Жаклин Митчард - Рожденные в полночь
Они замолчали, зная, что так отец скорее вернется в кухню.
Мередит позвонила Санни Скаво, а Мэлли стояла рядом, прислушиваясь.
— Она… А-а… — Потом Мерри спросила: — Когда они вернутся? Точно? Просто передайте Санни, что я звонила. Спасибо. Ее нет дома, — повернувшись к сестре, сказала Мередит.
— И скоро она вернется?
— Они с братом…
— Гуляют?
— Пипин сбежал… Но он всегда находит дорогу домой.
— На этот раз он не вернется, — твердо заявила Мэллори.
Мерри старалась не смотреть в глаза сестре, боясь увидеть в них осуждение, но мысли Мэлли били по ее сознанию подобно кулакам.
Обратной дороги нет
Близнецы обычно ходили в церковь по воскресеньям.
Кэмпбелл была пресвитерианкой, а Тим католиком. Скрепя сердце она позволила воспитывать своих детей в католической вере, но взамен настояла на том, что по воскресеньям отвозить их в церковь будет исключительно Тим. Когда выдавалось свободное от работы воскресенье, Кэмпбелл любила понежиться в постели.
Санни они встретили после урока закона Божия, когда все готовились к началу мессы. Видно было, что девочка накануне много плакала.
— Ты не нашла свою собаку, — не спросила, а констатировала Мерри. — Пипин такая лапочка.
— Его подарили мне на день рождения, — заплакала Санни. — Мне тогда исполнилось семь лет. А вдруг кто-то похитил его?
«Намного хуже», — подумала Мэлли, но вслух сказала:
— Он вернется. Ты ведь слышала истории о собаках, которые, потерявшись, могли пересечь всю страну в поисках хозяев.
— Точно! — обнимая Санни, сказала Мерри.
Санни обняла их в ответ. Обычно Мэллори презирала подобные «телячьи нежности», но сегодня сочувствие заставило ее нарушить это правило.
Во время великого поста мессы короткие.
Тим Бринн объявил, что они едут к бабушке на вафли. Девочки были в восторге. Вафли бабушки Гвенни представляли собой облачка сдобы с корицей и сахарной пудрой. Теперь можно забыть о мертвых собаках и печальных старых леди.
Бабушка выглядела такой же уставшей и невыспавшейся, как и внучки.
— Что стряслось, мама? — спросил Тим. — Как здоровье папы?
Бринны всегда были дружным семейством. С братьями и сестрами Тим общался почти каждый день, а если это не удавалось, переписывался по Интернету. Даже с одной из сестер, которая уехала из родных мест и теперь жила в Портленде, семья поддерживала самую тесную связь. Не реже одного раза в неделю Тим Бринн ездил навестить своих родителей.
— Со мной все в порядке, — зевнула Гвенни, обнимая Адама и задерживая взгляд на Мерри и Мэлли. — А с вами что случилось?
— Ничего, — как по команде ответили близняшки и состроили некое подобие улыбки.
— Надо быть осторожнее, — сказала Гвенни. — Это вам не шуточки…
— Мама! — повысил голос Тим, ошибочно полагая, что речь пойдет о половом созревании и противозачаточных средствах. — Им только по тринадцать с половиной лет.
— Тише, Тим. Физически с девочками все в порядке. Я говорю о другом. Они меня прекрасно понимают.
Мэллори не терпелось расспросить бабушку, но только не в присутствии отца. Как бы ей хотелось, чтобы папа перестал говорить ни о чем и вышел, скажем, хотя бы в соседнюю комнату. Мередит, напротив, надеялась, что папа с бабушкой проведут время в пустых разговорах, а потом они уедут домой и… ничего необычного в их жизни больше не случится. У нее прямо руки чесались кому-то позвонить, неважно кому, главное — перестать нервничать.
Гвенни повернулась и направилась в кухню, остальные последовали за ней. Со спины бабушка выглядела стройной и подтянутой. Кухня была большой, в сельском стиле, как и весь дом, в который бабушка с дедушкой переехали после рождения близнецов. Стол был уже накрыт. Бабушка заварила ромашковый чай.
Съев порцию вафель, Тим удовлетворенно откинулся на спинку стула.
— Дорогой, — сказала Гвенни сыну, — отец сейчас во дворе за домом.
Прихватив с собой еще вафлю, Тим вышел из кухни.
«Если бы папа не занимался каждый вечер на беговой дорожке, — подумала Мэлли, — сейчас он весил бы добрых четыре сотни фунтов».
— Как твой черлидинг? — глядя, как сын пересекает двор и хлопает отца по плечу, спросила бабушка у Мерри.
— Ну… после вчерашних соревнований неплохо… — ответила внучка. — Мы выиграли. Ты ведь должна знать. Папа тебе звонил?
Гвенни утвердительно кивнула.
— А как у тебя с футболом? — спросила она Мэллори.
— Неплохо, но не так хорошо, как было раньше.
— А с плаванием как? — задала бабушка вопрос Адаму.
— Терпеть не могу стиль баттерфляй, но я единственный в группе, кто хоть как-то им овладел.
— Ничего, со временем у тебя нарастут мышцы на плечах. Твой папа отлично плавал. Он был региональным чемпионом.
— Да, — уплетая за обе щеки вафли и колбасу, ответил Адам. — Папа любит показывать фотографии.
— Может, хочешь посмотреть телевизор? — предложила бабушка.
— Хорошо, — ответил озадаченный Адам.
Ни родители, ни бабушки с дедушками не воспринимали телевизор всерьез и прибегали к его помощи только тогда, когда нужно было срочно занять чем-то малыша.
Гвенни отнесла поднос с вафлями в комнату с телевизором и вернулась в кухню.
— Вам, девочки, надо научиться вязать, — неожиданно заявила она.
Сестры переглянулись.
Бабушка порылась в шкафу и выудила оттуда огромную сплетенную из лозы корзину с крышкой, где хранились нитки и пряжа.
Когда Тим с дедушкой появились в дверях, Гвенни распорядилась:
— Берите Адама и отправляйтесь куда-нибудь пообедать, а я пока поучу девочек рукоделию.
— Я уже съел четыре вафли, — раздался голос Адама из соседней комнаты.
— Ты растешь, — возразила Гвенни.
Она бросила на мужа многозначительный взгляд, который тот понял мгновенно, так что вскоре мужчины с Адамом уже отъезжали от дома.
До вязания, конечно, дело так и не дошло. Гвенни показала внучкам, как пользоваться спицами только для очищения совести, так как не хотела лгать в воскресенье. Впоследствии она связала им два длинных шарфа грубой вязки — зеленый для Мерри и голубой для Мэллори.
Пока Гвенни скручивала пряжу, превращая ее в непрерывную аккуратную нить, Мэллори, не выдержав, спросила:
— Ты знаешь о наших снах?
Бабушка отложила пряжу в сторону и утвердительно кивнула.
— Ты не видишь наших снов, — продолжала Мэлли, — но ты знаешь, что значит быть отделенным от своей сестры-близнеца, знаешь, как это больно… Почему я вижу то, что будет, а сестра — то, что уже произошло? Какой в этом смысл?
