Мама, это ты? (СИ) - Соломахина Анна "Fjolia"

Рука так и зачесалась дать по шее за такое безобразие, но я сдержался.

Вокруг Полины, не обращая внимания на кота (разве что хмыкнув уголком тонких губ), хлопотал Прозоровский. Он надел на нос зелёные окуляры и, вооружившись тонометром, пульсоксиметром и Бог знает ещё чем, колдовал над проблемной пациенткой.

— Давление понижено, сатурация в норме, а голова… — пробормотал спустя некоторое время Альберт Юрьевич. — Очень нестабильные и не совсем понятные вибрации. Нужна томография.

Я не выдержал – подошёл к дивану, протянул руку, аккуратно коснулся волос. Кот недовольно взмыркнул, но мне был плевать. Провёл рукой вниз, касаясь подушечками пальцев нежной кожи щёчки, спустился к подбородку. Полина вздрогнула и… распахнула глаза. И я готов дать руку на отсечение, если не голову, что прикоснись к ней кто другой, она бы так быстро не очнулась.

Взять того же доктора – он её тронул и не раз, и всё без особого результата.

Это… будоражило. Заставляло сердце биться чаще, а голову немного кружиться. Это было столь искренне, столь пронзительно.

— Олег Степанович… — пролепетала она, безотчётно облизав пересохшие губы.

— Что с вами случилось? — я завороженно смотрел, как постепенно зелень уходит из глаз Полины, словно серые воды её затянули.

Кот, мурча, аккуратно спустился на её грудь, улёгся мордой к лицу и затарахтел.

— Я… — девушка запнулась, потянулась рукой к коту, погладила шёрстку. — Я не успела принять вечернюю порцию эликсира, может поэтому?

— Вполне вероятно, — откликнулся Альберт Юрьевич.

Полина вздрогнула. Похоже, до этого момента она не замечала его присутствия.

— Я схожу за ним. — С трудом оторвался от девушки, двинулся вниз, благо, я прекрасно знал, где находится её комната.

По дороге меня одолевала масса мыслей, и одна из них была о коте. Почему он так странно себя ведёт? Прямо как я! Так же не может от неё оторваться, беспокоится, жаждет прикасаться…

Мысль мелькнула и пропала. Я даже не успел ухватить её за хвост.

Войдя в скромную, но симпатичную комнату, принялся искать флакон с эликсиром, правда, не особо успешно, ибо отвлёкся на соблазнительный вид сохнущего белья на батарее. Простого, без особых изысков и франкских кружев, но такого соблазнительного…

Реакция организма не заставила себя ждать.

Да что это такое? Остынь, Репнин! Веди себя прилично! Там девушке плохо, а ты на её панталончики заглядываешься.

Несмотря на мысленную оплеуху, я двинулся к шкафу. Провёл пальцами по резной дверке, открыл её, чтобы тут же прикипеть взглядом к тонким чулкам, чьи резинки касались тех самых потаённых женских мест, к которым так любит подобраться мужская рука.

Где кожа нежна, а формы обретают дивную округлость. Мягкость. А ещё от прикосновений к этим местам женщина начинает дрожать, её глаза загораются, а губы жаждут поцелуя…

С треском захлопнул дверцу, сам же потряс вконец захмелевшей головой. Сжал кулаки, одним из них даже по лицу себе двинул, чтобы отвлечься. Кое-как развернулся, нашёл-таки пресловутый флакон, за которым приходил, и двинулся к выходу.

Идиот! Кретин! Похотливый кобель! Девушке плохо, а я на её бельё слюни пускаю. Нет, надо как-то заняться этим вопросом. Может, в бордель сходить?

Скривился, едва представил, какая там грязь.

Завести любовницу?

Только не Полину, она слишком хороша, чтобы её позорить, ломать жизнь.

Хм, а привлечёт ли меня кто-либо, кроме неё?

Вряд ли. Меня вообще можно назвать однолюбом. До Катерины у меня было всего несколько любовниц в разные промежутки времени, но к тем я ничего особенного не испытывал. И уж точно не шарился у них в белье, хотя денег на него давал, конечно. Любовался им, но то были роскошные кружевные комплекты, а не простое полотно, от одного вида которого у меня…

Так, кстати, надо что-то с этим делать, пока я не оконфузился при посторонних.

Думать о Сальваторе Мунди – вот он выход! О том, какой унылый у него ракурс, как бездарно прописана светотень на лице и как талантливо изображена прозрачная сфера в руке. Нет, там точно приложил руку если не Леонардо, то большой мастер. Но лишь к части картины, в целом явно ученической.

Мысли о работе отлично справились с эрекцией, в кабинет я входил почти спокойный. По крайней мере, без компрометирующей выпуклости на брюках.

Полина Андреева

Стоило Олегу Степановичу выйти за дверь, как я встрепенулась. Вот он – тот самый момент, когда можно поговорить с доктором с глазу на глаз. Если честно, сообщать князю о том, что я слишком много вижу в этом доме, было страшно. А ну как выгонит, и что я буду делать? И дело уже вовсе не в работе, а в том, что я всей душой прониклась и к нему, и к деткам, и ко всему. Даже к коту, который давил мне сейчас на грудь!

— Альберт Юрьевич, — позвала я доктора, который в это время укладывал приборы в медицинский чемоданчик.

— Да, Полина? — врач повернул ко мне голову, пронзая внимательным взглядом.

— А может быть такое, что из-за удара по голове я поймала вибрации дома и начала помнить то, чего не могла знать? — спрашивала с опаской, мало ли, вдруг я глупость сморозила?

— Хм… — Доктор задумчиво огляделся.

Даже какие-то окуляры вытащил со стеклами жёлтого цвета, надел их и принялся осматривать стены.

Я ждала вердикта, затаив дыхание.

— В принципе, дом старый, разумный, в нём жило не одно поколение сильных магов, — протянул он. — А какого рода «воспоминания» и в какой форме вы получаете?

Я с облегчением выдохнула. Хорошо, что он не стал смеяться, а решил проверить, более того – выслушать!

Принялась сбивчиво перечислять странности, в том числе и главную – меня потянуло во время грозы в ту странную комнату, куда также пришёл и Олег Степанович. О некоторых привычках князя вроде курения и разбрасывания носков тоже упомянула. Подумав, рассказала и о манере кусать за пятку, правда, жутко при этом покраснела. А ещё уверила, что сама лично ничего такого не испытывала ни от князя, ни от кого-либо другого.

— Я вообще ещё девушка, мне и знать-то такие вещи не положено, — потупив глаза, пробормотала я.

Перед внутренним взором тут же вспыхнуло видение, где я и вовсе сижу на Олеге Степановиче, словно на коне. Вот только если на коне сидят на спине, то там была совсем другая поза. И ощущения.

— Я так понимаю, что говорить об этом Олегу Степановичу вы стесняетесь? — прозорливо догадался Альберт Юрьевич.

Я только кивнула.

— Но нам нужно проверить верность ваших видений. — Развёл он руками. — Кстати, а что послужило причиной вашего сегодняшнего обморока?

— Вид детской, игрушек, всё показалось таким знакомым, таким родным. — Поёжилась, понимая, что он прав.

Но Боже, как мне справится с собой? Одно дело говорить это доктору (хотя я и тут едва со стыда не сгорела), а другое – князю. Учитывая, что совсем недавно он так страстно меня целовал…

— О-очень необычный случай. — Врач запустил в и без того встрёпанные волосы руку. — У меня такого в практике никогда не случалось. Вам надо будет обязательно сделать рентген, томографию и снимок ауры. Нужно найти, где повреждение, как его лечить, иначе, боюсь, это может привести к сумасшествию.

На этих словах дверь резко распахнулась, являя князя Репнина. Его вид был странно взбудораженный, но самое главное – он нёс флакон с эликсиром.

— Отлично, — обрадовался Альберт Юрьевич, беря из его рук лекарство. — Но сначала надо взять кровь на анализ. Потом же, с вашего позволения, я изложу Олегу Степановичу вашу проблему.

Он не спрашивал, и был в этом прав. Без князя действительно не разобраться, но как стыдно…

Избегая вопросительного взгляда Олега Степановича, я смиренно ждала, когда доктор нацедит несколько ампул моей крови. Потом врач почему-то подошёл к князю, тот без вопросов закатал рукав рубашки и принялся работать кулаком, когда доктор наложил жгут. Вот тут-то уже я вопросительно посмотрела на него.