Мэг Кэбот - Ненасытный
— По-моему, вы хороший. Джек Бауэр того же мнения, просто пока не осознал этого, потому что мозг у него с грецкий орех.
Песик проиллюстрировал это, решительно отказавшись входить. Двери уже закрывались — пришлось Мине втащить его силой. Джек с разгону запутался у нее в ногах и толкнул ее на Лучана.
— Ой, простите…
— Не нужно извиняться. Вы не ушиблись?
— Нет, все в порядке.
Секунд пять они простояли, глядя друг другу в глаза. Интересно, чувствует ли Лучан, как между ними пульсирует ток, или это опять штучки ее суперактивного воображения? Сердце у нее уж точно билось чаще обычного. В тишине шумно дышал Джек Бауэр, и лифт отзванивал этажи.
Мине не хотелось прерывать молчание. Пауза такой категории могла закончиться чем угодно: почему бы, например, Лучану не наклониться и не поцеловать ее? Все возможно, только не надо ничего говорить.
Но она, конечно, не выдержала — нервы подвели.
— Есть причина, по которой вам неприятно смотреть на телевизионные пытки? — слегка охрипшим голосом спросила она, вглядываясь в его лицо.
Он, не проявив никакой реакции, ответил вопросом на вопрос:
— А вы? Есть причина, по которой вам неприятно смотреть на телевизионные смерти?
В окошке лифта зажегся ноль, двери открылись.
— Я люблю, когда все хорошо кончается, — ответила Мина, вытаскивая бунтующего Джека Бауэра в вестибюль. — Вот и все.
— Я тоже, — сказал Лучан. — Завтра начну смотреть ваш сериал.
— Да что вы? Завтра будет интересная серия. Шерил и отец Хуан Карлос опять будут обниматься, их увидит местная сплетница, и поднимется тот еще тарарам. Не пропустите!
— Я прямо-таки приклеюсь к экрану, — пообещал Лучан.
Прадип, мимо которого они проследовали, помахал и сказал:
— Добрый вечер, мисс Харпер!
В воздухе с приходом ночи чувствовался холодок. Мина двинулась было их привычным с Джеком Бауэром маршрутом, но Лучан перехватил ее и направил в другую сторону.
— Не туда. Хочу вам кое-что показать.
— Да неужели? — Мина не сразу уяснила, что он уводит ее от двух мужчин, затеявших спор перед домом… и от собора Святого Георгия.
Он охраняет ее, поняла она с дрогнувшим сердцем.
Давненько уже никто из мужчин не заботился о ее безопасности (швейцары, которым она делала хорошие подарки на Рождество, не в счет). Джон, видимо, полагал, что она вполне способна сама о себе позаботиться (и он как брат тоже не в счет). Отец, когда она начала предсказывать окружающим (включая и его), как им предстоит умереть, говорил с ней только на самые банальные темы. И он, и мать думали, похоже, что дочка у них урод. Бывая у них во Флориде, Мина слышала, как они шепотом спорят, в кого она такая пошла (намеки прямо указывали на бабушку Вильгельмину).
Она, конечно, могла о себе позаботиться — забудем на время о летучих мышах, — но Лучан вел себя очень галантно, выступая в роли ее защитника. Мина сразу почувствовала себя нежной и женственной.
Кто сказал, что все рыцари вымерли?
— Что у вас за сюрприз? — спросила Мина, стараясь не слишком бурно проявлять свой восторг.
— Думаю, вам понравится. — Они шли по Семьдесят девятой улице к Пятой авеню. Там находились исключительно элитарные жилые дома, отели, Сентрал-парк… и еще кое-что, расположенное на углу Восемьдесят второй и Пятой.
— Мет? — удивилась она. Он за руку перевел ее через Пятую авеню к величественному, красиво освещенному зданию. Несколько человек на ступенях болтали, курили и даже читали при свете скрытых за колоннами прожекторов. — Но он в это время закрыт, — пролепетала Мина, чью руку пронизало током по всей длине.
Лучан, вероятно, просто не в курсе. Он все-таки иностранец, даром что преподает в университете и читает классиков перед сном.
— Не для всех, — загадочно молвил князь. — Пойдемте.
Они, все так же держась за руки, стали подниматься к парадному входу музея Метрополитен. Джек Бауэр, пользуясь растерянностью хозяйки, рванул поводок и удрал.
— Ой! — Убежал он, к счастью, недалеко: несколько студентов на лестнице слушали музыку, передавая друг другу свои айподы, и ели пиццу, которая и привлекла Джека. Подхватив собаку на руки и извинившись, Мина устремилась обратно. Лучан ждал ее за открытой дверью в музей.
Никто из сидящих на ступенях, похоже, не замечал, что он вторгся в одну из достопримечательностей Нью-Йорка.
Взломал он эту дверь, что ли? Или румынских профессоров, если они и князья к тому же, снабжают ключами от нью-йоркских музеев?
— Послушайте, но нельзя же… — Мина не знала, негодовать ей или смеяться. — Лучан, как вы вошли?
Он показал ей черную карточку с магнитной полоской.
— Если помните, я говорил, что один мой приятель читает здесь лекции. Мне подумалось, что вам будет интересно посмотреть экспозицию по этой тематике. Пойдемте, это вполне законно.
— А как же охрана? — все еще колебалась Мина.
— Не беспокойтесь, я все улажу.
Уладит? Что он, собственно, хочет этим сказать? Наверно, взятку даст сторожам. Ну конечно.
Лучан — богатый вельможа и привык иметь дело с персоналом всякого рода.
Ему самому, должно быть, прислуживает целая армия. Горничные, дворецкие. Пилоты, управляющие его частным аэропланом.
У Мины тоже была прислуга, которая приходила каждую вторую неделю на один день и отказывалась заниматься стиркой и глажкой.
— И потом мы с собакой…
— Маленькая собачка никому не помешает. — Он стоял на фоне непроглядной тьмы, невероятно красивый, и придерживал для нее дверь. — Доверьтесь мне, Мина.
Самое невероятное заключалось в том, что она действительно ему верила. Верила почти незнакомому человеку.
Почему бы и нет, собственно? Он, как-никак, спас ей жизнь, рискуя собой.
Небольшой взлом и проникновение по сравнению с этим — сущие пустяки.
Сама Мина, когда дело касалось лично ее, рисковать не любила. Лейша попала в яблочко, пришив ей комплекс героя: чтобы спасти кого-то другого, она пошла бы на все. Лишь бы позволили.
Но рисковать чем-то, не зная своего ближайшего будущего…
Именно поэтому она почти всегда выбирала путь наименьшего сопротивления. Жила с парнем, который не любил ее по-настоящему. Не жаловалась на сотрудницу, которая нахально ее использовала. Делала совсем не то, что считал правильным ее внутренний компас.
Как же ей быть теперь?
Протянув руку Лучану Антонеску, она может потерять не только свободу (если нью-йоркская полиция ее арестует). На кон поставлено ее сердце.
С другой стороны, что она будет делать, если решит иначе? Сидеть всю жизнь на диване, как Джон, и ждать, когда на нее свалятся идеальный мужчина, идеальная работа, идеальная жизнь?
