Ткань наших душ (ЛП) - Моронова К. М.

— Разве там не нужно бронировать столик?

Ее губы кривятся.

— Да.

— А что, если бы я не захотел поехать с тобой сегодня вечером?

Она пожимает плечами.

— Я бы нашла кого-то другого, кто бы поехал со мной. Не то, чтобы я не могла найти кого-то, кто бы заинтересовался мной. Я обвела вокруг пальца половину мужчин в «Харлоу».

Она как гребаная змея.

Бросаю на нее многозначительный взгляд.

— Ага, потому что это то, чем можно гордиться, — огрызаюсь я.

Она хмурится на меня, возвращая руку на свои колени, и молчит, пока мы едем по длинной дороге, ведущей прочь от поместья.

В ближайшие дни деревья потеряют всю свою листву. Хэллоуин не за горами, а Осенний фестиваль состоится в следующие выходные. Интересно, любит ли Уинн такие вещи, как тыквы и горячий шоколад, уютные одеяла и полуночные танцы под луной. Конечно, да. У нее осенняя душа.

— Уинн действительно тебя укусила?

Вырванный из своих мечтаний, я вздыхаю.

— Это тебе Лэнстон сказал? — Елина кивает и смотрит на мою руку, будто хочет, чтобы я показал ей рану. — Да, она это сделала.

Она смотрит в окно и скрещивает руки.

— Ты должен был донести на нее. Мы не можем держать таких сумасшедших, как она, в нашем реабилитационном центре…не после прошлого раза.

Я сжимаю челюсть и поворачиваю голову к ней.

— Заткнись, Елина. Я не хочу об этом говорить.

Она надувает губы и пытается придвинуться ближе ко мне, касаясь моей руки, будто пытаясь успокоить. Я стряхиваю руку, но она лишь крепче сжимает ее.

— Ты должен поговорить об этом, Лиам. Ты уже не тот, что раньше, с тех пор как вернулся в больницу.

Она берет меня под руку. Все мое тело переполнено волнением. Мое сердце колотится от травматических воспоминаний, которые она не хочет оставить в покое, а машина едет слишком быстро.

Я бросаю взгляд на спидометр. 100 миль в час. Блять.

Нажимаю на тормоза, и шины скрипят, когда машина резко останавливается. Елина кричит и хватается за дверную ручку, словно если она этого не сделает, то вылетит через лобовое стекло.

— Что ты, черт возьми, делаешь?! — кричит она и отстегивает ремень безопасности. Выходит, хлопает дверью с такой силой, что я пугаюсь.

Мои руки дрожат на руле. Я жму на газ. Мне нужно убраться подальше от нее, черт возьми. Мне нужна боль, чтобы чувствовать и думать о чем-то другом, кроме нее. О чем угодно, только не о тупом, темном взгляде Уинн, который говорит мне, что она хочет умереть.

Я отъезжаю, и на Елину летит гравий.

Смотрю в зеркало заднего вида, как она топает и бросает сумочку на землю.

Мне плевать. Она может устраивать истерики, сколько захочет. Мне все равно.

Я думаю не о ней.

Солнце садится, и далекие лесные пожары окрашивают осеннее небо в ярко-красный цвет ярости. Я хочу быть таким же разъяренным. На что угодно. Я хочу быть таким же живым, как тогда, когда Уинн впилась зубами в мою руку, и у меня было столько эмоций, что я не был уверен, что я вообще чувствую.

Я еду в Бейкерсвилль. Фонарные столбы светятся оранжевым цветом, а жители уже начинают готовиться к празднованиям. Тюки с сеном украшены тыквами и листьями. Вдоль главной улицы стоят кукурузные стебли и чучела, а под ними — номера участников соревнований.

Когда проезжаю, люди поднимают глаза и пялятся на мою машину, на меня. Я просто хочу быть невидимым сейчас. Не хочу, чтобы меня кто-то видел. Разве я так много прошу? Я стараюсь как можно больше пригибаться, пока не доезжаю до окраины города.

Здесь есть несколько домов, но кроме этого, довольно пусто.

Еду по длинной извилистой дороге к смотровой площадке и останавливаюсь в центре пустой парковки.

Моя машина стоит на холостом ходу, а я смотрю на маленький городок, наполненный людьми, которые, вероятно, не знают, что «Святилище Харлоу» находится всего в нескольких милях за его стенами. Бросаю взгляд на огромную долину и пытаюсь сосчитать до десяти, как нас учат наши консультанты.

