возвышенности ветер пронизывает до костей.

Снаружи мир преобразился. Белое покрывало укрывает все вокруг — деревья, крышу хижины, лошадей, которые стоят в загоне и фыркают в знак приветствия. Небо над головой ярко-голубое, а солнце отражается от снега с ослепительной силой. Вокруг нас возвышаются горы, величественные и безразличные к человеческой драме, разворачивающейся в их тени.

Здесь невероятно красиво, свежий морозный воздух наполняет мои легкие, и все же в этой красоте чувствуется что-то зловещее. Словно это всего лишь иллюзия, а под ледяной поверхностью скрывается тьма и порок.

Лошади нервничают, пока мы их седлаем, вскидывая головы и косясь на тени, как будто и они чувствуют опасность, таящуюся в невидимом. Дюк особенно беспокоится, отходя в сторону, когда я приближаюсь с попоной.

— Спокойно, — шепчу я, поглаживая его по шее, как это делал Дженсен. — Что тебя напугало, мальчик?

— Животные чувствуют то, что недоступно нам, — говорит Элай, появляясь рядом со мной с уздечкой для Дюка. — Особенно лошади. Их системы очень чувствительны к энергиям.

— Энергиям?

Он смотрит на меня каким-то странным взглядом, не могу понять — словно предостерегает и оценивает одновременно.

— И не только. Знаешь ли ты, что сердцебиение твоей лошади может синхронизироваться с твоим? Поэтому они якобы чувствуют запах страха — чувствуют изменение энергии. Еще поэтому так эффективна иппотерапия. Мне кажется, вы с Дюком положительно влияете друг на друга. Может быть, тебе удастся его успокоить и убедить, что все в порядке.

Да, только я сама не уверена, что все будет в порядке.

Дорога к Кедровому ручью ведет нас по все более дикой местности. Тропа, едва заметная под толстым слоем снега, петляет между соснами и выходит на открытые горные хребты, где ветер вылепил из снега причудливые скульптуры. В некоторых местах сугробы такие глубокие, что лошади проваливаются по колено.

Примерно в середине дня мы поднимаемся на хребет, и перед нами открывается котловина, зажатая между горными склонами. По ее центру протекает замерзший ручей, который едва можно разглядеть под снегом.

— Кедровый ручей, — объявляет Дженсен, останавливая своего коня, чтобы дождаться остальных.

— Что-то я не вижу здесь никаких кедров, — ворчит Хэнк, подтягивая шарф на лицо, чтобы защититься от ветра.

— Они были высажены дальше по течению, — объясняет Элай. — В 1880-х здесь находилась шахта, в которой использовали пещеры. Пытались даже развести кедровый лес для добычи древесины.

— Ты что блять, энциклопедия? — злобно бросает Рэд.

— Элай не виноват, что ты в школе плохо учился, — резко отвечает Дженсен. Вроде бы шутка, но по лицу Рэда видно, что ему не до смеха.

Спускаясь в котловину, я осматриваю местность новым взглядом. В ФБР нас учили методично изучать все вокруг, мысленно разбивая местность на квадраты и тщательно осматривая каждый из них. Пора применить эти знания на практике. На первый взгляд все обычно — нетронутый снег, сосны и замерзший ручей, но я чувствую, как начинаю сосредотачиваться на деталях. Возможно, я не так уж сильно отличаюсь от опытного следопыта.

— Что именно мы ищем? — спрашивает Коул, озвучивая мой вопрос.

Дженсен не отвечает сразу, его взгляд прикован к дальнему краю котловины, где скалистый выступ торчит из снега, словно сломанные зубы.

— Все, что здесь не должно быть, — говорит он наконец. — Все… неестественное.

В этот момент Дюк внезапно вскидывает голову, уши насторожены, ноздри раздуваются.

— Ух ты, — бормочу я, крепче сжимая поводья, когда он нервно притоптывает. — Что случилось?

Дженсен уже сканирует линию деревьев, рука опускается к винтовке.

— Всем быть начеку.

— Медведь? — спрашивает Коул, тоже тянется к оружию.

— Возможно, хотя они должны быть в берлогах, — говорит Элай.

Тем временем Дженсен напряжен, его глаза сужены от яркого света, он выискивает что-то в тени между деревьями.

И тут я вижу это. Темное пятно на белоснежном фоне, метрах в ста впереди, там, где лощина сужается к ручью. Сперва кажется, что это просто земля или упавшее дерево. Но в очертаниях есть что-то…

Неживое.

— Дженсен, — тихо говорю я и киваю в ту сторону.

Он смотрит туда же, его лицо становится суровым.

— Оставайтесь здесь, — приказывает он и направляет Джеопарди вперед.

— Ну уж нет, — бормочу я себе под нос, подталкивая Дюка, хоть он и упирается.

Когда мы подъезжаем ближе, темное пятно превращается в нечто, от чего меня мутит. Это олень — точнее, то, что от него осталось — разложенный на снегу с пугающей аккуратностью. Его расчленили и разложили в виде примитивной звезды или солнечного диска. Снег вокруг залит кровью, она кажется неестественно яркой на фоне белого.

— Господи, — выдыхает Хэнк за моей спиной, он тоже не послушал Дженсена.

Дженсен слезает с коня и осторожно, как человек, знающий, что делает, приближается к жуткой находке. Я тоже спешиваюсь, привязываю Дюка к тонкой березке. Рука машинально тянется к кобуре, но оружия нет, оно в хижине. Замираю, смотрю, не заметил ли кто-нибудь.

И вижу взгляд Рэда.

Уголок его губ приподнимается в ухмылке.

Вот черт.

— Ничего не трогайте, — предупреждает Дженсен, я отвожу взгляд от Рэда, надеюсь, он ничего не заметил. — Пока не поймем, что это.

— И так все ясно, — говорит Коул, но остается в седле. — Просто какой-то больной ублюдок развлекается.

Но я приседаю рядом с разложенными останками и начинаю замечать детали, которые не укладываются в простую версию Коула. Порезы слишком ровные, слишком чистые для ножа или топора. Крови почти нет, хотя животное расчленили, значит, его убили где-то в другом месте и принесли сюда, специально разложили, но следов крови нигде нет.

— Это не случайность, — говорю я, встречаясь взглядом с Дженсеном над тушей. — И это не работа больного ублюдка.

— Нет, — тихо соглашается он. — Это послание.

— Послание кому? — спрашивает Рэд, держась на расстоянии от жуткого зрелища.

— Нам, — говорит Элай неестественно спокойным голосом.

— Кто-то следил за нами, — говорит Дженсен. — Шел по нашему следу.