Любовь и прочие яды (СИ) - Крааш Кира

Следующую минуту в комнате стояло шуршание обертки, а затем раздался восторженный девичий вздох. Ну, знаете, такой: «О боги, какой мужчина!»

– Это конфеты из кондитерской Агена! – благоговейно прошептала Элис, склоняясь над открытой коробкой.

Я заглянула через плечо подруги, чтобы понять, действительно ли эти конфетки стоят таких ахов и вздохов. Сама коробочка была миленькая, по цене наверняка дороже своего содержимого. Крышка откидывалась на петлях и демонстрировала красивый символ мастера-кондитера: очаровательный кексик в завитушках крема. Внутри коробка была разделена на одинаковые ячейки четыре на четыре, и в каждой ячейке лежала конфетка. Единственная в своем экземпляре, выполненная вручную и очень аппетитная.

– Пробуй! – потребовала Мари, сунув коробку мне под нос.

Я еще раз посмотрела на конфетки. Они действительно выглядели соблазнительно. Наверняка даже вкусные. И явно не уступали ни в качестве, ни в стоимости тем, что я ела дома. Попробовать хотелось безумно – став нищей адепткой, я себя обычным-то сладким почти не баловала, а таким роскошным вообще неизвестно, когда смогу угоститься.

Но я тут недавно вино выпила, принесенное, между прочим, знакомым парнем, и уже который день мучаюсь любовным опьянением. О последствиях конфеток неизвестного отправителя думать было страшно.

– Пробуйте, если хотите. Я сначала планирую позавтракать, – мужественно отвернувшись от конфет, сказала я девчонкам.

Подруги посмотрели на меня как на… ну, не очень адекватную.

– Ты уверена? – осторожно уточнила Элис. – Это же кондитерская Агена.

А вот Мари уточнять ничего не стала – она уже закинула в рот первую конфетку в форме золотой розочки и жевала с блаженным видом.

– Все ты правильно говоришь, нечего аппетит перебивать, – проговорила Мари, отправляя в рот следующую конфетку в форме бабочки. – А вот мы с Элис не такие ответственные. Да, Элис?

К счастью Элис, ей досталась конфетка-тянучка, так что она лишь неопределенно пожала плечами и потянулась к следующей конфете.

И как-то так получилось – магическим образом, не иначе – что пока я собиралась в столовую, содержимое коробки подсократилось. Точнее сказать – осталась одна-единственная в форме сердечка, которую, видимо, подружки постеснялись съесть.

– Ну, пошли завтракать, – я захлопнула коробку, так и не притронувшись к сладкому.

Чувствуя, непередаваемую гордость за собственную силу воли, и еще немножко глупость за такое сомнительное решение, я отправилась жевать казенные кашу и яичницу.

Столовая сегодня напоминала кладбище после пьянки некромантов. Адепты передвигались с бледно-зелеными лицами, иногда бестолково тыкаясь в предметы и друг друга. Преподаватели обычно до ученического общепита не опускались, предпочитая обедать в городе, но сегодня, видимо, преодолеть расстояние туда и обратно было невозможно. А потому за столиком в углу сидели такие же зеленые, безрадостные педагоги и с постными лицами цедили кофе. Ну или куриный бульон, с моего места видно не было.

Я задумчиво ковыряла овсянку, размышляя, кто же все-таки прислал подарок. А такие красивые и дорогие цветы и не менее дорогие, наверняка вкусные, конфеты из моего окружения могло прислать не так много людей. Пальцев на одной руке хватит пересчитать, и это если брать в расчет ректора.

Сидевшая напротив Мари почти что подпрыгивала от нетерпения поделиться с Логаном впечатлениями от конфет, ну и намекнуть на подарок на ближайший праздник, естественно. Элис сидела с кем-то из своих одногруппников, и судя по тому, как синхронно вздыхали ее знакомые, рассказ тоже шел о сладостях.

Собственно, не успел ее жених опустить поднос с едой на стол, как подруга сдала меня со всеми потрохами:

– А Хель прислали цветы. И конфеты! Из кондитерской Агена! – выпалила Мари.

– Да? Кто? – раздался у меня за спиной голос Винсента.

Такой подозрительно спокойный и равнодушный, что будь у меня шерсть на загривке, она бы обязательно встала дыбом.

– Кто-то неизвестный! – широко улыбнулась Мари, игнорируя мою молящую мимику.

Вот ведь болтушка! С другой стороны, а чего это я должна стесняться?

