Ткань наших душ (ЛП) - Моронова К. М.
— Осторожно, если прольешь, обожжешь руку. — Ворчит он.
Сейчас восемь утра, и никто не просил его приходить сюда так рано. Тем не менее, то, что он выделил для меня это время, многое значит. Даже если он разбудил меня и без предупреждения распахнул шторы, едва не заслепив меня.
Брат достает свой ноутбук и начинает щелкать на нем. Его босс разрешает ему работать из дома большинство дней, так что покинуть Колорадо и улететь в Монтану для него не составило труда. Иногда мне кажется, что Джеймсу действительно нравится работать, путешествовать и носить костюмы, даже если единственные люди, которых он сегодня увидит, — это я и персонал больницы.
Но я все ещё чувствую себя ужасно из-за этого. Очевидно, что все должно было закончиться не так. Я надеялась, что меня не будет здесь.
И все же мне жаль мою соседку по комнате, которая теперь отказывается со мной разговаривать, и моего брата за то, что ему приходится иметь дело со взрослой младшей сестрой.
Кофе невкусный, но, когда я отпиваю глоток горячей жидкости, моя душа понемногу оживает. Некоторое время наблюдаю, как Джеймс печатает, скучая по собственному ноутбуку и гадая, над чем я работала в ту ночь, когда решила умереть. Имеет ли это значение? Я все еще не уверена.
Очевидно, что я не вернусь к той жизни. Реабилитационный центр для меня теперь на первом месте.
Перевожу взгляд на тумбочку, рядом с лампой лежит черное кольцо. Странно, вчера его там точно не было. Я ставлю бумажный стаканчик и беру кольцо. Оно холодное и матовое, ничего особенного, никаких гравировок или знаков.
Это напоминает мне о том, что моя мама оставляла мне на тумбочке, когда я была маленькой.
Она привозила мне кристаллы из своих рабочих поездок. Воспоминания о ее рассказах и кристаллах захватывают меня на несколько мгновений, прежде чем темное и надвигающееся присутствие забирает их прочь. Моя мать была гневливой, жестокой женщиной.
В школе от меня ожидали, что я буду вроде вундеркинда. Возможно, именно тогда я впервые заболела. Я обдумываю эту мысль, проводя большим пальцем по гладкому краю кольца.
— Ты принес это? — Спрашиваю я, протягивая черное кольцо Джеймсу.
Он поднимает глаза на короткую секунду, затем качает головой и возвращает взгляд к экрану.
Хорошо, это был медбрат, который приходил прошлой ночью?
Я оглядываюсь на дверь. Мне же не запрещено выходить из комнаты или что-то в этом роде. Сползаю с кровати и ставлю ноги на холодный пол. Холод от серых плиток проникает сквозь носки в ступни моих ног, заставляя меня дрожать и потирать руки.
— Куда ты идешь?
Джеймс перестает печатать и хмурится, глядя на меня. Через несколько лет эта нахмуренность повлечет за собой появление крупных морщин на его лице.
— Пойду разомну ноги. Вернусь в течение двадцати минут. — Бормочу я, одявая белые больничные тапочки и направляюсь к двери.
Джеймс ворчит, но звуки его клавиатуры снова наполняют комнату, и я понимаю, что свободна.
Пора найти того медбрата и, возможно, перекусить в кафетерии. Я хочу съесть что-нибудь, кроме проклятого пудинга.
Больницы — это депрессия.
Пожилые люди ходят с помощью медперсонала, а члены семей пациентов либо ждут плохих новостей, либо получают их. Рыдания заполняют холл третьего этажа, и это чертовски отстойно. Я ненавижу ходить через это крыло.
Отключаюсь от звуков и сосредотачиваюсь на поисках загадочного человека, которого видела вчера вечером. Некоторые медсестры выглядят знакомыми. Должно быть, они помогали мне в первые дни после того, как очнулась.
Те дни по большей части размыты.
— Здравствуйте, не могли бы вы мне помочь? Я ищу медбрата Халла. — Спрашиваю я у администратора, сидящего за круглым столом в центре вестибюля.
По бокам от нее стоят еще три стула для других сотрудников. Она смотрит на меня с равнодушным выражением лица, и выглядит так, будто ей не помешало бы выпить дополнительную порцию эспрессо.
— Халл? Он не работает всю неделю.
