Золотые камни (СИ) - Канра Дана

Селма игриво погладила его по руке и сверкнула яркими глазами.

— Вы могли бы стать листаром Запада, если со всеми мужчинами Эртон что-нибудь случится?

Он сначала не понял вопроса, а потом усмехнулся.

— Нет, милая Селма. Мои полномочия заканчиваются собственными владениями. Только если погибнут все Эртоны мужского и женского пола, я имею право на временное управление всеми западными землями.

— Временное? — ее голос чуть надломился, словно красавица ждала другого ответа.

— Да. Окончательно решение все равно за Падшим.

Даже не за императором. Ариас не имеет той же власти, что и проклятый Подменыш. И неизвестно, чья власть хуже.

Следующим утром Брентер впервые увидел сына.

Младенец Ахом как раз недавно проснулся, был накормлен кормилицей, и теперь молча лежал в колыбели, глядя на отца и мать немигающими темными глазами. В нем уже сосредоточилась убийственная сила смерти. Когда Брентер даст ответ за свои грехи и сложит голову на императорской плахе, маленький мальчик будет обречен выполнять его обязанности.

Только бы это случилось попозже…

Помолиться бы Миритам, но они — верные служки Падшего. Он сделал их по своему образу и подобию, и они будут верны своему создателю до последнего. Но сейчас это просто условности, а Брентеру было необходимо верить хоть в какое-то чудо, чтобы не сойти с ума.

— Здравствуй, Ахом, — улыбнулся он ребенку, прогоняя тяжкие, печальные мысли.

Словно поняв его слова, мальчик радостно закряхтел.

Брентер присмотрелся к сыну.

Блестящие темные глаза, смоляные волосики на макушке, беззубая радостная улыбка. Этот ребенок будет лучше, чем его отец, и, несомненно, не нанесет такого же вреда Фиаламу. Ни разу не провалится при выполнении важного задания, у него будет огромная семья с любящей женой и здоровыми, умными детьми. А потом Ахом доживет до глубокой старости.

Мечты…

Иногда они выходят боком.

Надежды идут прахом, жизнь разбивается вдребезги, враги побеждают.

Не то чтобы Брентер Райтон считал императора и свою жену врагами. Нет, его сюзерен и спутница по жизни даны ему волей Падшего и Миритов, управляющих всем миром. С этим приходится считаться и смириться.

— Он будет счастливым, — тихо произнесла Селма, встав за его плечом и как будто прочтя его мысли.

— Разумеется.

С этими словами Брентер напоследок улыбнулся сыну, а потом обнял жену. Доверчивая красавица легко нырнула в его объятия и прижалась к груди. Никогда больше он не причинит ей боль.

Через полминуты она выпрямилась и негромко промолвила, глядя ему в глаза:

— Дорогой листар, я знаю, что у вас есть или была любовница.

Он остолбенел. Но не стал спорить или соглашаться. Сначала нужно выслушать ее до конца.

— Ольма Ариас приезжала к нам неспроста. Вы любите ее, и изменяли мне с ней. Жена императора оказалась для вас дороже собственной жены.

Брентеру показалось, что его окатили ледяной водой. Отступив на шаг, он постарался не отводить взгляда от пристальных светлых глаз, заглядывающий в каждый уголок его души. Где-то внутри него кипела злость — на себя, на Падшего, на императора. Три человека, по вине которых они с Ольмой сейчас не вместе.

Огонь любви разгорелся снова из-за случайно брошенной искры.

— Да, — кинул он резкую правду. — Я любил другую. Но я остался с вами, Селма.

Жена немного помолчала, кивнула, и распахнула объятия, словно ища примирения и любви. Но, как только они снова прижались друг к другу, она привстала на цыпочки и дотянулась губами до его уха, чтобы прошипеть несколько яростных фраз:

— Если вы когда-нибудь станете искать встреч с Повелительницей Жизни или писать ей письма, я сделаю все, чтобы об этом узнал император. И меня не лишат титулов и земель, как мать вашего наследника. А вы лишитесь всего, что имеете, жалкий изменник!

Брентер отпрянул от жены, с яростью глядя в прекрасное ухмыляющееся лицо.

— А вы целеустремлены, дорогая листарка, — сказал он с нажимом на последнее слово, желая напомнить о ее происхождении.