Я стараюсь думать о вещах, которые приносят мне облегчение, а не о том, чтобы резать себя.

Но напряжение невыносимо.

С ноября прошлого года у меня в бардачке лежит охотничий нож. Он принадлежал моему старшему брату Нилу. Я кручу нож в руках. Черная сталь чистая и острая. Пот стекает по лбу, когда я снова и снова убеждаю себя не делать этого.

Уинн обидится на меня?

Раздается резкий стук в пассажирскую дверь.

Когда я поднимаю голову, чтобы увидеть, кто здесь, блять, так поздно ночью, у меня холодеет в костях.

Его улыбка кривая и слишком знакомая. Мои шрамы жгут, а дыхание перехватывает в легких.

Его глаза такие же голубые, как и мои, но измененные, злые.

Мне никогда не убежать от него.

XXI

Уинн

Когда я спускаюсь по каменной дорожке, ведущей через поле, Лэнстон уже ждет меня возле теплицы.

Он прислонился к стеклянной двери, курит сигарету, низко надвинув бейсболку, будто боится, что кто-то увидит его здесь.

— Ты рано.

Пепел его сигареты падает, когда он поднимает голову. Слабо улыбается.

— Как и ты. — Он выглядит нервным, когда бросает ее и растаптывает. — Пойдем, я не хочу, чтобы нас здесь кто-то видел, — шепчет он, открывая дверь оранжереи и машет мне рукой.

— Почему ты так странно себя ведешь? Комендантский час только в десять.

И даже тогда никто его не соблюдает. Я обхватываю себя руками и захожу внутрь. Теплица пуста, видимо, в фитотерапию здесь никто не верит. Очень жаль. Это такое замечательное здание с огромным потенциалом.

Лэнстон хватает меня за руку и ведет в заднюю часть теплицы.

Здесь тускло, поэтому ему приходится включить фонарик на телефоне, когда мы доходим туда. Нас ждет одинокая дверь.

— Лэнстон… куда ты меня ведешь?

Я беспокойно переминаюсь с ноги на ногу. Мы в нескольких сотнях футов от поместья, и если на улице никого нет, то я не думаю, что кто-то сможет нас услышать, если что-то случится.

Он смотрит на меня с раздраженным выражением лица, в котором нет ни агрессии, ни опасности.

— Туда, где ты поймешь то, что я тебе сейчас скажу.

Я сглатываю комок в горле. Лэнстон — мой друг, я ему доверяю.

Он открывает дверь и включает свет. Я иду за ним, и он закрывает ее.

Мышцы моего желудка спазмируют.

Комната небольшая, возможно, ее использовали как кладовку. В центре пола есть сток, и цемент вокруг него заляпан кровью.

Я охаю и инстинктивно отступаю назад к двери. Лэнстон мягко хватает меня за руки.

— Я знаю. Это ужасно…Ты хочешь знать о Кросби, да? — Он закрывает глаза и делает долгий вдох. — Ты готова слушать?

Я колеблюсь. Я не выдерживаю вида крови. Это похоже на фильм ужасов с рейтингом Х. С каждой секундой чувствую, что начинаю терять сознание. Но я должна знать.

Киваю.

Лэнстон крепко держит меня за руку, его ладонь потная и горячая.

— Я не знал, что Кросби собирается использовать это пространство для чего-то настолько ужасного. Он сказал мне, что хочет найти место, где мы все сможем спрятаться и сбежать на некоторое время, если нам это будет нужно. — Он делает паузу и опускает глаза на засохшую кровь на полу. — Поэтому когда он спросил, знаю ли я такое место, не придал этому значения. Я сказал ему.

— Кросби был старым соседом Лиама по комнате, да? — Мой желудок скручивается в узел, и меня вот-вот вырвет. Если все идет к тому, о чем я думаю… Не знаю, стоило ли вообще об этом спрашивать.

Лэнстон кивает. Его взгляд тяжелый и мрачный, наполненный бессонными ночами и сожалением.

— Да. Несколько месяцев, вообще-то. Сначала все казалось хорошо, но потом порезы Лиама становились все хуже. Он вел себя не так, как раньше. Каждый раз, когда я спрашивал, все ли с ним в порядке, он улыбался и кивал головой… Он никогда не говорил, что с ним на самом деле происходит.

На глаза Лэнстона наворачиваются слезы. Он наклоняет голову, чтобы спрятаться под бейсболкой.

— Ты имеешь в виду, что он приводил Лиама… сюда? — Я затыкаю рот и прижимаюсь спиной к холодной кирпичной стене.