Огонь в его ярости (ЛП) - Диксон Руби

Она все еще лежит подо мной, ее пальцы сжимаются на кровати, и ее тело почти не поддается этому. Когда я проталкиваюсь внутрь, ощущаю слабый запах крови, и я останавливаюсь, тяжело дыша, страстно желая освободиться.

— Ээм. — Я делаю тебе больно? Я причиняю тебе боль?

Однако она не может слышать моих мыслей, и я рычу от разочарования. Я начинаю вырываться, потому что, если это неправильно, я не буду этого делать.

Ээм хнычет подо мной, и когда я встречаюсь с ней взглядом, она качает головой. Она прикусывает губу и бросает на меня умоляющий взгляд, затем протягивает руку назад, чтобы погладить меня по бедру. Она говорит мне продолжать. Что она хочет большего. Из моего горла вырывается стон. Был ли хоть один мужчина когда-нибудь так удачлив? Я чувствую запах крови не потому, что причиняю ей вред, а потому, что это ее первый раз.

Никто не будет обладать ею так, как я. Эта мысль наполняет меня собственническим торжеством. Моя пара. Моя. Я напеваю ей, давая понять, что она со мной, и кладу одну руку ей на бедро, а другую запускаю в волосы. Она привязана ко мне, и когда она снова закрывает глаза, я знаю, что это не потому, что она боится или хочет убежать… она позволяет ощущениям овладевать ею. Она потеряна для удовольствия. Я хочу последовать за ней в эту мучительную темноту, полностью раствориться в ней, но я должен быть осторожен. Ее удовольствие не может превратиться в боль.

Я мысленно обращаюсь к ней, но связи пока нет. Сначала я должен отдать ей должное, но в своем нетерпении я все равно пытаюсь.

Я с легкостью проникаю в ее тугой канал, изгибая бедра и поглаживая ее кожу. Она очень неподвижна подо мной, лишь изредка вздыхая, чтобы дать мне понять, что она очень хорошо осведомлена о моих движениях. Я ввожу свой член наполовину, а затем нежно вхожу в нее. Ээм делает глубокий вдох, ее глаза распахиваются. Она оглядывается на меня, ее губы приоткрыты в изумлении.

Я не могу сдержать рычания, которое вырывается из моего горла. Моя пара. Наконец-то я заявляю на нее права. Я снова погружаюсь в нее, проникая глубже, наблюдая за ее реакцией. Она ахает, когда я вхожу в нее, ее пальцы судорожно сжимают кровать. Я замираю, и она двигает бедрами, тихо постанывая.

— Эээ, — бормочу я, сохраняя неподвижность собственного тела, когда наклоняюсь вперед и провожу рукой вверх и вниз по ее нежному позвоночнику, лаская ее. Я не тороплюсь ради тебя, — говорю я ей про себя. — Я доставлю тебе огромное удовольствие. Будь терпелива, моя нежная пара.

Она стонет, содрогаясь, и ее бедра прижимаются к моему члену, безмолвно требуя большего. Ах, моя милая, жадная пара. Зарычав, я позволяю одной руке скользнуть под ее живот и найти крошечный бугорок на вершине ее киски, лаская его, чтобы посмотреть, как она отреагирует.

Моя пара издает пронзительный вскрик и двигает бедрами, принимая меня глубже. Довольный, я продолжаю прижимать палец к ее комочку нервов внутри, даже когда медленно двигаю бедрами вперед, снова входя в нее. С каждым движением ее восхитительно тугое влагалище засасывает меня немного глубже, пока, наконец, я полностью не оказываюсь внутри нее. Она издает хнычущие звуки и неистово извивается под моими прикосновениями. Я замечаю, что движения ее бедер заставляют ее тереться о мой палец, и я дразню ее бугорок, наслаждаясь громким криком, который она издает, когда я это делаю.

Больше не стесняйся, моя пара.

Довольный ее восторженным откликом, я погружаю свой член глубоко в нее, сильно толкаясь. Это первый полный толчок в гостеприимное тело моей половинки, и когда я полностью вхожу, я закрываю глаза от невероятных ощущений. Ничто никогда не было так приятно, как тугое влагалище Ээм, дрожащее и сжимающееся вокруг моего члена. Я снова прижимаюсь к ней, и она вздрагивает. Несмотря на то, что я должен сдерживать себя, быть осторожным, чтобы не подойти слишком близко к краю, я не могу удержаться и вонзаюсь в нее, сильно, снова и снова. Это как болезнь внутри меня, потребность обладать ее телом, потребность заявить на нее права, заклеймить ее как мою. С каждым толчком моего члена в нее она вскрикивает, и ее влагалище сжимается вокруг меня в ответ.

Я чувствую, как растет давление в моем теле, чувствую, как по позвоночнику пробегает рябь, и знаю, что я опасно близок к тому, чтобы выплеснуться. Это плотное объятие ее жара, тихие крики, которые она издает, то, как она извивается, когда я тру ее бугорок — все это съедает мою решимость, пока я не превращаюсь в безмозглое существо, вонзающееся в ее тело, ищущее край.

Но я пока не могу кончить. Не тогда, когда я должен сначала отдать ей свой огонь. Если я хочу заявить на нее права, я должен дать ей укус, который объединит наши души… или я должен излить свое семя ей на спину, что является серьезнейшим оскорблением для женщины.

Я никогда не поступлю с ней так. Одна только мысль об этом заставляет мое тело сжиматься, моя решимость возвращается. Она моя, и я ждал достаточно долго, чтобы заявить на нее права. Я толкаюсь глубоко, пронзая ее своим членом, и когда оказываюсь в глубине ее жара, кладу руки ей на талию.

— Эээ, — бормочу я, умоляя ее посмотреть на меня.

Она стонет, прижимаясь ко мне своей прелестной попкой, заставляя меня стиснуть зубы от неудовлетворенной потребности. Пока нет, — напоминаю я себе. — Сначала ты должен заявить права на ее сладость. Я поднимаю ее с кровати, держа свой член глубоко внутри нее, и приподнимаю ее назад, пока она не оказывается на коленях, оседлав мои колени, прижавшись спиной к моей груди. Я обнимаю ее одной рукой, крепко прижимая к себе. Ее груди щекочут мое предплечье, но я осторожен, чтобы не поранить ее своими шипами, когда нежно обхватываю ее за шею, прижимая к себе.

— Ээм, — повторяю я и облизываю ее горло.

Она стонет и снова произносит это слово. Сэм. Этот звук, который не является моим именем.

Пришло время. Мои клыки покалывает, наполняясь ядом, который привяжет ее ко мне. Я провожу своими затупленными когтями по ее горлу и снова облизываю ее кожу, и когда она дрожит, снова покачивая бедрами напротив моего члена, я наклоняюсь и вонзаю зубы в нежную плоть ее горла.

Моя самка издает сдавленный вздох, все ее тело дрожит, а затем замирает. Я глажу ее, скользя свободной рукой между ее бедер, чтобы поиграть с бугорком, намереваясь, чтобы она восприняла это как удовольствие, а не как боль, которую я ей причиняю. Я чувствую, как ее влагалище туго сжимается вокруг моего члена, и она дрожит в моих объятиях, когда я позволяю огню перейти с моих клыков в ее кровь. Это приведет ее температуру в соответствие с моей, свяжет наши умы и души навсегда и даст ей возможность принять мое семя… и рожать моих детенышей. Это величайшая из почестей, которую можно оказать женщине, и все же… Я думаю, ей это не нравится. Ее тело стало очень неподвижным, и даже мое прикосновение к ее клитору не приносит ей удовольствия.

Так не пойдет.

Я низко рычу ей в горло, продолжая погружать в нее свои клыки. Я покачиваю бедрами, входя в ее влагалище, одновременно дразня ее комочек нервов. Она тихонько вскрикивает, и ее твердые соски трутся о мою руку. Я продолжаю двигаться, а потом замираю в ожидании. Я испытываю удовлетворение, когда она кладет одну руку мне на бедро и впивается в него ногтями, шепча что-то настойчивое. Мне не нужно понимать ее язык, чтобы знать, что она хочет, чтобы я продолжал.

Я делаю это, вонзаясь в нее со всей силой, на какую только способен, мои зубы вонзаются глубоко. Я заперт в ней, даже когда сила вытекает из меня и переходит в нее. Я чувствую, как сам мой дух теряет силу, когда я привязываю ее к себе, и мне требуется вся моя концентрация, чтобы не излиться в нее, когда я трахаю ее тугое влагалище. Сначала весь мой огонь должен быть передан; если я причиню ей боль, пролив его раньше времени, я буду недостоин быть ее супругом.

Это так, как будто мое тело может чувствовать мои потребности. С последним рывком я чувствую, как последние капли моего огня проникают в нее, и я освобождаю ее горло от своих клыков, облизывая кожу, чтобы залечить рану. Я прижимаю два пальца к ее бугорку, сильно потирая его, одновременно входя в нее, и она выгибается дугой, ее спина прогибается, когда по ней прокатывается волна очередного оргазма. Ее влагалище сжимает меня крепче, чем кулак, и тогда это уже слишком.