Александра Черчень - Догнать мечту
- Не подумал, - кивнул фейри, все также не сводя взгляда с девушки, которая в этот миг расставляла тарелки на другом конце зала. - Учту. Сменю линию поведения.
- Тайлин, ты что? - осторожно спросил Олли, который уже не был столь веселый, а с опасением смотрел на фейри. - Не первый раз девушки сразу отказывают. Тем более начал ты, и правда, очень уж нагло.
- А я не знаю, - пожал плечами дивный, с усилием переводя взгляд на нас. - Просто что-то... не важно.
Мы с интересом смотрели на музыканта.
- Кстати, - начал Златогривый. - Раз уж ты начал, то позволь полюбопытствовать с какой стороны мне горя ждать... Черное солнце... Дроу что-ли?
- Не знаю, - безмятежно ответил он. - Все что знал, я тебе спел.
- Ну ты и...
- Не оскорбляй, - в голосе фейри было не только веселье, но и предупреждающие нотки.
Судя по тому, что Сэйн замолк, их услышала не только я.
- А теперь мне пора, - дедушка махнул рукой и вернулся на сцену, где уже стояли его музыканты.
Концерт продолжился.
- Я рад, что вы еще с нами, - тихо сказал солист, примерно через час. - Сейчас я вам хочу рассказать одну историю... Возможно даже сказку, ибо за давностью лет ее былью считать, наверное, и нельзя... - он встал, отложил классическую гитару и взял немного иную. Нетипичную, чуждую. Сел обратно и минуту невидяще смотрел поверх голов, перебирая струны, которые отзывались тихим звоном. - Страшная сказка. Непростительно страшная.
А потом.. Потом было погружение. Мелодия с первых аккордов затронула что-то внутри. Стихи же отозвались почти физической болью. И не моей. Совсем не моей. Да и погружалась не я.
А я уже не видела зал. Не видела музыкантов не сцене. Передо мной был Анли-Гиссар и его господин. Зал Безумия, который сейчас сводил с ума одним своим видом. И Спящий... С каменным лицом, пустыми фиолетовыми глазами, зависший в воздухе. Пространство вокруг него трепетало и искривлялось, становясь глянцевым зеркалом. В нем мелькали неясные тени, которые застилались потоком сверкающих искр, и зал на миг становился таком, каким я его помнила. Но потом своды снова становились прозрачными, и я видела.
Лаборатории с учеными в белых масках, капсула с обнаженным черноволосым юношей. Потом вспышка и таких капсул длинная шеренга. Что-то подсказывало, что их там сотня. Не больше - не меньше.
Следующая картинка это строй. Солдат. В одинаковой серой форме, без каких-либо знаков отличия, с одинаковым отсутствующим выражениям лиц. Мельком заметила Арвиля и Шеридана, которые стояли рядом.
Сквозь видения и эмоции, что сейчас захлестывали с головой, отголосками слышала слова.
И видения-видения-видения. Плачущая хвостатая девушка с кинжалом в руках, стоящая на коленях возле испуганного черноволосого фейри. Горящий нестерпимо ярким светом ошейник на ее шее. И команда Убей. Выскользнувшая из дрожащих пальцев сталь, и она скрючивается на полу, тихо воя от боли, которую причиняет сияющий ошейник. Приступ заканчивается, нож опять в руках, опять бесстрастная команда. Но рядом с ней оказывается оскалившийся Арвиль. Он выхватывает из рук хейлары оружие и быстро перерезает горло жертве. Разворачивается с рыком Довольны?
Но вводят нового пленника, девочке возвращают окровавленный нож и команда повторяется. Убей.
Ошейник Ара наливается алым светом, и он оседает на колени, скривившись от боли под безликий голос Команды не было.
Мне страшно никогда так не будет уже,
Я - раненное сердце на рваной душе.
Изломаная жизнь - бесполезный сюжет.
Я так хочу забыть свою смерть в паранже.
Кукрыниксы - Звезда
И я плакала. Плакала уже я. На лице Спящего не было ни тени эмоций.
Хотя тогда, когда их учили убивать детей, у Ара была почти истерика. После первого раза.
Потом была бойня. Когда обезумевший хейлар не реагируя на ошейник, хотя он светился почти ослепительно, перебил весь рабочий состав учителей.
В результате Сотника заковали еще и в браслеты. Этого хватило.
Но не убили... Ценный ресурс.
Я видела, как держали совсем молодого Тайлин, который кричал, что так нельзя и на такое он не подряжался.
Как говорили, что зря оставили в живых молодого видящего. Они оказались правы... Он потом освободил всех пленников. За ним отправили хейларов, но они его не нашли.
И эксперименты. На что они способны. Что будет, если отравить, как долго может держаться в воздухе с перебитым крылом. Или что готовы сделать ради жизней немногочисленных детей их расы.
А ради своих детей они были готовы на все. Убивать, пытать и ненавидеть себя после этого.
Потом просто бои. Воздушные и наземные. Но совсем недолго. Ведь они так и не дошли до войны... Подготовка оказалась напрасна.
И их отпустили... По настоянию нескольких фейри, которые за эти века добились положения, даровали им иллюзию свободы.
Был построен город. Была надежда на жизнь. Нормальную жизнь. Они так хотели этому научиться.
Но драконы снова сцепились. И ошейники вновь засветились, призывая рабов на бойню.
И вот, стоя друг напротив друга и осознавая, что тут и закончится недолгая история его несчастного народа, Арвиль порвал браслеты. Добрался до Кристалла и на какое-то время с них пали узы контроля. Но ненависть оказалась слишком сильна. Вместо того, чтобы уйти, накинулись на тех, кто их ломал в свое время. А потом кровавое безумие застилало глаза и уже не разбирали где чужие, а где свои.
К тому времени, когда драконы все же наладили связи в Кристалле, тот, которого потом назовут Спящим, был этому почти рад.
В тускнеющем отражении я видела, как на окровавленной пустоши, где сейчас даже скалы были багровыми, на землю оседают хейлары.
И чередой последних картинок - несколько залов со спящими в нишах воинами, которые постепенно погружались в камень. Идущий по Водному Пути Арвиль в окружении своих десятников и следом группа фейри и драконов, которые должны проследить за тем, чтобы оружие уснуло.
Небольшой зал, где остаются десятники и отдельная камера для самого опасного. Сотника.
Последнее, что видела, это то, как закрываются фиолетовые глаза, а тело мужчины погружается в камень как в воду.
Музыка стихла. Я проснулась.
Арвиль исчез практически сразу. В голове не было даже намека на присутствие Спящего. Впрочем, я его понимаю. Я опять неожиданно прошла в его разум. Притом тогда, когда это было ... запретно. Увидела то, что было слишком личным. То, что никто и никогда не должен был узнать.
Эта песня была последней. Затем последовали овации. Поначалу едва слышные, потому что даже когда включили свет, люди сидели с застывшим взглядом. Когда оцепенение прошло, аплодисменты стали почти оглушительными.
