Грёзы и чернила (СИ) - Моро Джинкс
— Прости, — ведьма совсем не раскаивалась. — Время поджимало.
— Где мы? — выдохнула Майра хрипло, облизывая пересохшие губы и забывая о чем они говорили раньше.
— Это древнее капище, — пояснила Саломея, стоявшая посреди поляны. В ее ладонях плавал лепесток голубого огня, откидывающий тусклый свет на три шага кругом. Но толку от этого было немного.
Вокруг поляны сомкнул ветви дремучий лес, такой густой, что деревья переплетались друг с другом, наполовину утопая в густом снегу. Над головой не было ничего кроме черного, бархатного неба, но не так-то просто было избавиться от мысли, что за ними наблюдают. Кто-то, чье существование не могло быть осознано крохотным человеческим разумом. Майра даже уловила очертания лиц, проступающих из глухой ночи, но тут же отмахнулась от этой мысли.
— И что мы здесь делаем?
После света и блеска свадебного салона, лес казался еще темнее. Где-то в чаще заухал филин, но крик его резко оборвался, и все снова смолкло.
— Оно последнее в здешних лесах. Дальше на севере их больше, но к ним тяжело пробраться. И не безопасно.
Саломея сомкнула ладони, и огонь разросся — поднялся вверх завитками, озаряя прогалину голубым и салатовым. Посветлело, но сумрак в чаще, куда огонь не доставал, стал только гуще.
Майра затаила дыхание — лица, что мерещились ей, оказались реальными. По краю поляны, на равном удалении друг от друга, кто-то поместил тринадцать деревянных истуканов.
Позеленевшие от времени плоские лица с молчаливым неодобрением взирали на нее, как будто ждали момента разомкнуть деревянные уста, запечатанные так давно, что они и сами уже не помнили, что когда-то могли говорить.
— Жутковатое местечко, — Майра поежилась, обхватывая себя руками, чтобы согреться. Мороз крепчал, в глубине чащи ворчливо запела вьюга.
Лес утопал в сугробах, но здесь, на поляне, под ногами хлюпала грязь, словно снег падал и тут же таял, не успевая улечься. Что же там было похоронено, под землей?
Ведьма присела на появившийся из небытия стул с высокой спинкой и закурила. Дымок отрывался от алевшего кончика сигареты, складываясь в руны Старой Школы. Она либо творила магию, либо просто развлекалась, убивая время.
— Сделай мне одолжение, — ласково попросила она, взмахивая рукой. — Возьми лопату и копай вот здесь.
Указанное место обнаружилось между третьим и четвертым идолом, лопата, которой еще минуту назад не было и впомине, — рядом. Майра нерешительно взялась за черенок, вжала ботинок в наступ. Лезвие вошло в землю только на половину, кроша заиндевевшие комья грязи. Идолы неодобрительно взирали на нее сверху вниз.
— И зачем все это нужно? — спросила Майра, когда остановилась передохнуть. Руки болели, мышцы противно жгло с непривычки, и под капюшоном выступил пот. Нет, этот вечер она точно планировала провести не так.
— Во время церемонии, на которой наши силы станут единым целым, мы с будущим супругом должны обменяться Дарами, — будничным тоном сказала Саломея, как будто они сидели в лавке у камина или на диване в гостиной. Последнее слово она произнесла выделила особенно, как будто у него был особенный, сакральный смысл.
— Подарок?
Верховная кивнула, поправляя сбившуюся на затылок шляпу. Вид у нее был слегка запыхавшийся, утомленный, и Майра не впервые уже задумалась — сколько усилий тратят ведьмы и чародеи, чтобы творить магию? Чем они ее питают?
Орфей колдовал легко, как дышал, волшебство искрило в каждом его движении — легко и беззаботно — точно он вел по воздуху гусиным пером. Заклинания Саломеи оставляли на кончике привкус гари, имели вес золотого слитка.
— Вроде того, — подтвердила она, стряхивая пепел под ноги, где он быстро и без следа растаял в грязи. — Что-нибудь особенное. Что-то, от чего его сердце забьется чаще.
Майра промычала что-то невнятное, методично работая лопатой. Грязь хлюпала под ногами, вылетела в стороны брызгами, но затем лезвие наткнулось на что-то металлическое, громко звякнув. Майра подняла глаза, ожидая инструкций.
