Кэми Гарсия - Прекрасные создания
Он вполне мог сойти за голливудского актера времен черно-белого кино, или, может, за представителя королевской династии из какой-нибудь маленькой страны, о которой здесь никто и никогда не слышал. Но Мэйкон Равенвуд был уроженцем этих мест. Вот это как раз и смущало. Старик Равенвуд слыл местным бугименом — злым духом, похищающим маленьких детей Гатлина, еще с тех пор, как я ходил в детский сад. Но сейчас казалось, что он куда больше меня далек от Гатлина.
Он захлопнул находившуюся в руках книгу, ни на секунду не отводя от меня глаз. Он смотрел на меня, но создавалось впечатление, что он смотрел сквозь меня, выискивая что-то. А вдруг он был способен видеть людей насквозь, как рентген. Учитывая события на прошлой неделе, это было не исключено.
Мое сердце стучало так громко, что я был уверен, он слышал его. Мэйкон Равенвуд приводил меня в ужас, и он знал об этом. Никто из нас не улыбался. Его пес напряженно стоял возле него, вытянувшись вперед всем телом, готовый напасть по первому же сигналу.
— Где же мои манеры? Входите, мистер Уэйт. Мы как раз собирались обедать. Вы обязательно должны присоединиться к нам. Здесь в доме Равенвудов обед — это всегда целое событие.
Я посмотрел на Лену, рассчитывая получить хоть какие-нибудь инструкции.
Скажи ему, что не хочешь оставаться.
Поверь мне, и правда не хочу.
— О, ну что вы, сэр. Я вовсе не собираюсь навязываться. Я лишь хотел занести Лене домашнее задание, — я во второй раз протянул ей яркую синюю папку.
— Нонсенс, вы должны остаться. После обеда мы насладимся парочкой кубинских сигар в зимнем саду, или вы предпочитаете сигариллы? Разве что вам здесь неуютно, в таком случае, я безусловно все пойму, — я не мог сказать, шутит он или нет.
Лена обвила рукой его талию, и в тот же миг его лицо посветлело. Будто солнце пробилось сквозь облака в пасмурный день.
— Дядя Эм, не дразни Итана. Он мой единственный друг здесь, и если ты его отпугнешь, мне придется переехать к тете Дель, и тебе больше некого будет мучить.
— Страшила останется со мной.
Пес озадаченно посмотрел на Мэйкона.
— Его я тоже заберу. Это за мной он бегает хвостиком по всему городу, а не за тобой.
Я просто обязан был спросить: — Страшила? Собаку зовут Страшила Рэдли?
Мэйкон не удержался от еле заметной улыбки.
— Уж лучше его, чем меня.
Он запрокинул голову назад и расхохотался, что изумило меня, потому что я и представить не мог, что его лицо способно сложиться даже в некоторое подобие улыбки. Он приоткрыл перед собой дверь:
— Я настаиваю, мистер Уэйт, присоединяйтесь к нам. Я обожаю приятную компанию, а уж сколько лет минуло с тех пор, как наш дом имел удовольствие оказать гостеприимство кому-то из нашего замечательного маленького округа Гатлин.
Лена смущенно улыбнулась:
— Не будь снобом, дядя Эм. Не их вина, что ты ни разу не заговорил ни с одним из них.
— И не моя вина, что я ценитель хороших манер, здравого рассудка и соблюдения личной гигиены, не обязательно в данном порядке.
— Не обращай внимания. Он не в настроении, — Лена выглядела извиняющейся.
— Дай-ка угадаю. Здесь случайно не замешен директор Харпер?
Лена кивнула.
— Звонили из школы. Пока инцидент находится на стадии расследования, я на испытательном сроке, — она закатила глаза. — Еще одно «нарушение» — и меня исключат.
Мэйкон пренебрежительно рассмеялся, как будто речь шла о какой-то совершенной мелочи.
— Испытательный срок? Забавно. Испытание подразумевает наличие уважаемых властей, — он подтолкнул нас обоих в направлении гостиной. — Страдающий ожирением директор, едва закончивший колледж, и горстка озлобленных домохозяек с родословными, которым не сравнится с родословной Страшилы Рэдли, не могут считаться таковыми.
Я переступил порог и замер как вкопанный. Центральный холл был огромным с высокими потолками, совсем не похожий на модель прихожей пригородного дома, которую я видел несколько дней назад. Масляное полотно невероятно больших размеров с изображением на нем портрета пугающе прекрасной женщины с пылающими золотыми глазами висело над лестницей, уже не такой современной, а в классическом подвесном стиле, и казалось, что ступени парят в воздухе. Скарлетт О’Хара могла бы спуститься по этим ступеням в длинном кринолине, и вполне вписалась бы в окружение. Многоуровневые хрустальные люстры свисали с потолками нитями замерзших капель. Зал был полон предметов мебели Викторианской эпохи, сочетаний маленьких кресел, украшенных фигурной резьбой, с мраморными столиками и грациозными папоротниками. На каждой поверхности горели свечи. Высокие ставни были открыты настежь; легкий ветерок нес аромат гардений, стоявших в высоких серебряных вазах, искусно расставленных на столах.
На секунду я почти поверил, что вернулся в одно из своих видений, если не считать того, что медальон был надежно завернут в платок, и спрятан у меня в кармане. Я был уверен в этом, потому что сразу проверил. А еще этот жуткий пес следил за мной с лестницы.
Но как это могло случиться? Особняк Равенвуда преобразился во что-то совершенно иное, с того раза, когда я был здесь. Он выглядел таким нереальным, словно я шагнул назад в прошлое. Даже если все это не было настоящим, мне бы хотелось, чтобы моя мама увидела его. Она бы влюбилась в это место. Когда я подумал об этом, я осознал реальность увиденного, и я понял, что именно так выглядел огромный дом большую часть времени. С ним сочетались и Лена, и сад, окруженный каменной стеной, и Гринбрайер.
Почему раньше он так не выглядел?
О чем ты говоришь?
Уверен, ты знаешь.
Мэйкон шел впереди нас. Мы повернули за угол в комнату, которая на прошлой неделе была уютной гостиной. Сейчас же она превратилась в большой зал для приемов с длинным столом на ножках в виде звериных лап, сервированным на троих, как если бы он ждал, что я приду.
Рояль, стоявший в углу, продолжал играть сам по себе. Я предположил, что он был одним из таких механических инструментов. Выглядела вся эта сцена странновато, здесь будто не хватало позвякивания бокалов и смеха. Равенвуд устраивал вечеринку года, а я был его единственным гостем.
Мэйкон продолжал говорить. Каждое его слово эхом отражалось от высоченных украшенных фресками стен и резного сводчатого потолка.
— Я признаю, я сноб. Я не выношу города. И не терплю людей, в них живущих. У них слишком малы умы, но слишком велико самомнение. Как говорится, с изнанки — серенько, с обложки — беленько. Они словно фаст-фуд. Жирная пища, но совершенно, угнетающе бедная по чувству насыщения, — он улыбнулся, но улыбка не была дружелюбной.
