Полукровка (ЛП) - Вендел С. И.

Ей нечего меня бояться. Я никогда не причиню ей вреда. Никогда.

Он был потрясен сражением двухдневной давности больше, чем Сорча. Эти работорговцы были неряшливыми бойцами, слишком уверенными в себе из-за численного превосходства. Даже потерявшись в своей ярости берсерка, он не увидел в них особой угрозы. Он отразил столько нападавших сородичей-орков и остался жив, что не был удивлен, почему кабану удалось нанести больше урона, чем любому из работорговцев.

Нет, его потрясла сама интенсивность ярости его зверя. Даже сражаясь за свою жизнь с противниками-орками, он никогда не терял себя в этой ярости. Его собственническое чувство к этой человеческой женщине разбудило зверя, спавшего внутри, и теперь, когда тот проснулся, все его внимание было сосредоточено на ней.

В ту первую ночь после нападения Орек лежал без сна, слушая, как она дрожит и стонет во сне. Звуки терзали его, затрагивая то, о существовании чего он и не подозревал. Мягкие, отчаявшиеся существа, которых хотелось успокоить, защитить, о которых хотелось заботиться.

То, что он понятия не имел, как сделать. То, что так непривычно его разъяренному зверю, который огрызался при виде угрожающей ей опасности. Они были такими разными, эта обжигающая ярость и нежная тоска, но исходили из одного и того же места внутри него, из центра груди, где билось сердце.

То же самое чувство возникло, когда она провела кончиками пальцев по его коже, скользкими от мази. Ее медленные, обдуманные прикосновения направили ощущения прямо к члену, давая ему чертовски мало возможности скрыть, как сильно он хотел, чтобы она прикоснулась к нему везде.

Его румянец стал еще ярче, и он задался вопросом, чувствует ли она его жар.

Но нет, она сосредоточенно склонила кудрявую голову и не обращала внимания на его сладкие мучения.

Орек стиснул зубы, вонзив клыки в десны.

Он редко испытывал ярость, подобную той, которую обрушил на работорговцев. Это было похоже на то, как он находился вне себя, наблюдая за собственной битвой, но он не был безмозглым зверем, отбивающимся от работорговцев. Нет, он был холодным, злобным убийцей.

И он ни о чем не жалел. Не тогда, когда это обеспечивало безопасность Сорчи.

Это все, что имело значение.

Это, и то, что она его не боялась.

Сорча не казалась испуганной, когда, наконец отступила, чтобы осмотреть свою работу. Она одобрительно кивнула и вытерла руки тряпкой.

— Только не перенапрягайся, — сказала она.

Когда он весело фыркнул, она изогнула одну из своих умопомрачительных бровей.

— Не буду, — пообещал он в хорошем настроении.

Дерзкая ухмылка вернулась, и Сорча неторопливо отошла, чтобы взять свой кинжал. Покачивание ее бедер притягивало его взгляд, гипнотический ритм заставлял забыть, что он может снять тунику.

В груди сжалось, и на него нахлынуло ощущение, мало чем отличающееся от прежней ярости берсерка. Но это был не гнев, не ярость и даже не простая похоть. Сладкое и густое, как сироп, тепло разлилось по нему, мягкое, как кончики пальцев. Кончики ее пальцев.

Зная Сорчу всего несколько дней, Орек уже был так… привязан к ней.

Он даже не мог высмеять себя за то, что чувствовал себя глупым волчонком, следовавшим за ней по пятам, горя желанием увидеть, что принесут их уроки.

Орек все еще был шокирован тем, что она обратилась с подобной просьбой, и пока она не заговорила об этом сегодня утром и не начала готовиться, он не совсем верил в то, что она говорила серьезно.

Но когда она приняла боевую стойку, готовая начать, он снова был поражен, обнаружив, что она настроена серьезно.

Им действительно не следовало задерживаться, следовало продолжать свой путь и постараться оторваться от всех, кто следует за ними, кого-то похуже. Орек, однако, постепенно начинал понимать, что он ни в чем не может ей отказать.

Он не смог сдержать легкой усмешки, увидев ее позу. Уперев руки в бедра, он преодолел расстояние между ними несколькими широкими шагами.

Его ноздри раздулись, когда ее зрачки расширились, и он подумал, что ему померещился ее вздох и легкий румянец, когда на нее упала его тень.

Она моргнула, открыв рот, чтобы задать еще один из своих вопросов, когда он зацепил ее ботинком за ногу и одним движением отправил задом на землю.

— Уф!

Она снова моргнула, глядя на него, на этот раз снизу вверх.

Орек сохранил улыбку на лице, хотя внутри все скрутилось от волнения, когда он наклонился, чтобы предложить ей руку. Он не мог вспомнить, когда в последний раз играл, и надеялся, что только что ничего не испортил.

— Такие стойки хороши на дуэлях, но глупы для драк, — объяснил он, поднимая ее после того, как она вложила свою руку в его.

Отряхая зад от листьев, Сорча усмехнулась.

— Достаточно справедливо.

— Начнем с чего-нибудь более простого. Покажи мне, как ты сжимаешь кулак.

Сорча прищурилась.

— По-моему, ты все выдумал.

Орек фыркнул.

— Я бы не стал.

Ей очень понравились истории Орека, он был одаренным рассказчиком, и когда он рассказал ей все орочьи истории, которые знал, она с жадностью проглотила их. Несмотря на то, что в целом Орек был тихим мужчиной, он оживал во время своих рассказов. Когда они ужинали у костра, теплое сияние отбрасывало на него драматические тени, которые он использовал в своих интересах. Его руки всегда двигались, и он знал, когда и как идеально понизить голос для эффекта. Когда они шли днем, он был не менее оживлен, хотя она не могла наблюдать за ним так пристально, поскольку приходилось высматривать случайные камни, на которых легко можно было подвернуть лодыжку, и сусличьи норы.

Сегодня на очереди были рассказы о русалках, и он провел большую часть утра, пытаясь убедить ее в их правдивости, но она все еще не верила до конца.

— Но ты никогда не слышал о мужчинах-сиренах. Только о русалках на северном побережье.

— Говорят, самцы даже красивее самок, поэтому русалки ревниво охраняют своих мужчин.

— Кто говорит?

— Легенды.

— Ммм-ммм, — с сомнением промычала она.

— Я пересказываю то, что слышал сам.

— Но почему они позволили спрятать себя?

— Может быть, им нравится, когда за ними ухаживают, — сказал он таким звучным рокотом, что Сорча почувствовала его до кончиков пальцев ног. Это было почти как мурлыканье, и не должно было быть таким… приятным.

На его губах заиграла загадочная усмешка, позволив выглянуть лишь намеку на клыки. Это смягчило широкое, жестокое лицо, и Сорчу потянуло так же верно, как мотылька на пламя. Несколько дней пути рядом с этим мужчиной, и она начала понимать, что в нем есть что-то почти… прекрасное. Он был крупным и мог быть жестоким, а на его лице часто прорезались жесткие морщины, но так же, как высочайшие горные вершины поражали своей красотой, Орек творил это с ней.

Сочетание человека и орка в его чертах и линиях создавало нечто не чудовищное или странное, а удивительное.

Она почувствовала, как румянец пополз вверх по шее, и отвела взгляд, сосредоточившись на всем, чем угодно, кроме него.

Они шли вдоль реки уже несколько дней, пейзаж вокруг постепенно зеленел. Они оставили позади выносливые сосны и ели, усеивавшие землю сухими иголками и острыми шишками, и теперь шли под гигантскими секвойями и раскидистыми кедрами. Толстые заросли клевера и молочая устилали лесную подстилку, спускаясь до самых валунов, окаймляющих реку. Хотя осень наступала еще до похищения Сорчи, погода еще не стала слишком холодной, по крайней мере, перед самыми темными ночными часами. Она могла только надеяться, что тепло продержится.

До сих пор их путешествие, за исключением нападения работорговцев, было довольно легким. Приятным. Она знала, что в основном это было благодаря ее попутчику.

Сорча прочистила горло, все еще борясь с румянцем.

— Я все еще думаю, что ты шутишь.