Дылда Доминга - Вампирская сага Часть 3
— Сколько раз я вижу, как ты плачешь. — Его голос не был ни злым, ни раздраженным, он обнял ее за плечи, пытаясь поднять. А она обняла Фанни, и держалась за нее. Между двух тел: мертвым человеком и отравленным ангелом, превратившимся в человека. Но он по-прежнему был теплым, добрым, живым. Его прикосновение заставило всплыть в памяти Сэм воспоминания о других прикосновениях, еще более светлых и теплых, таких ярких и прекрасных, что в горле перехватило дыхание. Это были объятия Михаэля, она знала. Она все еще не помнила ни его самого, ни его лица, но помнила ощущения. Каждой клеточкой своего существа она чувствовала его, радовалась ему, дышала им, и мир вокруг становился таким объемным, отчетливым, невероятным, словно все, что было до этого, было лишь тусклым сном, невзрачным подобием настоящего. Сэм вздохнула, длинно, взволнованно, неровно, и закрыла глаза, полностью отдаваясь возникшему воспоминанию.
Когда она пришла в себя, рассыпавшиеся волосы Габриэля закрывали ей обзор, а прямо под ее щекой ровно и уверенно билось сердце. Сэм мягко выбралась из-под Габриэля, и он, словно тоже очнувшись, поднялся, покачиваясь, будто пьяный.
— Что случилось? — Спросила Сэм, осматриваясь по сторонам.
— Я вернулся, я снова не человек, — хрипло произнес Габриэль, облизнув пересохшие губы.
— Но почему? — Недоуменно спросила Сэм.
— Если это можно назвать солнечным ударом, то только что произошло нечто подобное. — Ответил он, поправляя волосы.
— А Фанни? — Сэм снова кинулась к ней, беря ее за руку. В руке также отчетливо бился пульс. — Фанни, — позвала она.
Веснушки на лице пошевелились, и Фанни открыла глаза. Из бесцветно-голубоватых ее глаза стали насыщенно голубого оттенка, а кожа будто подсвечивалась изнутри мягким золотым сиянием, словно и не было никогда прежде этой молочной белизны.
— Фанни, как ты себя чувствуешь? — Спросила Сэм оторопело, потому что не могла ничего придумать лучше.
Фанни улыбнулась и приподнялась на диване, взглянув на Габриэля. На нем она задержала свой взгляд, рассматривая его, словно видела впервые.
— Габриэль, что происходит? — Сэм ощущала себя глупо.
Габриэль смотрел на Фанни с не меньшим интересом.
— Меня кто-нибудь слышит? — Требовательно произнесла Сэм, глядя то на одну, то на другого.
— Слышит, — Габриэль наконец повернулся к ней. Он уже полностью пришел в норму и выглядел обычно. — Ты только что создала еще одно дитя света. — Ответил он.
— Как это? — Сэм снова посмотрела на Фанни. — Фанни, скажи что-нибудь.
— Она не может. — Ответил за нее Габриэль.
— Почему?
— Потому что после рождения нам сложно говорить. Все слишком ярко, непривычно, ощущения пересиливают обыденность. Она заговорит, через несколько дней, может, раньше.
— Но она в порядке? — Все еще недоверчиво спросила Сэм.
— Она — ангел. — Широко улыбнулся Габриэль. — Как ты думаешь, она в порядке? — Он радостно рассмеялся. — Она лучше, чем в порядке. Я лучше, чем в порядке. Я не один больше.
Сэм улыбнулась, глядя на танцующего Габриэля и счастливую Фанни, похожую на ребенка с огромными глазами, открывающего мир заново.
— И я была бы такой… — задумчиво произнесла Сэм, примеряя на себя роль Фанни.
— Ты была бы во много раз ярче, сильнее, светлее. — Ответил оказавшийся рядом Габриэль. — Я бы грелся у твоих рук. Мне не нужно было бы заботиться о наступлении ночи, потому что там, где ты — всегда был бы день.
Сэм отняла свою руку из его ладоней.
— Что произошло, Габриэль? Как это все случилось?
— Не знаю, — ответил он, — это было похоже на те времена, когда ты была светом. Одного твоего прикосновения было достаточно для создания жизни. О чем ты думала, когда плакала над Фанни?
Сэм вспомнила.
— О Михаэле…
Ей показалось, или Габриэль на самом деле немного померк.
— Мне жаль, Мара.
— Жаль чего?
— Что его больше нет.
Фанни тихо подошла к ним, и Сэм подумалось, что Фанни каким-то образом тоже знает о нем, и сожалеет.
— Она разделяет наше общее знание, мы едины по сути своей. — Пояснил Габриэль, очевидно, поймав взгляд Сэм.
Тогда Сэм молча протянула к ним руки и два ангела обняли ее, замыкая круг.
Глава 28
— Ты сегодня очень молчалива, — сказал Дориан, сидя в кресле кабинета.
Сэм взглянула на него и не знала, что сказать, не сказав главного. Она больше не могла ему довериться полностью после сказанного Габриэлем, после всех тех вещей, которые могли стать правдой.
— Ты снова боишься меня, почему? — Он выглядел искренне удивленным. Он встал из кресла и в одну секунду оказался рядом с ней, заглядывая ей в лицо этими небесно голубыми глазами.
Его лицо, глаза были настолько близкими и дорогими для нее, что она готова была расплакаться. Она не могла отвернуться от него, не могла поверить в то, что все, что было между ними, было лишь холодным расчетом. И ко всему прочему сюда примешивались воспоминания их жизни, человеческой жизни до того, как они стали древними богами. Сэм дрожала, когда прижалась к нему. Она любила его, она хотела его, ей невыносима была любая мысль о расставании с ним. Если бы это даже было дурной привычкой, эта привычка была частью ее самой, от которой она не могла отказаться, которую не могла вырвать и забыть.
— Теперь ты хочешь меня, — произнес он, аккуратно касаясь губами ее губ. — Ты боишься меня потерять. Сэм, я не исчезну, — он приподнял ее лицо за подбородок. — И я не огорчу тебя в постели. Не превращусь в чернильное море тьмы. Ты все найдешь на своих местах. — Усмехнулся он, беря ее руку в свою и проводя ею по своей груди в расстегнутом вороте рубашки.
Сэм тяжело задышала, она слишком соскучилась по нему. Дориан сжал ее чуть крепче, ощущая перемену ее настроения.
— Хочешь здесь или во тьме? — Прошептал он ей на ухо, пальцами перебирая пряди ее волос.
— Здесь, сейчас. — Дыхание ее сбивалось, а одежда казалась катастрофически лишней и ненужной. Он почувствовал, и помог ей избавиться от кофты, потом от майки на бретельках, и приостановился только на брюках, останавливая руки на ее бедрах и плавно передвинув их вперед.
Она подалась к нему, прижимаясь к его рукам, требуя, умоляя не останавливаться. А он наслаждался ее желанием, заполнившим все пространство вокруг них, ее нетерпением, настойчивостью, ее подскочившим пульсом, всем, что мог ощутить в ту минуту, и нарочно растягивал время, чтобы заставить ее задрожать снова. Тогда его руки двинулись дальше, расстегнули молнию и избавили ее наконец и от брюк. Ее нагота ощущалась еще острее и нестерпимее рядом с ним, полностью одетым и аккуратным, словно он только что пришел со светского приема, и лишь успел сбросить пиджак и расстегнуть верхние пуговицы рубашки.