Она еще раз окидывает меня неодобрительным взглядом. Я замечаю ее ожерелье, кулон в форме креста, красиво лежащий у основания шеи.
Да, полагаю, в ее глазах я нахожусь на довольно низком уровне. Мои бледно-розовые волосы и татуировки, вероятно, тоже не способствуют этому.
— Спасибо. — Говорю я с самой фальшивой улыбкой, на которую только способна, идя по коридору напротив моей палаты.
Он должен быть где-то здесь. Он вообще медбрат?
Провожу утро, бесцельно гуляя и не находя ничего, кроме больных людей и усталых работников. Я нигде не могу найти медбрата Халла в этом чертовом месте.
Джеймс начинает разыскивать меня через час и находит в кафетерии, где я делю картошку фри с милой женщиной.
— Ты хоть представляешь, как долго я тебя искал?
Я поднимаю взгляд и пожимаю плечами.
— Я проголодалась. Хочешь? — Я предлагаю ему жареную картошку, а он хмурится на меня так, будто наступил конец света. — Господи, просто скажи «нет». Хватит корчить рожи.
Запихиваю в рот картошку фри с сыром. У него серьезное выражение лица, которое говорит о том, что он настроен на дело, а я не в настроении спорить.
Благодарю милую женщину за картошку фри (я даже не потрудилась запомнить ее имя) и возвращаюсь в свою палату вместе с Джеймсом.
Чуть не выпрыгиваю из тапочек, когда вижу жуткого доктора, ожидающего нас. Он выглядит дряхлым, в очках 1800-х годов или что-то в этом роде, с чрезвычайно раздраженным выражением, которое подчеркивает все морщины на его лице.
Я подталкиваю Джеймса.
— Видишь, вот как ты будешь выглядеть, если продолжишь хмуриться.
Он сдерживает хмурый взгляд, который, как я знаю, заставляет его скривить губы, и все равно хмурит брови.
— Уинн, это доктор Престин. Он оценит твое состояние перед приемом в «Святилище Харлоу».
Доктор Престин протягивает мне руку, и я пожимаю ее с натянутой улыбкой. Его руки холодные, как и ужасная улыбка. От него пахнет мятными леденцами, причем не самыми вкусными. Волосы на моих руках становятся дыбком, кожа покрывается мурашками, а мышцы желудка вздрагивают.
— Приятно познакомиться.
Я заставляю себя произнести эти слова плавно, отдергиваю руку и прячу ее в карман своего пушистого свитера, отчаянно жалея, чтобы у меня было дезинфицирующее средство, чтобы протереть ладонь.
Его тусклые карие глаза анализируют меня из-за очков.
— Очень приятно, мисс Колдфокс. Как вы думаете, предложение вашего брата правильный выбор? Мне интересно узнать, что вы думаете о реабилитации.
Джеймс смотрит на меня, в его взгляде плещется чувство вины, но это я должна чувствовать себя ужасно. Я, блять, взрослый человек. Он не должен брать на себя мои проблемы так, как это уже делает.
— Я знаю. Мне… плохо. Я не жду, что вы поймете, но я просто не хочу жить. Все хреново, у меня нет амбиций, ничего не имеет значения…Я не имею значения. — Последнее я произношу тихим тоном, прежде чем укрепить свою решимость и выпрямиться. — Но я хочу это изменить.
— Понятно. — Доктор Престин что-то записывает в своем блокноте, закрывает его, когда заканчивает, и снова оценивает меня своим ужасным взглядом. — Что ж, судя по истории вашей болезни и беседам с мистером Колдфоксом и вами, я считаю, что в ваших интересах получать постоянный уход в нашем учреждении. Я подготовлю все документы, и передам их на стойку регистрации к вашему завтрашнему прибытию.
Мои глаза расширились. Меня госпитализируют завтра? Я думала, что смогу провести больше времени с Джеймсом вне больницы, но, похоже, в этом есть смысл. Он просто будет нянчиться со мной все время, а ему надо беспокоиться о повышении.
Доктор Престин выводит Джеймса в коридор, где они рассказывают об удобствах реабилитационного центра и сроках моего лечения.
Как мы будем платить за все это? Может, доктор и жутковат, но он одет в самый дорогой костюм, который я когда-либо видела. Моя страховка закончилась после того, как я уволилась с работы…Я даже не хочу сейчас думать о деньгах.