Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн
– Я тебе оставила, – сообщаю я Аиду, а потом хмурюсь. – А бессмертным вообще нужно есть?
– Да, но только для…
Он делает достаточно долгую паузу, чтобы я подняла глаза и впервые за все утро напрямую встретила его мерцающий взгляд. До сей поры я этого избегала.
– Для?..
– …удовольствия.
Божечки, как это слово скатилось у него с языка. Коварный, дразнящий свет в его глазах – это слишком для меня в такую рань. Не говоря о том, чтобы я делала все, чтобы не думать о его даре сразу после вручения.
Но сейчас я могу думать только об этом поцелуе. О том, как его язык скользил по моему. И если вихрь в глазах Аида хоть что-то значит, то он думает ровно о том же.

– Классно, наверное, – говорю я, снова опускаю голову и продолжаю завтракать.
Через минуту Аид садится рядом со мной у островка с горой еды на тарелке.
– Как ты научилась готовить? – спрашивает он.
– В логове мы по очереди занимали кухню и готовили что-то типа шведского стола. Первый пришел – первый поел. – Только в конкретные часы, а потом всю еду запирали. Проспал – голодай.
– Даже начальство готовит?
– Что-то ты болтлив с утра, – ворчу я.
– Мне стоит узнать навыки, сильные и слабые стороны моей поборницы, ты так не считаешь?
Вот честно, мне бы хотелось, чтобы он не узнавал.
– Начальство – это заложники, которые выплатили долг и заслужили право не делать ничего, что им не хочется.
– Понятно. И ты планируешь заработать эту привилегию?
У меня крутит живот, а ладони мгновенно потеют. Я очень не хочу объяснять, что выплатила свой долг: мне просто больше некуда идти. Я сижу, уставившись на кусок яичницы на вилке, и надеюсь, что Аид не заметит легкую дрожь в моем голосе.
– Я люблю готовить.
Между нами опускается неловкая тишина, пока я изо всех сил пытаюсь не обращать на Аида внимания. Пока он не подцепляет ножку моего табурета и не разворачивает меня к себе лицом, и его ноги прихватывают мои колени с боков, и он так близко, что вместо завтрака я чую… его. Горький темный шоколад.
Всегда была без ума от шоколада.
Аид молчит, просто смотрит.
Я смотрю в ответ, и моя вилка, с которой чудом не свалился кусок яичницы, застывает в воздухе. Я сердито запихиваю кусок в рот и по-бунтарски жую, потом глотаю.
– Есть какая-то причина тому, что ты заставляешь меня с обожанием взирать на твое великолепие, пока я ем?
Ужасный подбор слов. Я жду какого-то комментария, типа обожать его мне придется рано или поздно или как же славно, что я наконец-то признала его величие.
Но хорошо, что я уже все прожевала, иначе бы точно подавилась при его словах:
– Я могу поймать тебя на завуалированном слове и заставить сделать именно это.
А он может? В смысле, своими силами, а не этим диким магнетизмом?
– Ты меня не обманешь, – храбрюсь я. – Ты не Афродита.
Еще одна пульсирующая напряжением пауза, и его губы кривятся:
– Хвала титанам хотя бы за это.
Я тихо выдыхаю и немедленно снова втягиваю воздух в легкие, ведь Аид продолжает удерживать меня, только его взгляд меняется, становится более глубоким, и глаза сияют чистым серебром в солнечном свете.
– А что до твоего первого вопроса… может, мне нравится смотреть на тебя, звезда моя.
Святые адские гончие. Это больше, чем должно выпадать на долю бедной смертной. Я постоянно забываю, кто и что он такое, – а рядом с этим богом надо бы просто держать рот на замке и не поднимать голову.
Но если я сейчас опущу взгляд, он победит. Так что вместо этого я изгибаю бровь.
– Ну, я, конечно, знаю, что я миленькая, но западать на меня – наверное, плохая идея.
Не то чтобы он мог. Кажется, я впервые об этом забываю. Хотя бы на секунду.
– Нам не нужны неловкости, – беззаботным тоном добавляю я.
Аид улыбается – по-настоящему, – и это похоже на удар в грудь. На его щеках появляются скрытые доселе ямочки, а наружу вырывается смешок.
