Наталья Павлищева - Авантюристка. Возлюбленная из будущего
Ее Величество королева-мать старалась не замечать явное нарушение этикета племянницей, и та старалась вовсю. Народу было все равно, и каждое вот такое появление Великой Мадемуазель перед парижанами становилось само по себе событием. Восторженные вопли заглушили даже звуки фейерверка.
Остальные дочери Гастона Орлеанского тоже втайне надеялись стать королевой Франции, но это были пустые мечты, победить Мари могла только одна – та, что и победила. Не красотой, не умом, не стремлением помочь королю стать настоящим королем, а просто тем, что появилась на свет у брата королевы Анны Австрийской испанского короля Филиппа. Блистательному французскому двору Людовика XIV в королевы досталась черная испанская ворона.
А может, так и лучше? Если бы новая королева оказалась чуть более эффектной и живой, даже как Великая Мадемуазель, Людовик не имел бы такое количество фавориток, сильно повлиявших на вкусы двора. О том, как изменила бы двор Мария Манчини, я старалась не думать. Ну почему мирные договоры обязательно нужно скреплять брачными? Нелепость истории, не иначе.
Праздники длились долго, очень долго, но в конце концов у Ее Величества королевы-матери появился повод для расстройства, и веселье успокоилось. Этим поводом стала болезнь нашего дядюшки кардинала Мазарини. Собственно, кардинал болел давно, но стойко держался, считая себя не вправе умирать, не завершив самый важный свой проект – мир с Испанией и женитьбу короля.
Мир был заключен, король женат, но кардинал счел себя обязанным решить и наши судьбы. Олимпия была уже замужем, Марианна слишком юна, чтобы становиться замужней дамой, Мари в самый раз, а с ней за компанию кардинал решил сыграть и мою свадьбу.
По поводу Мари уже шли переговоры с коннетаблем (командующим войсками) Неаполитанского королевства герцогом Лоренцо Колонна, безумно богатым, молодым, красивым и умным. В Италии этот брак подготовила наша двоюродная сестра, еще одна племянница кардинала Лаура Мартиноцци. Контракт готовился к подписанию.
Оставалось пристроить меня. Удивительно, но моя собственная судьба меня почему-то волновала мало, была твердая уверенность, что все как-то само собой образуется.
Когда меня вызвали к кардиналу для беседы, я почти не сомневалась, о чем пойдет речь, но волнения все равно не было.
В покоях кардинала неприятно пахло лекарствами, было душно и полутемно. Ох, только бы эта беседа не затянулась надолго…
– Гортензия… – голос дядюшки слаб, он серьезно болен, я-то знаю, что ему осталось совсем немного, – я должен выполнить завещание твоих родителей. Я обещал сестре заботиться о вас, как о собственных детях. Так и есть, вы мои любимые племянницы, вы мне словно дочери…
Ну, завел… Только бы хватило сил договорить, а то сейчас закашляется, и пиши пропало. Но зря я переживала, у кардинала хватило сил произнести длиннющую речь о достоинстве и скромности, которые он так старался в нас воспитывать, о необходимости послушания для супруги, особенно такой молодой, как я, своего супруга, о том, какая семья может считаться угодной Господу…
– Хочу сообщить, что ваша сестра Мария только что согласилась стать супругой коннетабля Неаполитанского королевства герцога Колонна.
Мари станет герцогиней Колонна? Да, все идет путем, то есть как и должно для моего мира. Если это и есть помощь Армана, то я не против.
– Я рада, что вы нашли для Мари достойную замену ее прежней любви.
Мазарини вздохнул, мысленно констатируя, что без пинка я никак не могу, но, видно, твердо решил решить вопрос со мной по-хорошему. Неужели хочет отправить в Рим вместе с Мари и меня тоже? Глупец! Это будет забавно, две беспокойные неуничтожимые натуры способны серьезно осложнить жизнь папскому престолу.
Но услышала нечто иное.
– Я скоро покину этот мир, но надеюсь до того устроить ваши браки. Марианна слишком юна, но вам вполне пора обрести супруга.
Так, так… с этого места, пожалуйста, подробней. Кардинал явно вознамерился выдать меня замуж при своей жизни. Интересно, за кого же? Двух Карлов – короля и герцога – мы уже отвергли. Кто же показался кардиналу Мазарини более достойным руки его любимой племянницы, чем король Англии?
Но дядюшка принялся рассуждать о том, что узы брака священны, что не всегда он бывает заключен по взаимной страсти, скорее по расчету, который, впрочем, оправдан. В браке лучше уважительные и доверительные отношения между супругами, чем страсть, которая может погаснуть, как искры от костра…
Я едва дождалась сообщения о его выборе, слушая и слушая жизненные наставления (кто собирался их выполнять?), уже подумывала, а не разыграть ли обморок, чтобы прервать поток его красноречия. Но вовремя сообразила, что дядюшка хоть и кардинал, но о причинах женских недомоганий кое-что слышал, а потому обморок может вызвать ненужные подозрения и расследования. Нет уж, лучше потерплю. Только бы не зевнуть…
Стоило подумать, как челюсти сами по себе поехали в разные стороны. Зевота страшная штука, она безумно заразительна (стоит только представить себе, что кто-то зевает, – обязательно зевнешь сама) и нападает не вовремя, а бороться с ней невозможно.
Не зевнуть удалось, чем я возгордилась бы, не отвлеки меня от столь важной вещи произнесенное, наконец, имя:
– Арман-Шарль де Ла Порт граф Ля Мейере.
Сосредоточившись на борьбе с зевотой, я сначала все же умудрилась пропустить имя если не мимо ушей, то мимо сознания, но оно зацепилось краешком и заставило буквально подскочить:
– Кто?!
Кардинал не понял моей излишне бурной реакции:
– Граф Ля Мейере. Красив, молод, богат… Чего вам еще?
– Богат? – я произнесла это машинально, хотелось потрясти головой от услышанного.
– Да, он, пожалуй, самый богатый человек во Франции. К тому же он согласился взять мою фамилию и стать моим наследником. Основным, конечно, я оставлю вам с Арманом основные мои богатства, но и остальных родственников не могу забыть.
Он внушал и внушал, что мое приданое плюс его богатство сделают нас самой богатой парой всей Франции, а моя и его красота – самой блестящей парой двора. А я все еще не могла поверить услышанному. Так не бывает…
– Арман де Ла Порт?
– Да, Арман-Шарль.
Так… это сон или еще какая-то выходка Армана? Пообещав себе, проснувшись, все же придушить его, я согласно закивала:
– Да, да, конечно, Ваше Преосвященство, я подчинюсь вашей воле, как отцовской.
– Я рад, я рад…
Похоже, кардинал обрадовался искренне, я вполне понимала его, ведь домашняя война со строптивыми племянницами, которых он искренне любил, выматывала нервы немногим меньше, чем испанцы.
Нет, это не сон, но происки Армана. Он и впрямь оказался Арманом-Шарлем де Ла Порт графом Ля Мейере, который согласился (он согласился!) взять меня в жены и принять огромнейшее наследство Мазарини вместе с титулом герцога Мазарини.
