Сильнейшие (ЛП) - Робертс Лорен

Все кажется тусклым, приглушенным, как крик, вырывающийся из горла, которое мне не принадлежит. Глаза медленно находят бегущую ко мне девушку, я вижу, как на ее губах зарождается крик, но не слышу его.

Она подхватывает меня, прежде чем я падаю на песок. Я оказываюсь в объятиях, которые хочу почувствовать, но не могу. Ее пальцы осторожно убирают пряди с моего лба, и я изо всех сил стараюсь улыбнуться, наслаждаясь знакомым ощущением.

Она всегда рядом, чтобы вытаскивать меня из кошмаров и убирать непослушные пряди с глаз. Ощущаю боль, пронизывающую тело, но скорее, как понимание того, что сердце разбилось, даже не чувствуя, как оно ломается.

Продолжаю смотреть на нее. Моя сильная Пэй. Она говорит, что все будет хорошо. Знаю, что это не так. Я не глупая, я знаю, что умираю.

Она обещает достать мне медовые булочки. Говорит, что накормит так, что от них меня будет тошнить. Мы обе знаем, что это ложь. Моя любовь к булочкам умрет вместе со мной.

Умереть. Такое странное слово, которое я обычно ассоциирую с моими тканями¹⁰. Как странно использовать всего несколько букв, чтобы обозначить конец моего существования.

— … ты должна пообещать мне, что останешься…

Ее приглушенные слова пронизывают меня острее, чем ветка, торчащая из моей груди.

— Пэй, — я судорожно вдыхаю. — Ты же знаешь, я не даю обещаний, которые не могу сдержать.

Не слышу многое из того, что она говорит дальше. Ее слезы капают мне на лицо, хотя я не чувствую их сквозь онемение, накрывающее мое тело. Она по-прежнему упрямо не признает очевидного — смерть, стремится забрать меня.

Это единственное, что я чувствую. Успокаивающее прикосновение пальцев Смерти к моему лицу. Думала, что буду бояться ее и конца, к которому она меня приведет. Но то, что это действительно конец, в какой-то мере утешает.

— Обещаешь, что будешь носить его ради меня?

Слова срываются с моих губ, а за ними идет кровь. Сквозь мутнеющий взгляд я вижу вопрос на ее лице, но не слышу его.

— Жилет, — я кашляю. — З-зеленый, с карманами. — Смерть шепчет мне что-то, но я перебиваю ее. — Шитье заняло у меня целую вечность, и я бы не хотела, чтобы вся моя…т-тяжелая работа пропала даром.

Это то, что от меня останется. Физическое свидетельство того, чем я жила.

Нет. Есть Мак. Он — тот, ради кого стоит жить. И я только надеюсь, что когда я умру, они оба будут носить жилеты, как вечная связь со мной.

Но я не говорю этого.

Она обещает. Она умоляет. Она притягивает меня ближе.

Она такая хорошая. Не уверена, что она понимает, насколько она хороша. То, что ее ценность намного больше, чем то, какая сила течет или не течет по ее венам. Я всегда знала, что она не такая, как все..

Мои веки становятся тяжелыми, но я заставляю их оставаться открытыми. У меня будет достаточно времени отдохнуть, когда я умру.

Уходить в неизвестность — это спокойно. Но оставлять ее одну — наоборот. Я отталкиваю Смерть, нуждаясь в последнем слове.

— Это не прощание…а лишь неплохой способ сказать «до встречи» прежде чем, я увижу тебя снова, — я покидаю с этими словами, шепча их сквозь онемевшие губы.

Интересно, смогу ли я следовать за ней, когда окажусь там, куда меня ведет Смерть. Надеюсь, она мне это позволит.

Во рту горький привкус крови, но стараюсь сладко улыбнуться ей.

А затем я начинаю считать.

Один, два, три…

Смерть мягкая, какой никогда не была жизнь. Я смотрю в небо, видя, как звезды плывут перед глазами. Какой красивый вечер в Форте.

Четыре, пять, шесть…

Буду считать секунды до следующей встречи с ней.

Буду считать звезды, пока не увижу Мака, сверкающего рядом со мной.

Звезды подмигивают, приветствуя меня дома.

А на восьмой секунде нет ничего.

Глава двадцать вторая

Макото

Сердце пропускает несколько ударов и замирает, когда я вижу её, стоящую там, на песке.

