Лиза Дероше - Первородный грех
Я поднимаюсь с пола и начинаю путь к лестнице.
— Ты отказалась от общения с мальчиками? — спрашивает он.
— Я? Никогда! — отвечаю я в шутливом возмущении.
Он улыбается, но потом его лицо становится серьезным.
— Приятно видеть тебя дома вечером, для разнообразия.
Мама отрывает взгляд от своего кроссворда.
— Ты должна проводить больше времени дома, дорогая. Вот что. Через несколько месяцев тебя здесь больше не будет.
Я прислонилась к стене у основания лестницы и сложила руки на груди.
— Значит, вы перестали рассматривать Люка, как нечто…
Мама опускает газету на колени.
— Мы никогда и не относились к нему иначе, как с уважением.
— Мама, будь серьезной. Вы не относитесь к нему также как и к Чейзу. Он даже близко не может приблизиться к моей комнате.
— Ладно… он… я…
— Что она пытается сказать? — прерывает папа, глядя на маму, приподняв бровь. — До сих пор он демонстрировал поведение исключительно порядочного молодого человека и доказал, что мы вполне можем ему доверять.
Я мысленно воспаряю.
— Серьезно. Значит, теперь ему можно находиться в моей комнате.
Мама впивается взглядом отца.
— С открытой дверью.
Я ощущаю, как мои губы расползаются в счастливой улыбке, и я совершенно не способна этому помешать.
— Да, хорошо.
Я уже покидаю общую комнату, когда со мною что-то происходит. Я жду, пока боль в моем сердце пройдет, прежде чем я поворачиваюсь обратно.
— Почему вы никогда не требовали оставлять дверь открытой, когда здесь был Гейб?
Они переглядываются, затем снова глядят на меня.
— Ну… Гейб — он же ангел, — произносит мама.
Я вздрагиваю. И мне абсолютно нечего возразить. Он действительно ангел. Мой ангел. А Люк, определенно, нет.
Когда я разворачиваюсь к лестнице, я ощущаю ноющую боль в сердце, которую невозможно унять, и пытаюсь сконцентрироваться еще на чем-нибудь, кроме Гейба, поскольку я скучаю по нему.
Я себя заставляю подумать о чем-нибудь другом, о чем угодно. Поднимаясь по лестнице, я врезаюсь в Грэйс, выходящую из ванной. Она стаскивает полотенце с головы, позволяя влажным волосам рассыпаться по плечам, и капли воды с волос падают ей на спину.
— Ты дома.
Я впиваюсь в нее взглядом.
— Не по собственной воле. Люк в библиотеке.
Она просто смотрит на меня так, словно ее бледно-голубые глаза способны видеть меня насквозь. И когда я уже почти прошла мимо нее она произносит:
— Он другой.
Я раздраженно оборачиваюсь к ней.
— Кто?
— Люк. Его природа изменена.
В течение минуты я просто смотрю на нее, не зная, что сказать, и мне вдруг становиться любопытно, насколько глубоко она способна видеть.
Я киваю.
— Изменена.
Я разворачиваюсь и двигаюсь дальше, но прежде чем успеваю войти в свою комнату, она произносит:
— Как? Ты… — Ее фраза обрывается и она умолкает.
Я снова поворачиваюсь к ней. Она не могла догадаться, что Люк трансформировался, и уж точно никак не могла узнать, что это сделала именно я. Но что-то есть такое в ее пристальном взгляде, что заставляет меня задуматься.
— Поверь, он вовсе не такой злой, как ты думаешь.
И когда я открываю дверь, мне в след доносится:
— Но он был, — она утверждает это скорее себе, чем мне.
Я беру старое издание книги Стивена Кинга «Противостояние» со стола и ложусь на кровать, пытаясь получить удовольствие от чтения. Но мысли о Грэйс не покидают меня.
Как много ей известно?
Пытаясь вытряхнуть разговор из головы, я беру телефон в руки и вижу смс от Тейлор: «Приезжай в „Бухту“ вечером».
Минуту спустя, я набираю ее номер.
— Меня нет, я в «Бухте». — Включен автоответчик.
Что? Тейлор, как всегда, в «Бухте».
Это ночной притон, переполненный туристами, и теми подростками, которым нечем заняться в школе. Она обычно разглядывает парней, а я ставлю очередной рекорд на игровом автомате.
И ничего? Я снова отправляю сообщение.
Я жду.
И жду.
И когда у меня уже лопается терпение, и я собираюсь позвонить ей, приходит ответ.
«Мы пошли с Лили», — читаю я на экране.
Меня пронзает ревность.
Я же сама хотела, чтобы она подружилась с Лили.
Я нажимаю кнопку вызова, и Тейлор сразу же отвечает.
— Хорошо я согласна. Куда мы отправимся?
— Прости, — отвечает она, и тут я ощущаю раздражение. — Мы идем на вечеринку, на которую меня пригласил Марк. Не думаю, что это тебе подойдет, Фи.
Я люблю вечеринки.
— И с каких это пор мне не подходят вечеринки?
— Послушай, Фи… по какой-то непонятной причине ты являешься магнитом для парней. Я наблюдала это у Галлагеров, и сегодня я не хочу соперничества.
— Ты ведь шутишь, правда?
— Хм… нет.
— Подумай хорошенько. Неужели ты вправду считаешь, что я намерена отбивать у тебя парней?
— Не преднамеренно, но это так.
— Замечательно, — вспыхиваю я, захлопывая телефон, разрывая связь.
— Дождалась, — говорю я сама себе. — Что со мною не так?
Но, честно говоря, я понимаю, что не так. У меня нет ни одного настоящего друга. Тейлор была самой безопасной из возможных друзей. Она не требует многого и сама не обещает. Даже не знаю, когда я успела к ней привязаться.
Но Лили удалось разрушить то, что связывало нас на протяжении девяти лет. И меня немного пугает тот факт, что до сих пор мне удавалось обманывать себя, веря, что я ни в ком не нуждаюсь.
МэттЯ слышу шаги на лестнице и поворачиваю голову. Я проявляюсь в человеческой форме и прислоняюсь к стене, желая присутствовать при происходящем. Мне нужно что-то сделать, а не стоять тут, словно истукан.
Она поднимается на верхнюю площадку, и я начинаю паниковать; я мечусь, пытаясь сообразить, что же я тут делаю. Я соскальзываю по стене вниз и сажусь. Потрепанный томик «Войны и миры» Толстого возникает в моей руке, и на моих глазах появляются очки в черной оправе. Пытаюсь себе создать образ интеллектуала. Пусть считает меня умным. Я понимаю, что Габриэль, окажись он на моем месте, ни за что не оставил бы Фрэнни, но она дома, под защитой отца. Она в безопасности. Ни одному демону не под силу туда пробраться. Поэтому я здесь. И у меня нет сил сопротивляться этому. Я должен с ней встретиться.
Лили огибает лестничный пролет, посматривая почту, и не замечая меня, пока не споткнулась о мои ноги. Она наклоняется, чтобы разглядеть препятствие. Лили отступает на несколько шагов, округлив глаза, когда замечает меня. Я поднимаюсь на ноги.
— О, мне искренне жаль, — говорю я, пожимая плечами, держа в руках книгу.
