Мой сводный с Цварга (СИ) - Катрин Селина "Сирена Селена"

— Всё хуже некуда, да?

Лана вдруг посмотрела на меня так странно. В её глазах плескалось нечто, чего я никак не ожидала. Облегчение?

— На самом деле… После того, как ты рассказала всё подробно, у меня словно камень с души упал.

Я моргнула, не сразу осознавая смысл её слов. И лишь спустя несколько секунд вспомнились те фотографии… окрашенный кровью горнолыжный костюм-мешок, снимки головного мозга, стойкая вера эмиссаров в бета-воздействие Яранеля, а также всхлипывания вначале Малори, потом Ланы…

— Вы с отцом действительно думали, что Яр мог так со мной поступить?! — выдохнула я, не веря. — Он же такой… внимательный, благородный, воспитанный… Как вы вообще могли до такого додуматься?

— Мы с Арно… — Голос дрогнул, но Лана заставила себя продолжить. — Мы думали, что Яранель… воспользовался моментом. Тем более, сама понимаешь, у цваргинь нет человеческих рудиментов, и половой акт никогда не сопровождается кровью…

Я схватилась за голову, чувствуя, как весь мой мир покачнулся. Кошмар, просто кошмар! И выходит, именно так подумали все!

— А ещё Арно всегда подозревал, что Яр относится к тебе м-м-м… не совсем правильно. Уделяет слишком много внимания, проводит слишком много времени наедине. — Цваргиня вцепилась в шаль до побелевших костяшек пальцев. — Я никогда на это не обращала внимания, а за последние три дня винила только себя во всём случившемся. Арно всегда считал, что Яранель на тебя слишком сильно давит. Даже то, как он беспрепятственно входил в твою спальню… собственно, именно поэтому Арно и настоял, чтобы тебя переселили в дальнюю комнату, подальше от негативных воспоминаний, но ты почему-то сразу же направилась обратно…

Меня затрясло. Слезы исчезли, уступив место шоку и недоумению.

— Так, всё, хватит. — Я поднялась. Складной стульчик скрипнул подо мной. — Яранель никогда ничего не делал мне плохого. Сколько себя помню, я всегда его любила.

— Я знаю, милая. Теперь я знаю, — ответила Лана, тоже поднимаясь. У неё так же подозрительно блестели глаза от слёз.

— Я могу его увидеть? — уточнила я. — Почему он в Планетарной Лаборатории?

— Боюсь, что нет. — Цваргиня надрывно вздохнула. — Сразу после вашего освобождения он сказал, что на тебя было оказано сильное бета-воздействие, а сам объявил о привязке.

Час от часу не легче.

— Мы подумали, что он таким образом пытается оправдать насилие и смягчить наказание… — Лана отвела взгляд. — Оказывается, нет. В общем, он сейчас в изолированной палате, и к нему не пускают родственников и знакомых ещё три недели. Он доказывает, что привязка действительно имеется и она к тебе.

— А это… опасно?

— Если привязки нет, то всё пройдёт легко, никакого бета-голода не будет. Если же привязка есть, то в отсутствии источника правильных колебаний голод рано или поздно проявится и может прогрессировать очень быстро. Тут важно поймать момент и не довести пациента до смерти. При этом доки стараются зафиксировать это состояние документально на несколько дней, чтобы потом у Яра были официальные документы о привязке.

«Дождись, ладно? Обещаю, я вернусь за тобой», — прозвучали слова Яра в голове, и я обхватила себя руками.

«Не умри там без меня, пожалуйста», — взмолилась мысленно, представив любимое лицо сводного брата.

Эпилог

Айлин

Три недели показались бесконечностью. Из Планетарной Лаборатории каждый день поступали звонки с отчётами о состоянии Яранеля, и все они были удручающими: ему становилось всё хуже. Теоретически я должна была находить утешение в том, что его привязка ко мне подтверждалась, а это значило, что даже общество, столь строгое к любым нарушениям неписаных правил, могло бы простить наш союз благодаря физиологической неизбежности. Но вместо облегчения тревога росла с каждым днём. Вместо радости от признания привязки я ощущала лишь страх: успеют ли они спасти Яра?

Лана переговорила со слугами. Кто-то не вернулся работать в поместье Рошфор наотрез, но большинство, услышав мои личные заверения и последние новости — а СБЦ не стала молчать и сообщила, что все подозрения с Яранеля сняты, а в розыск подан Ханс, — всё же мало-помалу начали возвращаться. Правда, молоденькие лакеи-цварги нет-нет и смотрели на меня, осуждающе поджав губы, но мне было всё равно. Так сложилась судьба. Да, Рошфоры меня удочерили, да, формально Яранель мой сводный брат… но я его люблю. А он жить не может без меня, и тут уже дело не в «красиво» или «некрасиво», а в физиологической зависимости. И ни он, ни я не сделали ничего плохого.