— Конечно, — ответила Селма с гордостью. — Я должна соответствовать своему статусу.

— Но вы можете быть спокойный, — добавил он, словно не заметив ее слов. — Меня отлучили от столицы и даже попытались убить опасным заданием. Император если не знает, то подозревает об изменах. И я ему не нужен при дворе.

С минуту Селма внимательно смотрела на него, а потом запрокинула красивую голову и звонко расхохоталась, совсем как в первые дни их знакомства. Тогда она была веселой, яркой, живой. Беременность и страдания наложили на молодую женщину печати тоски и тягот, и только иногда в ней проглядывала прежняя Селма. Как сейчас, например.

— То есть вы даже не отрицаете факта измены, листар Райтон? Ха! Как предсказуемо!

— Я был глуп и самонадеян, — он ответил спокойно и ровно, стараясь не повышать голоса. — Я старался держаться. Но я… знал Ольму с детства.

— Что же, — непокорная красавица уперла руки в бока и послала ему острый, презрительный, обвиняющий взгляд, — у меня тоже были друзья детства. Но не возникало ни одной мысли…

Не договорив, Селма неспешно обошла мужа и вышла в коридор, оставив дверь распахнутой настежь. То ли не хотела будить громким стуком младенца, то ли сдержала свою злость в узде. В любом случае, Брентер был благодарен ей за отсутствие криков и слез.

Ему бы очень хотелось повернуть время вспять, но это было неподвластно даже самому Творцу.

Глава 19. Недобрые вести

25-й год 1 кватриона

Посреди желтой жаркой пустыни с ее бесконечными раскаленными песками и духотой раскинулись родовые земли Эн-Мерид. Рабы и каменщики, возводившие города, задыхаясь от зноя, считали, что владения Анвара не уступают королевским угодьям. Конечно, сам листар такого мнения не придерживался, но и болтунов не наказывал. Сердце Хранителя Юга было лишено бессмысленной жестокости, Мехмет Анвар прослыл милосердным и хотел за свою жизнь сделать как можно больше для своего края. Его избрал наместником сам Мирит Соурен, и следовало соответствовать его чаяниям.

Ровно двенадцать лет прошло с тех пор, как Соурен принес в его замок крошечное дитя — девочку, названную Филлис, грешный плод запретной любви Повелительницы Жизни и Повелителя Смерти. Мехмет, чья жена носила под сердцем второго сына, согласился без всяких сомнений, но спросил на всякий случай, не наплодят ли преступники еще детей? И Соурен, ухмыльнувшись в черную бороду, заверил, что, если вздумают это сделать, их ждет неминуемая и страшная кара. У Мехмета появилось смутное подозрение, что Мирит лукавит, но как высказать такую крамолу благодетелю, наделившему его силой и властью?

Вместо этого Мехмет кивнул, поклонился, и взял крошку Филлис на руки.

В двадцатый день месяца Летней Жары девочке должно было исполниться двенадцать лет. Мехмет воспитал ее вместе со своими младшими дочками, Лейлой и Карной, как родную. Бывшая служанка императрицы тоже души не чаяла в ребенке, но умерла от южной лихорадки, четыре года назад.

Незадолго до пышного празднества листара опять посетил Соурен. Угрюмый и грозный Мирит велел Мехмету выдать Филлис замуж за своего младшего сына Хасана, когда та станет старше. Пришлось дать согласие. Жена Мехмета, прекрасная Алия, скончалась в один год с Флавией, а сам он не вечен.

Наступил девятнадцатый день месяца Летней Жары, и Филлис узнала, что они всем семейством отправляются в Ветамию, на день рождения Его Величества. Известие обрадовало ее, но Филлис, вместо того, чтобы запрыгать от счастья, смиренно улыбнулась и склонила голову, потому что бурно радоваться могли только мальчики.

— Благодарю вас за чудесную новость, отец, — произнесла она с легкой улыбкой.

Мехмет кивнул и посмотрел на нее внимательно. Девочка выросла белокожей, светловолосой, темноглазой. Многое выдавало в ней непокорную материнскую натуру. Сам Мехмет не единожды видел императрицу при дворе и всегда узнавал в лице Филлис этот чистый добрый взгляд с озорной смешинкой. И он понял, что боится за приемную дочку — боится того дня, когда ее души коснется злое и красивое искушение, а также того дня, когда она увидит свою мать.