Марина Эльденберт - Заклятые любовники
Вскрик горничной, которая шла по коридору. Девушка вжалась в стену, залилась краской и прижимала к себе выстиранные простыни так, словно надеялась за ними спрятаться. Как будто никогда не видела женщину, завернутую в одеяло, честное слово!
— Лидия, что вы себе позволяете! Его Светлость еще спит… — голос Гилла, поднимавшегося по лестнице, оборвался. Он пробежался цветом лица от аристократичной бледности до красноты сожженной южным солнцем кожи. — Всевидящий!
Это уже чересчур! Я отпустила край одеяла, перешагнула через него, и прошла мимо дворецкого, словно по сцене — медленно, чувственно, гордо расправив плечи. Только оказавшись за дверью собственной спальни, сползла на пол и закрыла лицо руками.
15
Мои окна выходили на тихую улочку, зато с первого этажа доносился шум. То и дело в дверь колотили, слышались чьи‑то восклицания — мужские и женские, возбужденные, требовательные, над ними возвышался громогласный, неестественно спокойный голос Гилла, обычно обрывающийся резким стуком захлопнутой двери. Похоже, сегодня у герцога наплыв посетителей из‑за вчерашнего скандального похода в театр, а у дворецкого горячий денек. От этого становилось чуточку легче, равно как и от мысли, что затмить «мою» Сильви у Люсьены не получилось.
Спускаться не было ни малейшего желания, да и вообще куда‑либо выходить, поэтому я весь день просидела в комнате, сочиняя гадкие стишки про де Мортена, разрывая их на мелкие клочки и запивая утреннюю обиду водой. Мне казалось, что так будет легче — и действительно стало, пусть и ненамного. По крайней мере, к вечеру я была злая уже исключительно от того, что отчаянно хотела есть. Когда внизу стало потише, я привела себя в порядок — приняла ванну, наконец‑то разобрала прическу, распустила волосы и пригласила Лидию, чтобы помогла одеться.
Горничная так упорно отводила глаза, что я нарочно выбрала одно из самых вызывающих платьев, которые нашла — сиреневое, с черным кружевом, обтягивающее грудь дальше некуда и подчеркивающим откровенное до безобразия декольте. Если меня считают развратной особой, не вижу смысла всех разочаровывать.
Стоило ступить на лестницу, как я услышала негромкие голоса.
— Я понимаю, что Его Светлость занят, но согласна ждать сколько понадобится, — у незнакомки был высокий голос, больше подходящий юной девушке.
— Позвольте проводить вас в гостиную, леди Уитмор. Поближе к камину.
Памятуя о негостеприимности седовласого ханжи и о нашем самом первом разговоре, я только хмыкнула. То ли гостье удалось прорваться благодаря титулу, то ли у нее была «предварительная договоренность». Кажется, с этой дамой Гилл в ладу, если не сказать больше. Вон как заискивает и лебезит, а она воркует словно сизарка!
Любопытство пересилило голод, и я ускорила шаг. Дворецкий как раз помогал снять накидку светловолосой особе, наряженной в темно — красное платье с коротким рукавом и черными узорами. Заметив меня, она тут же шагнула вперед, позабыв про Гилла.
— Так это правда!
Несоответствие звонкого голоса и возраста было очевидным. Натянутая улыбка отметилась морщинками в уголках глаз и под ними, прочертила глубокие дорожки ближе к щекам. Ухоженная, но уже немолодая: судя по всему, ровесница де Мортена, если не старше. Странно, но ее черты сразу показались мне знакомыми. Мы изучали друг друга, я же пыталась вспомнить, где могла видеть эти светлые локоны, тонкий нос с горбинкой и капризно, по — девичьи надутые губы. Леди Уитмор все сильнее хмурила лоб, и я подавила желание посоветовать ей перестать — не то обзаведется глубокими поперечными морщинами: в юности я всерьез думала о том, чтобы заняться магией красоты, поэтому теорию помнила неплохо.
Наши гляделки прервал Гилл — тактичным покашливанием. На лице дворецкого застыла гримаса скорби и сожаления, хотя с утра никто не умер. Разве что моя чувствительность, вылезшая непонятно откуда и рванувшая навстречу де Мортену, как мотылек к огню, но вряд ли Гилла печалило именно это. Он держал в руках накидку леди Уитмор с каким‑то благоговейным почтением, глядя на гостью так, словно она была феей возмездия, явившейся чтобы изгнать злого духа. То есть меня.
— Это немыслимо! — казалось, она оскорблена до глубины души. — Что вы вообще здесь делаете?
— Я тут живу. А вы что здесь делаете?
Лицо ее вытянулось, словно она стала свидетельницей моих утренних похождений в покрывале. Честное слово, я не хотела дерзить, но надо же было хоть как‑то поддержать разговор!
— Винсент не мог променять меня на какую‑то… актрису!
Винсент? Как это мило! Зато теперь становилось понятно, почему они нашли общий язык с Гиллом: ее устами моя профессия звучала по меньшей мере оскорбительно.
Казалось она вот — вот затопает ногами, но белоснежный высокий лоб разгладился, на губах засияла обворожительная улыбка. И тут я вспомнила, где видела леди Уитмор, точнее ее портрет: над камином в Большой гостиной, в мой первый визит к герцогу. Не узнала сразу только потому, что художник явно ей польстил, там она была совсем молоденькой. Кстати, эта картина куда‑то делась — на ее месте сейчас висел устрашающего вида пейзаж надвигающейся бури. Я хотела спросить у де Мортена, куда и зачем он спрятал голую девицу, но как‑то не до того было.
— О! — воскликнула она с таким драматичным придыханием, что я даже немного позавидовала — исключительно как актриса. — Да он же просто хочет заставить меня ревновать!
— Вы совершенно правы, — я кивнула, — он меня нанял. Платит уйму денег, чтобы я изображала его любовницу, и все для вас. Ах, да что же мы стоим? Пойдемте в гостиную!
Вообще‑то я не злая, разве что самую чуточку. Просто захотелось посмотреть, как ее перекорежит, когда вместо своих изящных ножек и полуобнаженной натуры она увидит иссиня — серую реку, идущую бурунами, вековые деревья и плотные свинцовые тучи.
— Говорят, в театре вы разговаривали так громко, что это было даже неприлично. — Леди Уитмор последовала за мной, ее щебетание разносилось по дому звонким эхом.
— По — моему, это замечательно, когда с женщиной есть о чем поговорить, леди…
Она лишь поджала губы, не заметив своего ню над каминной доской, и теперь пристально смотрела на меня. Маска наивной дурочки слетела, обнажая ее хищную натуру.
— Леди Камилла Шефферд, графиня Уитмор. А теперь давайте начистоту, Луиза… как вас там, — ее голос стал ниже, грубее. — Со вчерашнего дня весь Лигенбург только и поет о вашем возвращении в высший свет. «Пропавшая дочь виконта Лефера в объятиях герцога!» Зачем вы вернулись?