Не могу дышать, не могу думать, ничего не могу, кроме как беспомощно смотреть на фигуру вдалеке. Это не может быть правдой. Адина — самая невинная из всех, она меньше всего заслуживает смерти.

Мимо проходит Гвардеец, пихая меня плечом так сильно, что я хватаю его за руку. Он резко оборачивается, в его глазах вспыхивает гнев. Я никогда не стремился к общению со стражниками, но сейчас сжимаю его локоть и рычу:

— Она не преступница. Какого черта она там делает?

Мужчина фыркает и отталкивает меня. Не будь я так потрясен, не позволил бы ему это сделать.

— Приказ короля, трущобник, — он скалит зубы в попытке казаться угрожающим, — Схватишь меня еще раз, и я брошу тебя туда, к ней.

— Что ж, в таком случае… — я ловлю его руку, выкручивая её с такой силой, что Гвардеец охает.

Он отшатывается, в его широко распахнутых глазах плещется ненависть.

— Да как ты…! — он внезапно замолкает, и, когда его глаза сужаются, я ожидаю худшего. — Хотя, если подумать, тебе будет куда больнее просто наблюдать за тем, как она умирает.

В груди становится тяжело от его слов, и прежде чем успеваю сделать что-то опрометчивое, он разворачивается на пятках и уходит. Я смотрю ему вслед, прерывисто дыша со вспотевшими ладонями.

Медленно поворачиваюсь к арене, опасаясь того, что я там найду. Мой взгляд останавливается на ней, и я вижу, что ее руки связаны за спиной веревкой.

Но мое внимание приковывают ее пальцы. Они не такие, какими я их запомнил после долгих часов наблюдений за тем, как она шьет.

Я щурюсь, прикрывая глаза от слепящего солнца.

А затем снова хватаюсь за поручень, чтобы устоять на ногах.

Ее пальцы кривые, опухшие и сломанные. Пальцы, которыми она шила. Они сломали её талантливые пальцы.

Эмоции подкатывают к горлу, отчего мне трудно глотать.

Ее красивые руки. Прекрасные руки, которые касались моего лица, создавали бесчисленное количество одежды, хлопали в ладоши, радуясь мелочам.

Которые теперь никогда не будут прежними..

Я качаю головой, борясь с поступающими слезами.

Нет, это не может быть правдой. Почему это происходит именно с ней?

На краю арены, утонувшей в зелени, появляется неясная фигура. Жмурясь от непролитых слез, я наклоняюсь через перила и замечаю смутно знакомый силуэт.

Пэйдин.

Рискованно, но я позволяю надежде вновь разжечь моё сердце, заставляя его биться. Если я хоть немного знаю её, то Серебряная Спасительница никогда не причинит вреда своему самому близкому человеку. Надеясь лишь на это, я наблюдаю за тем, как она мчится по песку к спотыкающейся Адине.

Я молюсь всем, кто готов услышать. Умоляю от всей души. Предлагаю свою жизнь вместо ее.

Но, похоже, никто меня не слышит. Никто даже не пытается услышать меня, внять моим мольбам.

Потому что ей в спину вонзается ветка.

Я кричу.

Вопль разрывает мое горло, заставляя сотни голов повернуться в мою сторону.

Не могу отвести взгляд, не могу смотреть не на что, кроме крови, стекающей с ее спины. Ветка пронзает её насквозь, выступая из груди в том месте, где бьется прекрасное сердце.

Когда ее колени касаются песка, мои касаются бетона. Слёзы текут по моему лицу, и я вижу, как Пэйдин падает на землю рядом с ней. Смотрю, как она обнимает её кудрявую голову, цепляется за ее изломанное тело.

Как же больно не держать ее в своих объятиях. Сердце разрывается, зрение мутнеет. Коробочка в моём кармане тяжелеет. Она все еще лежит у груди, рядом c искалеченным сердцем.

Иголке уже никогда не повезет оказаться под ее пальцами.

И мне тоже. Никогда.

Сквозь настойчивый звон в ушах я едва слышу отчаянные крики Пэйдин, но продолжаю смотреть, не осмеливаясь отвести взгляд, пока она действительно не покинет меня навсегда.

Ее глаза устремлены к небу. Представляю, как эти большие карие глаза смотрят на меня так, как я любил, и хочу помнить их именно такими.