Елена Вавилкина - Размывая грани
- Проклинаю! – даже не голос, а оглушительно-кричащий свист воздуха, подобно раскаленной добела лаве пролетел по ветхому сараю, заставляя их всех корчиться от ее боли, усиленной стократно.
Губы немели, отказываясь повиноваться импульсам посылаемым мозгом, удушливый, смрадный пепел забивал горло, не давая вырваться последним словам. Вал потерял счет времени, и ему уже казалось, что еще секунда, и он задохнется, забьется в агонии, но внезапно дышать стало легче. Это Вир вместо их энергии теперь вбирал в себя всю силу проклятья женщины.
Вместе с облегчением вернулась способность мыслить и чувствовать. Ему с Рэмом не требовалось подсказок, чтобы перехватить инициативу в проведении ритуала на себя. Они старались успеть закончить его до того, как последняя еще более сокрушительная волна проклятья обрушится на них, даруя им смерть, а этой неконтролируемой мощи полную, безграничную свободу. Они делали все, что было в их силах, и даже больше, но все равно не успевали…
Тьма без труда миновала все охранки, установленные по периметру, уединенного, скрытого от любопытных глаз поля, так как ни одна из этих ловушек не была рассчитана на то, чтобы отпугивать пустоту. Подгоняемая гнетущим чувством тревоги, она сама не заметила, как оказалась внутри полу разрушенного сарая. Эфира не видела ничего перед собой кроме Вала, воспринимая остальное просто как фон. Не решаясь приближаться слишком близко, она педантично оглядывала его, не пропуская ни единой мелочи: ни бледности лица, ни напряженной скованности тела, ни решимости во взгляде, ни отголосков боли разлитых в воздухе вокруг него.
Стоило Тьме убедиться, что с ее любимым ничего непоправимого не произошло, как беспокойство начало потихоньку отступать, и она смогла, наконец, воспринимать происходящее вокруг. Однако увиденное не воодушевляло, так и хотелось, словно сварливой жене, уперев руки в бока с упреком сказать: «Я же предупреждала!»
Последнее дело ввязываться в разборки двух Древних, а именно это умудрились сделать Вал и еще один неизвестный ей чародей. Тьма прекрасно сознавала, что в любой другой ситуации ей не удалось бы остаться незамеченной тем темноволосым, прекрасным как сам грех существом, все внимание которого сейчас было безраздельно отдано злой рыжеволосой фурии внутри пентаграммы.
Ее обоняние эмоций еще ни разу не подводило ее, но то, что в данный момент происходило здесь, никак не вязалось с чувствами, испытываемыми главным лицедеем в этом жутко реалистичном спектакле. Воздух сотрясался от шквальных волн проклятия Древней, а он, несмотря на боль, с мазохистским удовольствием упивался ими, жадно впитывая в себя большую часть, словно это было самым изысканным лакомством. Эфира не понимала, как он мог, любя и боготворя эту опасную женщину, так поступить с ней, с собой…
Сила ненависти, неподозревающей ни о чем души, была настолько велика, что будь Тьма в другой своей форме, то уже давно валялась распластанной на полу. Но Вир – а это был именно он – стойко выдерживал напор, лишь изредка содрогаясь от особо мощных волн. И в такие мгновенья, будто скованные с ним одним нервом, следом спотыкались в словах два чародея, но словно не замечая едких уколов боли, продолжали разыгрывать отведенную им роль в этой драме.
Чертов кукловод! Неужели он не видит, что своим геройством, только еще больше злит неприкаянную душу.
Горечь от боли и злобы уже просто зашкаливала, но женщина не собиралась сдаваться, желая в полной мере насладиться своей местью. Удары силы становились реже, но мощнее, пока, наконец, глаза духа не сверкнули насмешкой. Это и нотка фатальной безнадежности, исходящая от чародеев, заставили ее действовать. Тьме стало абсолютно безразлично выдаст она свое присутствие или нет. Она просто не могла позволить губительным щупальцам коснуться любимого мужчины.
Не раздумывая и не сознавая до конца последствий своего поступка, Эфира буквально вырвала из под носа у Вира густой, насыщенный остротой последок проклятья. Но даже для ее неуемного голода этого оказалось слишком много. Она давилась, но всасывала в себя отраву, не давая ей распространиться дальше, и, только убедившись, что душа женщины исчезла и Валентину больше ничего не грозит, она позволила себе сбежать из этого жуткого места.
Обратная дорога заняла у Эфиры намного больше времени, каждая минута, проведенная в пути казалась ей вечностью и вместо привычной невесомости, она ощущала себя тяжелым смрадным облаком. Проклятье, словно обладая разумом, не желало подобно остальным эмоциям приживаться внутри, борясь с ее сутью. Каждая толика становилась частью ее с огромным трудом. Тьма была уже у порога дома, когда свет для нее померк…
Что по ту сторону бытия? Раньше бы Эфира ответила, что жизнь. Но сейчас после столкновением с отражением своей сути, балансируя на грани, она сказала бы – ПУСТОТА! НИЧЕГО! ВАКУУМ! Хотя даже эти слова предполагали наличие чего-то и не могли отразить всю пугающую бесконечность небытия. Эфира не сознавала, кто или что она, и была ли она вообще, пока не пришел жар. Она не знала, что значит это ощущение, несущее с собой агонию и ломоту, но именно оно заставило ее пытаться вспомнить, думать, бороться. Отодвинуть, отделить от себя нечто чуждое, что циркулировало внутри нее в безрезультатных поисках ниши, причиняя адскую боль.
В море ее безумия был только один уголок спокойствия и прохлады – связь с другим существом, родным, дорогим, любимым. Вал! Едва различимые звуки его голоса, еле ощутимая ласка любимых рук, но даже если все это было плодом ее воспаленного воображения, Эфира цеплялась за эту связь между ними, находя в ней, опору и возможность противостоять чужеродной энергии, следующей за ней попятам. В какой-то момент она осознала, что сила, соединившая их, щитом отгородила ее от проклятья, принимая на себя удар за ударом жадной энергии, оборачивая злобу умиротворяющим коконом, пока не обхватило ее всю и, укачивая, словно обиженное дитя, подарила той покой в своем собственном укромном уголке, пропитанном любовь, закаленной веками.
Боль отступала, унося с собой жар, и Эфира наконец-то с трудом смогла разомкнуть слипшиеся от слез глаза. Она ощутила руки Вала, крепко прижимающие ее к своей груди, услышала бешеный стук взволнованного сердца. Сила его объятий была настолько велика, что ей было трудно сделать вдох, но Эфира наслаждалась этим, чувствуя себе снова живой. Видимо она все же пошевелилась, потому что хватка, удерживающая ее, ослабла. Девушка подняла голову вверх, чтобы встретить обеспокоенный взгляд любимого. Слабая улыбка появилась на ее губах:
- Вал… - каркающий резкий звук, вырвавшийся из ее горла, заставил Эфиру на мгновение умолкнуть, чтобы прочистить першащее горло, - …милый, кажется, мы оба немного переоценили свои возможности.
![Светлана Чистякова - Наследники Падших Книга вторая Трудно признать [CИ]](/uploads/posts/books/3156/3156.jpg)