Ханса нашли через несколько дней. В очень маленькой деревушке в предгорье со множественными переломами ног и сломанными рёбрами… В отличие от нас, ему не так повезло с лавиной, а может, он и в принципе катался на лыжах хуже, но мне было даже жаль архитектора, когда я читала сухой отчёт, переданный господином Хейвордом через помощника. Суд Хансу назначили, как и выдали запрет на приближение ко мне. Я ещё раз подтвердила, что желаю минимального наказания для мужчины, и попросила в дальнейшем обращаться к адвокатам Рошфоров. Ханс меня больше не интересовал.

Арно Рошфор отреагировал на открывшуюся правду о сыне очень неоднозначно. С одной стороны, я почувствовала от него колоссальное облегчение, которое сквозило буквально в каждом жесте, с другой стороны — он принял наши с Яром чувства не так легко, как Лана. Хмурился, молчаливо мерил шагами поместье, шумно вздыхал, а когда глубоко задумывался, часто бормотал что-то вроде: «Эх, как же я так просчитался? Мальчик мой, Яр, ну за что ты так поступил с отцом? Достойного же сына растил…»

Мама Лана пыталась успокоить мужа и объяснить, что всё не так плохо, а скорее, даже наоборот — прекрасно, но Арно упорно считал, что на привязку «можно повлиять» и Яранель всё это провернул «по своему желанию».

— Рано или поздно он примет это, Айлин. Дай ему время, — однажды вечером сказала Лана, и я кивнула. Рядом с приёмным отцом я всё ещё чувствовала себя чуточку виноватой.

Номер Планетарной Лаборатории я могла бы теперь повторить даже во сне.

— Вселенная, дамочка, как вас там… Айлин Рошфор, ну сколько можно названивать? Вы с утра уже звонили, в обед и снова… — не выдержал секретарь в какой-то момент. — Да, ему хуже, но не критично. О том, что вы вошли в его ближний круг, говорить можно, но наверняка не все бета-колебания на вас завязаны. Наблюдаем. Окончательное решение всё равно вынесет судья, а мы со своей стороны сделаем всё возможное, чтобы развод вам дали.

— Простите… развод? — опешила я.

— Ну да, развод. Вы разве не за этим упекли своего мужа в Планетарную Лабораторию? Чтобы было заключение, что Яранель Рошфор не зависим от вас физиологически. Повторюсь, мы пока наблюдаем.

В смешанных чувствах я попрощалась с секретарём Планетарной Лаборатории и бросилась искать информацию в инфосети. Оказалось, что та процедура, на которую пошёл Яранель, сама по себе как отдельная не существовала. Если цварг привязывался к кому-то, то заявлял открыто, и это являлось чем-то священным, что ли. Никто не проверял мощность привязки, не доводил цваргов до состояния полусмерти, это считалось чуть ли не извращением. Но всё же процедура появилась относительно недавно, собственно, когда стали набирать моду разводы. Я так углубилась в инфосеть, что не заметила, как пробежало несколько дней.

Ещё сто лет назад на Цварге не было понятия расторжения брака, но впервые оно появилось после скандального случая развода некоего эмиссара высшего звена Службы Безопасности Фабриса Робера и чистокровной цваргини Лейлы Виланты. Последняя, оказывается, на момент развода имела трёх детей от совершенно другого мужчины иной расы[1]! Оказывается, сам Фабрис покрывал настоящий брак своей первый жены с вождём племени на планете Ларк. После того случая АУЦ стал охотнее выдавать бумаги о расторжении брака при условии желания обоих супругов.

А спустя семь лет на планете произошел ещё один громкий развод, но уже по желанию исключительно цваргини. Некоторые мужчины, понимая, что на Цварге не смогут найти себе ещё одной жены, и не желая отпускать текущую, утверждали, что имеют привязку к супруге и жить без неё не могут. В прямом и переносном смысле этих слов. Первым усомнившимся в искренности слов супруга — Мориса Мэрриша — стал учёный-генетик Себастьян Касс — ныне муж Орианн Мэрриш[2]. Он умудрился доказать тот факт, что Морис грязно использовал привилегии цваргов с привязкой, при этом не имея оной.