Дочка папы Карло (СИ) - Страйк Кира

Один из них — тот, что с чёрной “богатой” бородой, склонился надо мной и попросил назвать имя, отчество и фамилию.

В этот момент нерв дрогнул и я, при всём своём неслабом, в общем-то, характере, полезла под одеяло.

3

Натянув одеяло до самого носа, я испуганно таращилась на сосредоточенного доктора. (В том, что это именно так, сомнений уже не оставалось.)

— Ну же, мадемуазель. — настаивал он, — Нам необходимо оценить ваше состояние.

—Кто мадемуазель!? Я?!— мысли с новой силой ошалело заметались в голове.

По шкурке, подбираясь к затылку, а затем и к самой макушке, побежали противные мурашки. Но дядька пристально и упорно продолжал смотреть именно в моё лицо.

Я ещё немного поразглядывала совершенно круглыми глазами всех этих мужчин в тёмных, очень длинных пиджаках (в памяти всплыло слово “сюртук”), не зная, что ответить. Все эти пенсне, задранные воротники рубашек, наползающие углами им на щеки и поверх обмотанные платками или шарфами, окончательно сбивали с толку. Можно сказать — конкретно добивали мой разум и веру в собственное здравомыслие.

— Алиса Карловна… фон дер Вельф. — уступая давлению, пискнула я и, поддаваясь атмосфере окружающей обстановки, почти автоматически добавляя родовые приставки.

— Умственные способности в порядке, госпожа испектриса, — к моему величайшему изумлению, тихо сказал бородатый доктор, обернувшись к даме в тёмно-вишнёвом

— Слава богу, — пролепетала тётка, промокнув глаза платочком.

Пока я продолжала пытаться сложить всех этих странных персонажей в единый пазл, не решаясь задать ни одного вопроса, ко мне подошёл второй из докторов. Лицо его имело немного более мягкие черты и выражение, чем у строгого бородатого.

— Как вы думаете, сколько времени вы лежите в лазарете? — взяв мою руку и, видимо, считая пульс спросил он.

— Э-э-э… М-м-м… — растерянно пожала плечами в ответ.

— Вы, мадемуазель, здесь уже одиннадцать дней. Совсем недавно вам сделали операцию. Будьте любезны теперь хорошенько отдыхать и есть.

— Э-э-э… Фу-ух. — выдохнула я — буквы совершенно отказывались складываться в слова, и тут уж совершенно по-дурацки добавила, — Да?

“Добрый” доктор выразительно посмотрел на меня и кивнул.

—Боже, что тот Шариков, ей богу!— злилась я сама на себя, —Какой-то лютый “абырвалг”!

Да не знала я ни что думать, ни что делать, ни тем более говорить. Может это вообще сон. Нереально-реальный. Или помешательство. Очень надеюсь, что временное. Хотя вонтот важный эскулап, например, сказал, мол “умственные способности в порядке”.

— Пульс в норме, профессор. — резюмировал “добряк” (как я его уже мысленно окрестила), поворачиваясь к бородатому.

—О, как?! —отметила я.

А профессор присел возле моей кровати на унылый больничный табурет и спросил:

— Мадемуазель, поясните нам, пожалуйста, почему вы сразу же не пришли в лазарет, как упали с лестницы?

—В смысле?— про себя озадачилась я, продолжая молчать.

— Ведь это немыслимо, чтобы вы без каких-либо серьезных причин обрекли себя на такие страдания. — не отставал бородатый.

Тут на выручку мне неожиданно пришёл второй. (Кстати, третий присутствующий в комнате мужчина, как статуя, стоял в сторонке, до сих пор так и не проронив ни слова.)

— Думаю, я могу прояснить эту ситуацию, профессор. — заявил он, — Не такие уж это всё секреты.

— Извольте. — поднимая внимательные глаза на второго попросил тот — самый важный.

— Я совершенно убеждён, что её подруги и она сама считают неприличным обнажить грудь перед доктором. Вот, видать, барышни и уговорили больную не ходить в лазарет. Я прав? — это уже мне.

—Что?! Что за дичь?!— мысленно возопила я. —Вы о чём вообще, граждане?!

— Однако, этот институт — зловреднейшее учреждение. — резюмировал профессор.

