Маделаин Монтег - Бог Плодородия
Либо Анка намеренно покинул тело, в котором находился и при этом просто каким-то образом сам отключил его. Либо был отравлен, и яд погубил тело настолько быстро, что он не смог предотвратить этой внезапной остановки.
Габи не оказалась достаточно хорошо подготовленной морально к таким результатам. Было очень тяжело проводить над остатками какие-либо эксперименты, не говоря уже о том, что приходилось следить за тем, чтобы личные чувства не пересилили профессиональную объективность, но она сказала самой себе, что справилась вполне сносно.
Когда же поняла, что его убили, та стена отчуждения, которую она возводила вокруг себя, рухнула. Чувства утраты и гнева были настолько глубокими, что ей потребовались невероятные усилия, чтобы сделать вид, что ее открытие являлось «интересным», а не опустошительным, и что она рада ему, а не подавлена.
«После всего, что он для них сделал, — гневно думала она, — эти неблагодарные ублюдки подкрались и нанесли удар исподтишка!» У них даже не хватило смелости, предъявить ему обвинение за то, что он натворил или в том, в чем, по их мнению, был виноват! Подлые, коварные, вероломные трусы!
Она подумала, что, может, он совершил что-то ужасное, но сразу же отклонила эту мысль. У него были недостатки, но он не был ни подлым по натуре, ни жестоким. И хотя безусловно страдал комплексом превосходства и должен был бы устыдиться того что контролировал людей и манипулировал ими как марионетками, на самом деле, он не причинил вреда никому.
Он не был тем, кем казался, но, в любом случае, она чувствовала, что видела «настоящего» его. И если бы в нем было «зло», то она знала бы об этом.
Она основательно разозлила его несколько раз, но он ни разу не вышел из себя и не сделал с ней ничего, что можно было бы классифицировать как «гнев божий»!
Конечно, существовали всякие ужасные деяния, которые приписывали мифологическим богам, но она знала людей! Они всегда пытались найти «стрелочника», чтобы обвинить кого-нибудь в собственных грехах. Не исключено, что старые боги являлись существами подобными ему. Может они и совершали нечто «безбожное», за что на них возлагают ответственность, а может и нет. Так это, или не так, но Габи ни на мгновение не могла поверить, что в Анке есть какой-то порок, «черная кость», образно говоря.
Он был мил, даже когда невероятно раздражал ее.
И он был очень ласковым и поистине щедрым любовником. Она не собиралась жалеть о том, что произошло или забыть об этом. Этими воспоминания, стоило дорожить, даже если они были горько-сладкими.
Она не знала, почувствовала ли облегчение или сожаление, когда появились представители южноамериканских властей и, воспользовавшись своим правом на экспонаты, упаковали и отправили их обратно для того, чтобы провести собственные исследования, а затем выставить в музее. Она полагала, что ее раздирали оба чувства одновременно. Даже если она и считала тело своей собственностью, она знала, что не имеет на него никакого права. Он не принадлежал ей, даже если она чувствовала обратное.
В конце концов, решила она — это освобождение. Ей нужно прийти в себя. Анка ушел, и теперь, наконец, исчезло и последнее физическое доказательство его пребывания в ее жизни. Она могла бы похоронить все воспоминания и продолжать жить своей жизнью, какой бы жалкой и бессмысленной та ни была.
Прошло три недели, самые длинные, самые несчастные три недели в ее жизни, как однажды вечером, когда она только вышла из душа, раздался стук в дверь. Ее сердце на мгновение замерло, а затем заколотилось как бешеное.
«Это не Анка, — подумала она запоздало. — Он бы не стучал».
Когда властный стук раздался снова, Габи почувствовала резкий всплеск раздражения. Она схватила халат, одела, и, затянув на талии поясок, неохотно направилась посмотреть, кто ее беспокоит.
Мужчина, стоявший у ее двери, оказался незнакомцем, однако, она отметила — красивым незнакомцем. Габи была точно уверена, что никогда не видела его прежде. Она решила, что он выглядит как европеец. Высокий, около шести футов, широкоплечий, мускулистый, его можно было назвать мечтой любой женщины, но только не ее. Глаза светлые, скорее серо-голубые, а не яркие, почти изумрудно-зеленые. Светлые волосы коротко пострижены. Они не доставали до середины спины и не были черными, как грех. Мужчина выглядел загорелым, но не смуглым.
И мило улыбался.
— Привет, Лунный Цветок, — произнес он с хрипотцой. Он говорил с гортанным акцентом, который Габи не смогла определить, но не таким музыкальным голосом как Анка.
Несмотря на это, все внутри нее расцвело, и она потянулась к нему, чтобы поздороваться.
— Анка? — выдохнула она, все еще сомневаясь.
Он схватил ее в объятия, и она не заметила, как они оказались внутри, и только услышала, как захлопнулась входная дверь, и она оказалась крепко прижатой к ней. А потом его жаркий, неистовый, собственнический, требовательный рот накрыл ее губы. Лава хлынула по ее венам и собралась в районе живота. Она застыла потрясенная, несмотря на огонь, который вспыхнул в ее теле в ответ на его прикосновение и головокружительное желание, опалило мозг. Существовало тонкое, но отчетливое различие в том, как его губы и язык прикасались к ее губам, и она сразу почувствовала, что теперь его вкус и запах тоже стали другими. Такое же большое, сильное и мускулистое тело, но все же чужое, незнакомое ей.
Она решительно задвинула все сомнения в самый дальний угол своего сознания. Это был Анка. Она чувствовала это всеми фибрами своего существа. Она не станет думать ни о чем другом.
Он приподнял ее, поддерживая коленом и своим телом, и прижал к двери, попутно развязывая пояс и стягивая халат с ее плеч. Уткнувшись лицом в ее шею, он глубоко вздохнул.
— От тебя пахнет именно так, как я и представлял, — пробормотал он хрипло, — за исключением того, что ты пахнешь гораздо лучше, Лунный Цветок, слаще, чем нектар любого цветка во всей вселенной.
Он нашел ее губы, а его ладони начали исследовать контуры ее тела, в то время как Габи подняла руки ему на плечи, чтобы поддержать себя и не упасть. Она услышала скрежет застежки-молнии, а затем услышала щелчок кнопки на его джинсах. Желание пронзило ее, и когда он подхватил ее под ягодицы, она, широко разведенными ногами обвивала его талию.
Задыхаясь, она оторвала губы от его рта, и из ее горла вырвался стон удовольствия, когда почувствовала, как головка его члена погружается в ее глубины. Он изогнулся и легко ворвался внутрь. Она была мокрая от желания, и он беспрепятственно проник туда, куда так отчаянно стремился. Она обхватила его крепче и легонько укусила за плечо, когда он глубоко вошел в нее, наполняя так восхитительно, что она утратила над собой всякий контроль.
