Ирина Чернова - И аз воздам
— Для каши, так вкуснее будет, — я была порядком удивлена рассказом Лёшика о Валерии Мессалине и не сразу откликнулась на вопрос.
— Ух ты, — удивился он, — я-то думал, что ты просто сухую гречку мне дашь, а ты там что-то потрясающее творишь… сейчас умру, захлебнувшись слюной!
— Подожди умирать, — сунула я ему тарелку, — ещё время не пришло. Лучше поешь, пока горячее.
Каша ему понравилась и он все доел до конца, только почему-то ел ее не ложкой, а вилкой. Когда тарелка была уже пуста, он вылизал её дочиста и обезоруживающе улыбнулся.
— Понимаешь, я не привык оставлять что-то, а тем более у тебя так вкусно получилось, что не сдержался, — смущенно объяснил он, отодвигая от себя тарелку. — Мне отец всегда говорил, что нельзя хлеб выкидывать, нельзя еду оставлять — люди вырастили, приготовили, а если недоедать и выбрасывать остатки, то это неуважение к чужому труду. Как с детства вдолбили, так я даже горелые корки не могу бросить. Дед у меня еще блокаду помнит, хоть и малой был совсем, так от его воспоминаний я хлеб ценю выше всего. Любишь черные горбушки с солью?
— С майонезом и чесноком, — я налила чай и села напротив. — И с соевым соусом.
— А я с солью люблю, особенно когда на компе сижу — сгрызть могу сколько угодно! Но только горбушки, мякиш это уже не то.
— Горбушек у меня нет, могу предложить печенье.
— Да спасибо, не надо. Я уже согрелся, поел, чего еще человеку надо? Ладно, погостил, пора и честь знать. А ты так поздно домой всегда приходишь?
— Нет, сегодня наша начальница отмечала свои именины, вот и засиделись на работе. Обычно я раньше прихожу.
— Лера, телефончик продиктуй, — Лешик достал трубку и начал жать кнопки, приготовившись записывать, — и домашний и мобильный. Если не хочешь давать, то так сразу и скажи, я понятливый.
— Да записывай, мне не жалко, — я налила еще одну чашку чаю и села напротив, похрустывая печеньем.
Лешик забил номера в сотовый и поднялся, прихватив свою пустую чашку. Подошел к раковине, налил немного воды из-под крана и выплеснул ее в туалет.
— Там же чаинки, — пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд, — засорят раковину. Проводишь меня до дверей?
Пока он одевал кожанку и орудовал ложечкой для обуви, я стояла, прислонившись к косяку и поеживаясь от холода, которым тянуло от входной двери.
— Здесь перегородка нужна, — Лёшик разогнулся, отложив ложечку, и осмотрел дверь. — Так и простудиться недолго, а с перегородкой теплее будет. Дверь, кстати, заглублена в стене, вид холла не потеряется, а утеплить надо бы обязательно. Камин точно заложен? А то он воздух сосет, никакое отопление не поможет. Все, Лер, я пошел, — он легонько щелкнул указательным пальцем мне по носу и улыбнулся так, что напомнил мне Чеширского кота.
Шаги на лестнице уже давно затихли, а я все еще стояла у косяка, радостно улыбаясь и вспоминая Лёшика.
Ханжой и синим чулком я не была никогда, но серьёзные отношения с мужским полом как-то не складывались еще с института. За все время учебы никто из парней не оказывал мне никаких знаков внимания выше товарищеских, а проявлять первой интерес к кому-то я считала недопустимым и навязчивым. Вне его стен знакомства случались, но постепенно сходили на нет через пару-тройку встреч. Обычная история — те, кто интересовались мной, не вызывали никакого отклика у меня и мы разбегались в разные стороны без особых взаимных претензий к друг другу. После института жизнь пошла в более жестких рамках — находясь целый день на работе, общаешься исключительно с сослуживцами и клиентами, но это уже совсем другая категория. Как водится, случился роман с мужчиной из числа последних — мы повстречались в общей сложности почти три месяца. Две недели ухаживаний, постель, неделя эйфории и два месяца на раздумья — основательно взвесив все факторы я с трудом нашла в себе силы порвать эти отношения. Мой кавалер был женат, имел дочь школьного возраста и обабившуюся жену, чем и объяснял свое охлаждение к семейному очагу. Но это было на словах, а что стояло за ними — большой вопрос. Желания что-либо менять в своей жизни я у него не замечала, так, одни разговоры, а делить его всю оставшуюся жизнь с кем-либо мне было не под силу. С тем и разошлись.
Лёшик позвонил мне на трубку в обед, узнал, где я работаю и предложил встретиться вечером на Техноложке.
— Погода сегодня не ахти, но можно и не гулять, а посидеть где-нибудь в кафе. Жду!
Трубка пропищала отбой и до конца работы я пыталась решить вопрос — надо ли еще подкрашиваться или обойтись только тушью для ресниц? Ленка на этот вопрос окинула меня оценивающим взглядом и пожелала добавить немного румян, а Юлька — сделать стрелки для глаз.
— Они у тебя и так большие, а сейчас модно удлинять разрез, — протянула она флакончик с подводкой и черный карандаш. — Выбирай, что надо!
— Зачем Лерке стрелки, у нее и так тени красиво лежат, — настаивала на своем Ленка, — а без румян коричневых она бледновата будет! И левый глаз подправь, там гуще получилось.
— Тьфу на вас, — я совсем расстроилась и потерла глаз пальцем, отчего он стал чесаться. Защипало, потекли слезы и пришлось вообще смыть все, а потом накрашиваться заново Юлькиными тенями. Получилось некрасиво и я расстроилась еще больше, но отказаться от свидания с Лёшиком уже не могла — его номер не определялся сетью, да и я сама не хотела этого.
Парень меня не разочаровал — его необыкновенно теплая и радостная улыбка осветила все вокруг, заулыбалась стоящая рядом с ним пожилая дама в шляпке с вуалью, а уж когда он протянул мне узкий длинный сверток с одинокой хризантемой и поцеловал руку, то на нас стали обращать внимание все вокруг.
— Пойдем на улицу, — он подхватил меня под локоть, — ты великолепно выглядишь, на тебя смотрели все, кто стоял у эскалатора, — сказал он вполголоса, когда мы уже вышли на Московский проспект. — Предлагаю погулять, пока нет дождя, а потом можно зайти куда-нибудь посидеть. Ты согласна?
Гуляли мы до тех пор, пока не стало совсем темно, болтая о самых различных вещах. Лёшик оказался вполне эрудированным парнем, без умолку не трещал, слушал внимательно и вел себя вежливо. Что еще может быть надо одинокой девушке двадцати девяти лет от роду, не обремененной семейными заботами?
— Пойдем, посидим в кафе? Ты, по-моему, замерзла, — заботливые слова были приятны и грели душу.
— Пошли, если попадется по пути недорогое, но мне завтра на работу рано вставать, а до дома еще доехать надо, — озабоченность, с которой я проверяла время на экране мобильника, от него не ускользнула.
— Тогда поехали к тебе сразу, — принял решение Лёшик. — Мне тоже завтра рано вставать.
