Затерянные во времени (СИ) - Ветер Морвейн "Lady Morvein"
Инэрис смутно помнила, что раньше было иначе, но прошлое казалось сном. А Дезмонд был реальным и живым – прикоснись и потрогай, если не боишься обжечься.
Инэрис не боялась. Она протянула руку и коснулась обнажённого плеча - и тут же задохнулась, в самом деле ощутив эту силу, пульсирующую и реальную, куда более реальную, чем весь остальной мир.
Сердце гулко застучало, отбивая чуждый ему ритм, а Дезмонд шевельнулся, будто просыпаясь, но лишь нахмурился. Губы его шевелились и шептали что-то во сне.
Инэрис наклонилась, словно заворожённая, и прислушалась, пытаясь разобрать.
Губы Дезмонда двигались, произнося слова на языке, которого не помнил никто из людей. Отрывочные, лишённые смысла - но для Инэрис более понятные, чем любые другие слова:
- Огонь… Огонь… Огонь… Они не могут взорвать звезду…. Они не могут… Их… не может быть… так… много…
Мгновенно, повинуясь внезапному и непреодолимому порыву, Инэрис шмыгнула под одеяло и обняла Дезмонда со спины. Погладила по мускулистому плечу и коснулась самого его уголка губами.
Рука Инэрис скользнула под локоть Дезмонда, обнимая его за живот, и Дезмонд тут же стиснул её, прижимая к себе ещё плотней.
Инэрис прижалась к нему всем телом и наклонилась, вглядываясь в движение губ. Дезмонд затих. Только собственное сердце Инэрис продолжало колотиться как бешеное. Она прижалась к спине Дезмонда щекой. Нужно было подумать, попытаться осознать то, что было почти очевидно, но Инэрис не хотела. Она просто прислонилась к лопатке Дезмонда щекой и уснула.
Глава 15. Паром
Наутро дождь немного затих. Инэрис поднялась первой и отправилась искать лодку, так что, когда Дезмонд проснулся, её рядом уже не было.
Инэрис нужно было время. Время и одиночество, чтобы собрать прорвавшуюся, как разрубленный клинком плащ, картину мира, и составить её обратно.
То, что Дезмонд не был человеком, теперь было очевидно целиком. И от этого неожиданно стало легче. Это объясняло всё то, что происходило с Инэрис – она просто ощутила близость этой древней силы, по которой так долго скучала.
Теперь она понимала, что это чувство преследовало её с самого начала – ещё с той секунды, когда Дезмонд коснулся её в первый раз. Рядом с Дезмондом она была будто дома. Но этот дом был иллюзорным, и Инэрис слишком отчётливо понимала, что поддаваться слабости нельзя.
Она уже поверила Анрэю. С тех пор, как Орден истребил всех, кого Инэрис повела за собой, она не переставала думать о том, могла ли что-то изменить. Однако, сколько бы она ни искала выходы, по всему выходило, что гибель Авалона была неизбежна. Орден был стихией. Она была человеком. Одним. От этого вина её не становилась меньше. Чаша, стоящая в глубине её души, была почти заполнена – новыми жертвами её амбиций и её веры в то, чего не могло быть.
Теперь Инэрис знала точно одно – никого больше она не должна подпускать к себе настолько близко, чтобы тот мог пасть жертвой этих амбиций. Одной было проще – ей был открыт весь мир, и всё, что она делала могло бы навредить только ей. И одной было бессмысленней – потому что она не знала, что делать, не знала, как жить, не соотнося свои поступки с кодексом и общим благом.
Дезмонд пытался проникнуть в её мир. Он делал это настолько откровенно, что Инэрис оставалось лишь задаваться вопросом – зачем он тянет? Если всё уже ясно им двоим. Дезмонд просто ворвался в её жизнь и заявил своё право быть рядом, отказавшись доказывать что-то или объяснять. И самым страшным было то, что Инэрис начинала верить. Верить в то, что Дезмонд в самом деле может на этом месте быть. В то, что Дезмонда никогда не настигнет судьба Дерека или других, кто был с ней. Инэрис не знала, как объяснить эту веру. Она просто была в ней. Каждую секунду, когда она смотрела Дезмонду в глаза. Она делала бессмысленными любые попытки объяснить происходящее между ними.
Дезмонд был бессмертным.
