Марина Ефиминюк - Магические узы
Нога сорвалась, я шлепнулась на крышу и застонала от боли в ладони. Склянка рассыпалась в моих руках от удара, и крошечные осколки вонзились в кожу. Аггел ревел и вертелся, пытаясь стереть с лица ядовитую кровь, стекавшую за ворот. Его кожа шипела, покрываясь ожогами. Никогда бы у меня не вышло победить противника выше меня на две головы и тяжелее пудов на пять!
Неожиданно противника повело. Ноги несуразно разъехались, и он завалился. С воплем аггел слетел на землю, и я, прижавшаяся всем телом к склизкой черепице, дернулась от звука глухого удара внизу.
Он погиб?!
Не позволяя себе рассуждать или жалеть, я вскочила на ноги и стремглав бросилась к чердаку рядом с трубами, где хлопало от ветра маленькое оконце, достаточное чтобы невысокий человек забрался внутрь. Старый чердак дыхнул в разгоряченное лицо пылью и особенным запахом рухляди. Деревянная лестничка выглядела до боли ненадежной, каковой и оказалась. Трухлявые перекладины провалились под ногами, заставляя испуганно прикусывать губу.
В ушах шумела кровь, а сердце било набатом. На одну секунду меня ослепила темнота заброшенного пыльного коридора, стены которого чернели разводами плесени, а побелка свисала с потолка лопухами. Сломя голову, я кинулась в огромный холодный зал с жалко побитыми окнами.
По разрушенным цехам разносились мои шелестящие шаги, даже дыхание, казалось, разлеталось эхом. Я кружилась на месте и не понимала, где нахожусь. Помещения походили одно на другое. Дверей не было, лишь провалы проходов, углы затянула пыльная паутина.
Нужно было остановиться и привести скачущие мысли в порядок, но чужие поспешные шаги заставили сердце тревожно екнуть. Я юркнула в соседний зал, где беспорядочной массой догнивали старые ткацкие станки, накрытые пыльными проеденными мышами кожухами. От резкого запаха пыли засвербело в носу.
– Эй! – раздалось за спиной.
Вздрогнув, я рывком оглянулась и даже зажмурилась на мгновение, ожидая нападения. Несмотря на боль в ладони, сжались кулаки, все мышцы напряглись.
– Птаха! – через грохот сердца мне удалось различить голос Ратмира. От облегчения подкосились ноги, и я обессилено уселась на корточки, закрывая лицо окровавленными ладонями.
Он двигался гораздо быстрее любого известного мне человека, но, безусловно, не смог тягаться с незапечатанным аггелом. Через короткие секунды Ратмир присел рядом со мной, от него шло тепло. Он походил на солнышко, заглянувшее в огромный запустелый цех, чтобы успокоить и подбодрить меня.
– Что с твоей рукой? – он бережно отвел ладонь, разглядывая порез, выглядевший действительно паршиво, и осторожно дотронулся до острой стекляшки, впившейся в кожу. У Ратмира были странные даже жутковатые глаза. Узкие желтоватые полоски окаймляли черные, подкрашенные специальным средством радужки, будто на ночном небе случилось лунное затмение.
– Больно, – пробормотала я, почувствовав, как в горле встал горький комок слез, и скорбно прошептала: – У нас больше нет драконьей крови. Я ее выплеснула…
Голос осекся, потрясение победило, и лицо Ратмира поплыло. Слезинка кольнула иголкой и сбежала по щеке, оставляя дорожку.
– Я привез сегодня, – тихо признался мужчина и насмешливо вопросил: – Ответь, где вы утащили столько крови, что хватило бы проверить весь фонд Исторического музея?
Его колкость отчего-то не показалось смешной, меня мучила другая мысль, сейчас всплывшая в гудящей голове с болезненной четкостью.
– Он погиб? – вопрос дался с трудом, через всхлип.
– Аггела сложно убить, – отозвался мужчина, задумчиво всматриваясь в мое перепачканное кровью лицо. Он и не собирался меня утешать или уговаривать, в отличие Богдана, который от моих жалоб и слез чувствовал себя ужасно виноватым, будто сам являлся источником девичьего горя. Ратмир хорошо сделал, и так было тошно, меньше всего хотелось, чтобы со мной сюсюкали, как с последней истеричкой. Ветров старший был слеплен совсем из другого теста, а потому притягивал, словно огонь мотылька. Я тут же устыдилась глупых мыслей и пробормотала:
– Он ослеп?
– Очень на это надеюсь, – изогнув брови, пробормотал Ратмир.
Неожиданно его горячие пальцы заправили мне за ухо прядь волос, и от легко прикосновения я непроизвольно вздрогнула, как будто молния прошла от макушки до пяток.
– Не стоит ему сочувствовать, Птаха, – тихо посоветовал мужчина и, помолчав, добавил такие слова, от которых похолодело внутри: – им бы тебя не было жалко.