– Думаю, это твой друг, – спокойно ответила я, отодвигая остывшую кашу и придвигая глазунью.

– Надеюсь, ты все выкинула, – все тем же безэмоциональным тоном произнес Винсент.

Я от такой наглости аж вилкой мимо яичницы промазала.

– С чего бы? – посмотрела на сидящего рядом парня.

– Он делает это, чтобы позлить меня. Ты ему совершенно неинтересна, – пожал плечами маг.

Сидящий напротив Логан округлил глаза, а затем мгновенно уставился в свою тарелку, как будто происходящее не просто его не касается, он вообще ничего не слышал и здесь не присутствует. Мог бы прикинуться ветошью – прикинулся бы. Мари же, наоборот, смотрела на меня с Винсентом взглядом голодного до сплетен хищника.

– То есть, – медленно проговорила я, – ты хочешь сказать, что я ему не могла понравиться просто так?

– Ни единого шанса, – кивнул Винсент.

Логан прикрыл лицо ладонью, Мари закусила губу, чтобы предупреждающе не заверещать. Я же спокойно отложила приборы, вытерла губы салфеткой и встала на ноги:

– Руэда, я тебя не перевариваю не только потому, что ты буквально отравил мою прекрасную жизнь, но еще потому, что ты самовлюбленный, как и все маги!

– Хель? – парень посмотрел на меня с таким искренним удивлением и растерянностью, будто не понял, что сейчас ляпнул. А я разозлилась! Я так разозлилась, что мне хотелось взять поднос с едой и от души им приложить Винсента.

– И попробуй только подойти ко мне, Руэда. Я устрою тебе полный армагеддец.

Маг выразительно поднял бровь. Мол, ну что ты мне сделаешь, женщина? А я могла! Я в гневе страшнее Грогона! У меня пять старших братьев!

– Скажу Келлер, что ты безумно в нее влюблен, – пригрозила я.

Угроза была неожиданной, и Винсент удивленно моргнул, не совсем понимая, как на это заявление реагировать.

Я же воспользовалась его замешательством и, развернувшись на каблуках, зашагала на пары.

– Хель! – парень даже на ноги подскочил, но хватать за руки не стал – все-таки за нами тяжелым похмельным взглядом наблюдали педагоги.

Так что я беспрепятственно покинула столовую, чувствуя, как в груди клокочет бешенство и страстное желание как-нибудь так напакостить Винсенту, чтоб ему всю жизнь икалось. Хоть замуж за него выходи и мучай до гробовой доски!

Терзаемая такими странным эмоциями, я пронеслась по академии прямо до кабинета первого занятия. Утро понедельника должно было начаться с мучительной лекции по философии. Я так понимаю, чтобы студенты плавно входили в учебный процесс, медленно просыпаясь под монотонное бормотание педагога.

Лекции по философии читал уважаемый Сарим, магистр естественных наук и дедуля почтенного возраста, что, кажется, видел еще сотворение мира. Говорят, в Ротур он сбежал от двух бывших и одной небывшей жен и трех любовниц, которых имел неосмотрительность завести в годы былого, кхм, величия. Поскольку каждая минимум в два раза младше Сарима, то теперь со всей прытью своего сравнительно молодого возраста требовали от бедного магистра соответствующего внимания. А мужику хотелось тишины, покоя, душистого чая и теплых тапочек. Ну и в перерывах побухтеть по-стариковски на философские темы перед благодарно дремлющей аудиторией.

Короче, видимо, как раз глухоманью Ротара наш любимый ректор и соблазнил уважаемого магистра.

Особенной популярностью на лекциях по философии пользовался дальний ряд. И в отличие от многих других предметов здесь аудитория заполнялась с конца на начало. И у меня был шанс даже застолбить себе местечко повыгоднее! Но я решила, что выгоднее сейчас быть дальше от Винсента, который вызывал в душе ненависть напополам с отвращением и желанием убивать, а потому села ровно по центру аудитории.

Народ прибывал, постепенно заполняя места, а Винсента все не было. Даже Мари с Логаном пришли, оба посмотрев на меня выразительно, но по-разному. Она сделала круглые глазки, мол, «мне надо тебе что-то сказать!». Он мрачно нахмурился, типа «Как бы я хотел быть подальше от ваших разборок, но Мари не даст». Я же сидела с видом независимым и готовым слушать скучнейший предмет из когда-либо придуманных человечеством, когда в аудиторию вошел Винсент. И вошел не один!