Этот факт обрушился на разум Инэрис как поток ледяной воды. От этого хотелось улыбаться, попросту прижаться к нему и обнять, – но Инэрис напоминала себе, что нужно сохранять осторожность. Достаточно было уже ошибок и промахов, которые она не могла себе простить. И Инэрис решила не торопиться. Попытаться выяснить для начала, кто же всё-таки Дезмонд такой.
Разумеется, осторожность не исключала секс. Просто так, между делом.
Вернулась Инэрис незадолго до полудня. Дождь всё ещё лил, а Дезмонд стоял у окна мрачный как чёрт.
- Я думал, ты меня бросила, - сообщил он, поворачиваясь к двери.
Инэрис подошла к нему вплотную, так чтобы чувствовать жар тела, и улыбнулась.
- Я искала нам лодку.
Дезмонд не двигался. Инэрис отчётливо видела, как расширились его зрачки. Подумав, она приблизилась ещё чуть-чуть и переспросила в самые губы Дезмонда тихим, вкрадчивым голосом:
- Ты меня слышишь?
- Да.
Инэрис чувствовала собственным животом, что оказавшийся прижатым к ней Дезмонд не слышит сейчас ничего.
Дезмонд вообще плохо соображал с самого утра.
Проснувшись и не обнаружив Инэрис рядом, он в самом деле решил, что та сбежала, смутившись своей вчерашней неудачей. От этой мысли стало почему-то тоскливо. Будто выхватили из рук едва надкушенный фрукт.
Дезмонд подумал про себя, что обязательно отыщет беглянку, едва закончит задание. Почему бы и нет? Ведь всегда можно сказать, что она просто талантливая молодая адептка.
От этой мысли в груди заныло, потому что она подвела к следующей. Дело было не в том, стала бы Иарлэйн адепткой или нет. Дезмонд не слишком сомневался в том, что найдет способ уговорить её полететь с ним. Дело было в том, что Иарлэйн была смертной. Дезмонд достаточно уже видел, как умирали его братья по ордену – они были как мотыльки. И как бы ни хотелось, привязываться к ним было нельзя.
Много раз он заговаривал с Аэцием об эликсире, о том, что должен быть способ восстановить утраченную формулу, но тот всегда отвечал однозначным нет. Почему – Дезмонд не знал. Зато он знал кое-что ещё – те четверо, которых он видел с Ренгаром, так же были бессмертны. А значит, были и другие способы обрести бессмертие.
Дойдя до этой мысли, Дезмонд улыбнулся и на секунду сам удивился тому, как далеко зашли его планы. Инэрис ещё не сказала «да». Если подумать, Инэрис не сказала ещё «да» ни разу. Даже если Дезмонд просто спрашивал, принести ли дичь.
Эту мысль он, впрочем, сразу же отогнал как неконструктивную и стал думать о том, что делать дальше.
Получалось плохо. Мысли постоянно возвращались к Инэрис. К её узким плечам и белой коже – такой, какой Дезмонд не видел много лет.
На этих мыслях его и прервал хлопок двери. А затем на пороге появилась Инэрис, и Дезмонд обнаружил, что просто стоит и глупо улыбается, глядя на неё. Инэрис была красива. Теперь Дезмонд видел это даже сквозь грубую ткань плаща, лишь подчёркивавшую стройный стан и узкие бёдра. В ней было что-то волшебное, что-то неземное, что и вызывало у Дезмонда эту глупую улыбку.
А потом Инэрис подошла вплотную, и думать стало совсем сложно. Если до этого в голове у Дезмонда бесконечно крутилась картинка, на которой Инэрис в одном только полотенце, прикрывшем грудь и бёдра, наклоняется, чуть выставив вперёд одну ногу, а затем быстрым движением отбрасывает мокрые волосы назад, то теперь Дезмонд почти физически ощущал, как касается её тонких, но перевитых узелками крепких мышц рук. Жажда ощутить их на ощупь была настолько велика, что Дезмонд не только пропустил второй вопрос, но и, поймав Инэрис за талию, прижал плотно к себе.
На губах Инэрис играла улыбка. Жадная и торжествующая одновременно. И именно эта улыбка в миг отрезвила Дезмонда, заставив почувствовать себя обманутым.
- Прости, - сказал он и убрал руку.
Инэрис и не думала отстраняться. Будто ждала, когда Дезмонд передумает. Однако магия момента ушла, и Дезмонд уже не собирался продолжать. Он отошёл чуть в сторону, избегая контакта, и прислонился спиной к стене.