— Вот оно! — выдохнула Саломея, вылетая из своего кресла, как громадная ворона. Сходства с птицей ей придавали огромные блестящие глаза и широкие рукава старомодного платья. — Достань его.
Без лишних вопросов Майра опустилась на колени, разрывая землю руками. Испачкаться было не страшно, особенно теперь, когда в голосе Саломеи прорезались властные нотки, от которых хотелось вжать голову в плечи и следовать любому ее приказу.
В вырытой яме, под зеленым огнем тускло блестел металл. Майра ухватилась за выступающую часть, потянула на себя, но поляна не желала расставаться со своим сокровищем.
Снова пришлось рыть — отказаться Майра не могла. Саломее ничего не стоило ее принудить — словами или магией, ведь сама ведьма не желала пачкать руки. Да и взяла ее в лес не просто так. Ведьма нависала над ней, как коршун, пронизывающим взглядом следя за каждым движением, за каждой горстью земли.
Майра рыла до тех пор, пока в небе, проливая свет в прорехе густых вьюжных облаков, не мелькнула первая звезда. А затем выпрямилась, держа в руках будущий Дар супругу Саломеи.
Таинственный предмет оказался клинком — небольшим, всего в ладонь длиной. Рукоять украшали три рубина, сверкавшие даже сквозь слой облепившей их грязи. Майра не долго полюбовалась на темное серебро и драгоценные камни, а потом протянула клинок Саломее.
— Надеюсь, твоему жениху понра….
Ведьма отшатнулась, захрипев. Все ее тело болезненно напряглось, над верхней губой выступил холодный пот.
— С ума сошла?! — шепотом произнесла она, не сводя глаз с клинка. — Ты едва меня не убила!
Убила? Майра опустила взгляд — клинок был повернут лезвием ей в живот, Саломее предлагалось взяться за рукоять. Никакой угрозы, неужели поляна, идолы или само оружие могли вызвать галлюцинации? Привиделось ли ведьме, что Майра собирается вонзить нож ей в сердце?
Отдышавшись, Саломея аккуратно отступила, не сводя настороженных глаз с Дара.
— Неприрученный артефакт, особенно древний и упрямый, одним касанием может убить любую ведьму, если связи не налажены, — угрюмо буркнула она, пытаясь отдышаться. — И если бы ты…
Саломея замолчала, махнув рукой, но Майра почувствовала, как в животе ворочается что-то холодное и колючее.
Если бы она вложила клинок в руки Саломеи, то их вылазка на капище закончилась бы печально. Она бы не только лишила ведьму жизни, но и сама никогда не смогла найти выход из леса.
Картина того, как она сама долгие годы бродит по дремучему лесу, пытаясь выйти к людям и не замерзнуть, преследовала Майру по пути домой.
***
Когда они вернулись через портал — Саломея с прямой, как жердь, спиной, Майра — кубарем, — крыльцо Лавки Чудес утопало в тенях. День промелькнул так быстро, что Майра почти не удивилась, обнаружив над Столицей то же небо, черное и мягкое. Звезд видно не было.
— Если бы я была чуть моложе, то непременно бы расстрогалась, — внезапно сказала Саломея, посмеиваясь. — Но я слишком стара.
Это был первый раз, когда ведьма упоминала свой истинный возраст, да еще не в ироничном ключе. А причина обнаружилась очень быстро.
На ступенях, ведущих к двери с золотым треугольником, замерла парочка, шепчущаяся и хихикающая. В сумерках Майра различила только остроконечную шляпу, определенно принадлежавшую Леде — без нее чародейка не покидала лавки. И очень знакомые рыжие вихры — рядом.
Склонившись друг к другу, парочка изучала какой-то из узоров, нанесенный на запястье Луки. Татуировка нежно светилась в полумраке, отсветы плясали на их лицах, которые с каждой секундой были все ближе к другу. Если Майра что-то и понимала в человеческих отношениях, то эти двое на пути к своему первому…
— Никаких поцелуев у меня на глазах, — гаркнула Саломея, взмахивая рукой, и Луку с Ледой отшвырнуло друг от друга порывом ветра. Миниатюрный смерч, созданный ведьмой, вцепился в рукав Луки, стаскивая его прочь с крыльца.
Леда вспыхнула, зажимая рот рукой, и сбежала — нырнула в лавку, хлопнув дверью и оставив Луку одного разбираться с последствиями. Майра ее не винила — если кто-то хоть раз становился целью насмешек Саломеи, запоминал это на всю жизнь.