Я сглатываю – на сей раз по другой причине.
Покачав головой, он поворачивает меня к островку.
– Ну, сейчас ты хотя бы смотришь на меня, а не избегаешь зрительного контакта.
«Забей. Пусть последнее слово останется за ним».
– Кстати, ты ужасно выглядишь, – замечает он.
Вот вам и взгляды на меня забавы ради.
– Знаю. Я плохо спала. – Учитывая Буна, Аида и первый Подвиг, зависший над моей головой, как лезвие гильотины, спать можно было и не пытаться. Я устало провожу ладонью по лицу. – Ты бы видел синяки у меня под одеждой.
То, как Аид немедленно хмурится, напоминает мне грозовые тучи Зевса.
– Покажи. – Это приказ.
Может, если он увидит, ему будет стыдно, и он пожалеет меня. Я отклоняюсь назад, расстегиваю разгрузку и задираю обтягивающую водолазку. Даже я морщусь при виде черно-синей полосы по низу моих ребер.
– С-сука, – рычит Аид, и я моргаю.
Потом он достает мобильник из кармана джинсов – у богов есть мобильники? – и быстро что-то набирает. Почти сразу же, как только он откладывает телефон, на кухне рядом с нами появляется мужчина.
Это пожилой господин с морщинками вокруг карих глаз и седыми волосками на висках и в бороде.
Аид переходит в режим тирана и разбрасывается приказами:
– Асклепий, ее нужно починить.
Как будто я сломанный компьютер какой-то. Но я хотя бы теперь знаю, кто это.
Асклепий. Тогда понятно, почему он старый. Боги не стареют, но, согласно некоторым версиям, Асклепий начинал как смертный, наказанный Зевсом за преступление – оживление мертвых. После этого его приняли на Олимп как бога исцеления.
Асклепий бросает один взгляд на мои синяки и простирает надо мной руку. Его бежевая кожа светится черновато-синим, под цвет моих синяков, и в моей груди разливается приятное тепло. Я ахаю, когда ноющая боль от каждого ушиба исчезает и на моих глазах пропадает фиолетовое пятно на животе. Свечение от руки Асклепия меняет цвет в тон, пока не остается только здоровая ткань. Я тыкаю в это место пальцем и улыбаюсь. Ни одного укола боли.
– Классный фокус. – Я поднимаю взгляд на Асклепия. – Спасибо.
От его глаз разбегаются морщинки ответной улыбки:
– Не надо больше падать животом на лестницы, юная леди.
– Ты об этом знал?
И сверкают в улыбке кривоватые зубы:
– Все боги, полубоги и прочие бессмертные создания следят за Тиглем. Победитель имеет обыкновение влиять на нас.
Надо было догадаться.
– Мы весь вечер наблюдали с интересом. – Асклепий переводит взгляд с Аида на меня.
Потрясающе. Я теперь звезда реалити-шоу для бессмертного мира. Вот прямо всегда этого хотела.
Асклепий смотрит на Аида строго, будто дедушка:
– Надо было позвать меня раньше.
Я выпрямляюсь. Кто-то смеет возражать Аиду? И не только… Он его отчитывает.
– О, ты мне нравишься.
Аид сжимает губы.
– Она мне не сказала.
Асклепий фыркает:
– Ты должен был понять. Ты же был там, когда она упала на ступени.
Не успевает Аид ответить, как Асклепий похлопывает меня по плечу:
– Я не смогу так делать, когда начнется первый Подвиг, дорогая. Любое магическое исцеление ждет только победителя каждого Подвига и тех поборников, что разделяют его добродетель.
Отлично. После Подвигов может быть нужно исцеление. А я – единственная из добродетели Выживания, так что, если я не выигрываю, меня не вылечат. Еще одна галочка в колонке «против Лайры».
Хватит уже вести этот список. Он угнетает.
– Удачи тебе. Хорошей игры. – И Асклепий пропадает так же быстро, как появился.
Аид все еще в режиме «грозовая туча», так что я поправляю водолазку, застегиваю разгрузку – теперь это гораздо удобнее – и разворачиваю табурет к островку, чтобы наконец-то доесть уже наверняка остывшую еду.
– В следующий раз говори, – произносит Аид.