Константин Аврилов - Я, ангел
Надо бы выразить сочувствие или подставить дружеское плечо, но опыт Толика был на стороне лихого продюсера. Такие, как этот летчик, рождены, чтобы носить украшение оленя. Толик много постарался для победы животной справедливости. Одни работают, другие – имеют. С этим ничего не поделать. Малыш попал под раздачу, и его совсем не жалко. Чтобы не казаться равнодушной свиньей, Тиль выжал:
– Отомстил, значит, герой? Так о чем печаль?
– Я был у Доллорес, – мрачно сообщил ангел-кадет.
– Уже покорила Голливуд?
– У нее есть ангел. Скажу по секрету: он позволил увидеть досье.
– Понятно...
– Нет, Тиль не понятно, – неудавшийся истребитель разошелся. – Все пять лет, что Доллорес была со мной, она наказывала себя за глупость, которую сделала. Понимаешь? Я был ее наказанием. Она заставлял любить меня. Я отдавал ей все сердце, все мысли, все силы, верил, что наша любовь – это самое светлое, что может быть. А на самом деле был машиной зарабатывания комфорта. И больше ничего. Доллорес симулировала любовь. Даже в постели. Знаешь, как она кричала подо мной? Я был не просто дураком, я был слепым щенком, которого водили на поводке. Я не нашел даже искры любви. Одно желание. Это так больно. Я презираю их всех.
Похожие мыслишки бередили Тиля, но в этом он не признался бывшему рогоносцу, а лишь похлопал по плечу:
– Ничего, брат-ангел, всякое бывает. Нам же сказали, что молодому ангелу в досье любимых заглядывать не стоит.
Про рубиновый камешек и спрашивать нечего – все и так ясно.
Неторопливой походкой подплыл капитан. 898-й насвистывал песенку, пребывая в отличном настроении. Выбрав скрижаль, удобно приземлился и потянулся:
– Как дела, коллеги?
– Отлично, – ответил Тиль за двоих. – Проветрился?
– Великолепно! Фантастика! Неподражаемо!
– Досье видел?
898-й приложил палец к губам:
– Это большой секрет. Не вздумайте болтать герру Сведенборгу.
Как по команде послышался стук трости, из-за пригорка показался парик в буклях, а под ним и весь господин учитель. Сведенборг раскачивался так, словно хромал на обе ноги. Лицом мрачен, брови скошены, барометр настроения показывает бурю.
Ангелы-кадеты подскочили и встали в стойку «смирно», Тиль замешкался, но вытянулся, как остальные.
– Мег’завцы! Бездельники! Тг’утни! – рявкнул учитель, еще одолевая пригорок. – Как стоите, олухи! Смиг’но! Г’уки по швам, глазами есть! Я вам покажу бездельничать!
Палка с мордой льва описала круг в опасной близости носов. Тиль невольно отшатнулся. Заметив, Сведенборг взъярился:
– Ангел-кадет... тьфу,... Тиль! Как ангел должен поступать со своей овечкой?
– В каком смысле?
– Штг’афной! За что ангел получает штг’афные?
– Я не знаю, герр...
– Штг’афной!... Ангел-кадет 897-й! Отвечать!
– Ангел получает штрафные, если овечка не следует должному! – браво отрапортовал летчик, недавно печальный.
– Ангел-кадет 898-й! Как ангел опг’еделяет лучший выбог’ для овечки?
– По своему усмотрению, герр учитель! – горел усердием капитан.
Сведенборг погрозил палкой и гаркнул:
– Мег’завцы! Слюнтяи! Недоучки!.. Сесть!
Буря стихла внезапно. Озверевший учитель принялся мирно теребить подбородок, борясь с размышлениями. Никто не смел шелохнуться.
Сведенборг вдруг улыбнулся беззащитно и растерянно:
– Потрачена жизнь на то, чтобы написать тома про небеса и ангелов. Казалось, мне являлась сама истина. А ведь я, мальчики, был слеп, как старый крот. Ну, откуда мог знать, как попадают в ангелы. Откуда мог знать, что ангелами становятся отниматели жизни: солдаты, бандиты, хирурги, акушеры абортов, охотники, киллеры, грабители, полицейские, мясники, террористы, спецназовцы, генералы, банкиры, надзиратели, палачи, самоубийцы, ковбои, снайперы, водители, адвокаты и прочая шваль. Как можно было догадаться, что им суждено отбывать не в месте, которое Там называют «ад», а здесь, у нас. Кто мог знать, что расплата за отнятие чужой жизни будет так чудовищно велика. Ведь это пикантно, не находите, господа?
Ангелы-кадеты переглянулись, но поддакнуть не смели.
– Ведь в этом есть особая прелесть. Вот, например, ангел 17-89, называвшийся овечкой Наполеоном. Знаете, где он? Нынче присматривает за продавщицей лапши в Гонконге. А овечка Чингисхан? Опекает украинскую проститутку в Мюнхене. А овечка Гитлер? Как паинька – ангелом у еврейской домохозяйки с пятью детьми. Да и вы, маленькие подонки, разве не заслужили гореть в смоле или хоть жарить ваши подлые задницы на сковородках? Так ведь нет – будете ангелами. Почему, я спрашиваю?
Тиль сделал то, чего никак не ожидал: поднял руку.
– Лично я, герр учитель, убивал только мух и комаров.
Сведенборг отмахнулся, как от приставучей осы:
– Кого это интересует? Наверняка – не меня. Разве не великая трагедия, что человек, проживший серенькую жизнь, ничего не сделавший, кроме как отслужил мельчайшей пылинкой, получает покой. А дерзновенные и сильные, которые не боялись ничего и вели за собой, обречены быть ангелами. Где разгадка этой несправедливости?
Ему не ответили.
Палка, описав круг, приземлилась на плечо учителя. Внезапно повеселев, он сказал:
– Не будем предаваться унынию. Вас обучили, как пользоваться досье овечки и видеть ее варианты. Очень мило, что коллеги избавили меня от этой рутины. Первым делом вы сунули носы в жизнь тех женщин, что имели к вам отношение. И нашли много неожиданного. Это будет уроком. Когда станете опекать овечек, помните, кто они на самом деле. И не питайте иллюзий.
Сведенборг исследовал ангелов-кадетов, но троица осталась невозмутимой.
Отважился Тиль:
– А Хрустальное небо?
Учитель подправил съехавший парик и настороженно спросил:
– О чем это вы, ангел-кадет?
– Мы сможем попасть на Хрустальное небо?
– Ах, вот что... Разумеется. Для того и служат ангелом, чтобы попасть на Хрустальное небо. Именно для этого, конечно, – Сведенборг оперся на палку. – Запомнить урок. Второй закон ангела. Ангел не имеет права договариваться с другим ангелом о поступках и судьбе овечки. Это значит, вам придется все делать самостоятельно. Помощи нет, и ждать неоткуда. Советов никто не даст. Ангел один на один с овечкой. У ангела друзей нет. Разбирайтесь как хотите. Обучение окончено. Курс выпущен.
Ангелы-кадеты послушно вскочили.
Мастер заковылял по склону, шаркая туфлями пыль и сбивая камешки тростью. Как только спина его исчезла за холмом, 898-й натужно заржал:
– Отлично разыграли! «Большая тайна», «никому не говори, а то штрафные выпишут». Умереть от смеха, если бы уже не сдохли.
– Нас уже обучили? – Тиль не мог поверить в такую удачу. Или наоборот.
898-й взобрался на камень и принялся рассматривать даль:
