Алина Борисова - Город над бездной
А потом слезы кончились. И надо было решать, что делать дальше. Вампир от меня, наконец, отстал. Наскучила игрушка, про дела вспомнил. И можно было смело ехать домой. Да вот только кошелек был в сумке, а сумка осталась у мамы, и поездка на автобусе мне не грозила. А пешком было здорово далеко. Был вариант вернуться к компании и попросить взаймы. Петерс не откажет, еще и до дома проводит. Но вот только придется отвечать на вопросы. Говорить про Лизу. На это я была не способна. И потому решительно двинулась к выходу из парка. Солнце еще высоко. Ноги целы. Дойду.
Заблудиться в этих, знакомых с детства, трех соснах мне решительно не грозило, как бы я там не бежала куда сломя голову. И потому уже через пять минут впереди замаячили ворота главного входа. А еще через три минуты я сумела разглядеть, что уютно устроившись на скамейке возле самых ворот, меня преспокойно дожидается Анхен.
Молча подошла и села рядом. Он, так же молча, обнял меня одной рукой за плечи. Так мы и сидели, глядя на солнечные блики на лужах, и молчали каждый о своем. Я молчала о том, что он убил мою Лизку. Он и Лоу. И еще кто-то, не так уж важно кто. Они вампиры. Они убивают, даже если в газетах об этом не рассказывают. Традиции у них такие. Гастрономические. Им было все равно, кого. Не меня – так Лизку, не ее – так кого угодно еще. Это я выбрала за них. И отдала ее – свою подругу, свою сестру, свою любовь. Просто так, ни за что, к слову. Так кто убил ее: я или они? Или мы? Ну и за что я их ненавижу?
О чем молчал Анхен, я не знала, но он тоже был задумчив и не спешил начать разговор.
Так и сидели, обнявшись: я да вампир. Зачем вампиру девушка?
– Когда-нибудь ты убьешь меня? – спросила отстраненно, словно о погоде.
– Когда-нибудь, – согласился он рассеянно, словно не вернувшись из мира собственных мыслей, – не сегодня. Если очень попросишь.
– А если я попрошу сейчас?
Тут он очнулся от размышлений, взглянул на меня внимательно, и усмехнулся:
– Не, Ларка, сегодня не выйдет. Сначала я, на основе наблюдений за тобой в естественной среде, напишу очередную диссертацию, получу докторскую степень в смежной профессии, а там уже и обсудим.
– Я такая же. Обычная. Как все. Может еще и хуже многих.
– Пойдем, угощу тебя горячим чаем. Ты совсем замерзла у меня в этом парке. Сердце того гляди в ледышку превратится.
– Полагаешь, меня спасет чай?
– Вряд ли. Придется самому.
* * *Чайный домик прятался в лабиринте переулков. Я здесь никогда не бывала, и наверное, не смогла бы сама отыскать это место, даже будь у меня его точный адрес. Маленький двухэтажный домик среди множества небольших двухэтажных домиков. Мы вошли, и зазвонил колокольчик над дверью. Учуяв вампира, к нам тут же бросился расторопный официант и проводил за лучший, по его мнению, столик заведения: в эркере второго этажа, чуть в стороне от всех прочих.
– Можно задвинуть шторки, если желаете, – услужливо предложил он, подавая мне меню.
– Да, если вам не сложно, – вежливо кивнул Анхен, пока я пыталась сообразить: зачем сажать нас у окна и закрывать на нем шторки. Оказалась, шторки имелись в виду не на окнах. Тяжелые портьеры отгородили пространство эркера от остального зала.
Довольно быстро принесли мой заказ, как принято в таких заведениях – «пару чая»: кипяток в большом пузатом чайнике и заварка в чайничке поменьше. Я выбрала для себя чай с морошкой, чисто травяные напитки я не слишком любила. Десерт я не заказывала, но от заведения нам поставили тарелочку небольших пирожных. Чашек поставили две, хотя вряд ли кто не признал в Анхене вампира, или полагал, что он станет пить чай.
– Это чтоб нам не звать официанта сразу, как ты расколотишь первую, – усмехнулся он, перехватив мой взгляд.
Злопамятный. Отвечать не хотелось. Говорить не хотелось вовсе. Даже чай выглядел не слишком соблазнительно. Но Анхен налил и пододвинул мне чашку.
– Сейчас ты будешь пить и очень внимательно меня слушать, – сообщил он мне, глядя прямо в глаза своими серьезными, как бездна, глазами. – Хотя я и подозреваю, что делать эти два дела одновременно для тебя почти непосильная задача.
Возможно, он и правда так думал, может, просто пытался вызвать какую-то реакцию на свои слова. Реагировать не хотелось.
– Я хотел бы поговорить с тобой о Лизе.
Ох, нет.
– Во многом ради этого я и пришел к тебе сегодня. Ты изводишь себя который месяц, ты отказываешь себе в праве жить. Но попробуй взглянуть на все другими глазами. Попробуй понять ее и искренне за нее порадоваться.
– Ты ничего не перепутал, точно? Знаешь, я могла бы понять, если б ты попросил порадоваться за тебя с дружками, как вам было вкусно на том пиру. Но порадоваться, боюсь, все равно бы не получилось.
– Вкусно? Не совсем то слово. Она вся была светом. Светом, воздухом, радугой в небесах. В ней не было ни страха, ни сожаления, ни единого уголка души, который она хотела бы утаить для себя, она все отдавала нам на раскрытых ладонях, всю себя растворяла в своей крови, чтобы проникнуть так – в нас. Она была самой любовью, захлестнувшей нас, и навеки осталась в каждом из нас – бескорыстной, беззаветной любовью.
– Она любила Лоу. Не вас. Вас она не знала. И не хотела. И боялась, что ты мне будешь рассказывать, я виделась с ней накануне!
– Она не боялась. Она стеснялась. Очень мило стеснялась, когда Лоу раздевал ее, а мы смотрели. Но страха в ней не было. Вампиры чувствуют страх, как вы чувствуете резкий запах, кровь от него горчит, меняет вкус. В ней не было страха, ее кровь была чистейшей энергией солнца, ласкающей нас, словно найденных после долгой разлуки детей. Пойми, Лара, Лоу не заставлял ее, не принуждал. Мы были ее свершившейся мечтой, тебе ли не знать, что именно об этом она мечтала с самого детства. Признай, наконец, за ней право идти своим собственным путем, даже если этот путь абсолютно неприемлем для тебя.
– Вы ее свершившейся мечтой не были. Ей хватило бы его одного.
– Но любила-то она не его, не Лоу. Она любила вампира в нем, он был олицетворением ее любви к вампирам вообще. И он понимал это не хуже меня или тебя. Он мог бы выпить ее и один. И почти выпил, и не раз. Но он сдержался, чтобы сделать ей подарок. Он. Подарил. Ей. Вампиров. Самых лучших, на его взгляд. Чтобы она смогла сполна насладиться теми, о ком она всегда мечтала.
– Нет, все равно, это не так, не правильно, – я не могла с ним особо спорить, я просто плакала, цепляясь за кусочки расползающейся картины мира, – любая любовь в чем-то персонификация, но это вовсе не значит, что надо устраивать из этого похабную групповуху.
– Я не знаю, почему тебе кажется это похабным. Вампиры любят так. Мы делим нашу любовь с теми, кто нам близок и дорог. Куда более нелепой нам кажется человеческая выдумка вцепиться в кого-то одного и держаться за него до скрежета зубовного.