—Институт?— уловила я слово — “якорь”, и память моментально с головой окунула в последние секунды “нормальной” жизни. — Зеркало… морок… коридор… Я его где-то точно видела… Точно! Коридор института благородных девиц! В статье про выпускниц с этими… знаменитыми портретами!

— Уразумейте уже, мадемуазель, что из-за такой излишней стыдливости вы были на краю могилы!.. — где-то на пределе слышимости бубанил бородатый профессор.

—Зеркало! Неужели зеркало?— пульс набатом стучал в висках.

Как бы нелепо не звучала догадка — я была ей рада. По крайней мере, это сомнительное объяснение хоть как-то ставило всё на свои места, отодвигая подозрения на собственную невменяемость.

—Это что, выходит, провалилась во времени? Бред какой… сказочный… А других-то вариантов и нет. -я мысленно развела руками, —Так, надо срочно во всём разбираться. Болит ещё всё, как назло. —поморщилась я,— Что же тут вообще произошло?.. Эх, мне бы сейчас кого-нибудь поболтливее в помощники. А ещё лучше в союзники. Только что-то очереди из претендентов на эту роль никак не наблюдается… Боже! Какая же дурь вот это вот всё!

***

— Мадемуазель фон Вельф, — вы готовы принять посетительницу? — возвращая мне слух и ощущение реальности, от дверей спрашивала… думаю, это была медсестра. Или санитарка — чёрт их знает, как они тут все называются.

“Консилиум” всем составом, как обнаружилось, уже куда-то удалился. Чего я, погружённая в собственные открытия, даже не заметила.

Судя по проскальзывающим в интонациях ноткам недоумения, этот вопрос медсестра задавала не в первый раз.

— Мадемуазель Алиса! Профессор разрешил вам одно посещение. Как вы себя чувствуете? Приглашать? — не унималась она.

— Кто там? — неуверенно уточнила я.

— Мадемуазель Софья Прокофьева.

— Зови…те. — поспешно согласно кивнула я.

Бог его знает, кто та Прокофьева, но то, что хоть кто-нибудь проявил здесь ко мне не медицинский интерес — уже подарок судьбы. Особенно, учитывая моё лежачее положение. Чую, не скоро ещё этот профессор меня отсюда выпустит, а валяться в практически полном неведении — с ума сойдёшь.

В комнату почти на цыпочках вошла молодая девушка где-то моего же возраста. Замерев на секунду на пороге, она сцепила пальцы опущенных вниз рук, закусила пухлую нижнюю губу и осторожно вытянула в мою сторону шею.

Это была тоненькая миловидная блондинка. Светлые волосы её были аскетично расчёсаны на прямой пробор и заплетены в тугую косу, перевязанную узкой коричневой лентой. Коротенькие пушистые завитки на лбу и висках обрамляли симпатичное лицо без намёка на присутствие косметики, с чистой, почти белой кожей, нежным румянцем, маленьким аккуратным носиком и большими, испуганно-любопытными серыми глазами.

Длинное зелёное простое платье с коротким рукавом украшали (если это понятие здесь вообще применимо) белые нарукавники на подвязках, пелеринка и длинный передник того же цвета.

Я приподняла открытую ладонь в привычном приветственном жесте и барышня стремительно, но почти бесшумно подбежала ко мне, на ходу опасливо оглянувшись на неплотно прикрытую дверь.

— Алисонька, душечка, ты как? — присев коленками прямо на чисто вымытый пол и уложив локти на краешек моей кровати, шёпотом взволнованно спросила она.

— Не очень, если по-совести. — осторожно ответила я, незаметно поморщившись на “душечку”.

Нужно было как-то дать понять, что я, вроде как нормальная, но кое-что подзабыла в связи с болезнью. Сделать это, на моё счастье, оказалось не так уж сложно.

— Профессор сильно ругался?

— Ага, пошумел изрядно, всё спрашивал, почему сразу не пришла. — доверительно призналась я.

— А нас-то как бранили… — пожаловалась Софья, — А ты что?

— Я, если честно, очень смутно всё помню. Точнее совсем не помню. Наверное, шибко головой ударилась.

— Да уж, с такой-то высоты… Не мудрено.

— Ты только никому не говори. Ладно? — предусмотрительно попросила я.

— Конечно! Мы же подруги! — и девушка красноречивым жестом “застегнула рот на замок” и взяла мою руку в свои ладошки, — Бедненькая моя.

— Расскажешь, что случилось?

Уговаривать не пришлось.