Я судорожно кивнула, шмыгнув носом.
– Пойдем, – Ратмир поднялся и помог встать мне. Мы пересекли огромный цех, наполненный пылью, светом и холодом, и горячая мужская рука, поддерживая, твердо сжимала мой локоть.
– Они ушли?
– Да, – ответил Ратмир, быстро глянув на меня из-под ресниц, – лаборатория в руинах…
Только сейчас, наконец, отвлекшись от собственных переживаний новоявленного убийцы, я заметила, что каждый шаг дается моему спасителю, болезненно морщившемуся, с видимым трудом, а костяшки на руке прилично разбиты после драки.
– Мы уезжаем? – Мне было так жаль его, что непроизвольно я пальчиком нежно погладила ранки на кулаке. Во взгляде Ратмира скользнуло холодное удивление, и он, мгновенно разжав пальцы, отодвинулся. Отчего-то тут же стало стыдно и зябко.
– Да, – последовал сухой ответ.
Понятно, перемирие закончилось. Никто из них мне больше не друг, и я им снова не подруга.
Глава 8
Лазутчик в глубоком аггеловском тылу
Пустынный тракт вился через реденький лесок, каких много в пригороде Ветиха. От накрапывающего дождя, мелкой пудрой оседавшего на лобовом стекле автокара, яркие весенние краски померкли, будто сдрейфив перед серостью непогоды. Сочно-зеленые влажные папоротники скрывали землю, и листва шумела от задиристого ветра.
Остались позади опрятные городки-спутники, киснувшие под дождем. Стриж, не поспевавший за нами на чудом оживленной «Чайке», потерялся еще на выезде из города, и теперь нас разделяли несколько верст пути. В салоне стояла взрывоопасная тишина, лишь мурлыкала поминутно сбивавшаяся от помех музыкальная волна.
Ратмир упорно молчал, следя за дорогой. Сжавшись в глубоком кожаном сиденье, я украдкой поглядывала на водителя, и отчего-то чувствовала страшную робость. То и дело взор цеплялся за расслабленно лежащие на руле мужские руки с длинными пальцами. Конфузило безмолвие, но особенно смущало крайне неправильное внутреннее волнение от вида широкого кожаного браслета, закрывавшего крепкое запястье с татуировкой четырехлистного клевера на внутренней стороне. Меня даже в жар кидало от неожиданно вспыхивавших в воображении смутных картин.
В конце концов, чтобы заполнить неловкую бесконечную паузу, я спросила:
– Не хочешь сейчас поговорить? – прозвучало ворчливо.
– Нет, – Ратмир даже и не подумал повернуть головы, – сейчас – нет.
Стало обидно, и насуплено я отвернулась к окну, прекрасно понимая, что похожу на избалованную барышню, полагающую, будто все без исключения ей чем-то должны.
Между тем, лес резко оборвался, и мелькнул указатель «поселок Огненный». Отсюда начинались фермерские угодья. С двух сторон потянулись вспаханные поля, строго разделенные изгородями. Дорога разветвлялась и разбегалась неровными лучами к ладным деревенским домикам. На обочинах одноногими лакеями нас встречали почтовые ящики, мокрые от зачастившего дождя. Безлюдность и тишина тревожили. Рожденной в городе-оазисе мне не приходилось бывать в фермерских поселках, и окрестный пейзаж казался сошедшим с картинки в газетном листке.
Нам на встречу протарахтел грузовой забрызганный грязью до самой крыши автокар с поднятым над землей ковшом. В высокой будочке трясся шофер, лихо крутивший руль, чтобы удержать рычащее чудовище на колесах. Цвет кожи усатого водителя отливал темной бронзой, и кончик гладкого хвоста вместе с пальцами барабанил по баранке, выбивая такт неслышной песенки. У меня покруглели глаза. Не осознавая, я до боли прикусила губу и даже сморгнула, но, выдержав ровно секунду, все-таки ткнула пальцем в окно:
– Это поселение аггелов?
– А что тебя смущает? – сухо уточнил Ратмир, съезжая с основной дороги.
Автокар нырнул под очень крутую горку, едва не тюкнувшись носом, и съехал на засыпанную щебенкой одноколейку.
– Меня смущает то, что это аггелы! – воскликнула я обвинительно. – Если бы мой отец меня сейчас увидел, его бы удар хватил!
– Веда, – Ратмир бросил на меня острый, как иголка, взор, пригвождая к сиденью, – а позволь тебя спросить – с кем, по-твоему, ты сейчас едешь в автокаре?
Я открыла рот, пытаясь придумать достойный ответ, и моментально сникла, потупившись. Пораненная ладонь, намазанная чудодейственным средством профессорского изготовления, зачесалась под туго забинтованными полосками ткани, будто тоже укоряя меня за высокомерие.
