Карина Демина - Искры гаснущих жил
— Спасибо, но…
— Надевай, — мамаша сама накинула платок поверх серого свитера и хвосты каким-то хитрым узлом подвязала. Поднявшись на цыпочки, сунула руки в волосы, взрыхлила, чтоб пышней казались. Щеки пощипала и, отступив, окинув Таннис придирчивым взглядом, вздохнула.
— Иди уж, гулена…
— Я люблю тебя, ма, — Таннис сама не знала, зачем сказала это.
И мамаша вдруг шмыгнула носом, а на глаза слезы навернулись. Не желая их видеть, Таннис выскочила из комнаты. Она бежала вниз по лестнице, перепрыгивая ступеньку через две. Сталкивалась с кем-то, и вслед неслась ругань. Воняло луковой шелухой, очистками, и серая толстая крыса, копавшаяся в мусорной куче — а мусор выбрасывали прямо из окон, шмыгнула из-под ног. Но стоило Таннис отойти, и крыса вернулась.
Их много при доме.
Таннис обернулась. Тот возвышался серой мрачной громадиной. Старый, сложенный из красного кирпича, как и многие дома в этом городе, за долгие годы жизни он потерял и цвет, и вид, сроднившись с иными такими же грязными, неухоженными строениями. Они стояли тесно, заглядывая друг другу в окна. И тонкие шнуры бельевых веревок тянулись от стены к стене, словно поодиночке дома боялись не устоять под порывами осеннего ветра. Белье на веревках колыхалось не то парусами, не то стягами.
Даже оно не было белым.
В Нижнем городе цвета странным образом терялись.
И снова дождь зарядил. Таннис закуталась в старую отцовскую кожанку, подняла воротник. Идти было недалеко. Через дома, подворотни, где дождевая вода наполняла мусорные кучи, в глубине которых зарождались ручьи с гнилой водой. Они текли по разбитым дорогам, скапливались в выбоинах и яминах, слизывали глину, которую несли к реке. И берега покрывались грязной ноздреватой пеной. Сквозь дождь виднелись заводские трубы, и черные клубы дыма поднимались к небу, подкармливая тучи.
Вот и пустырь. Некогда здесь стоял лабаз, но сгорел, давно, еще до рождения Таннис, и клок земли остался незастроенным. Говорят, за него судились, делили, но не могли поделить, а потому он тихо зарастал ивняком и мусором. Ходить по пустырю Таннис не любила, по узкой тропе едва ли не бежала, и выдохнула с облегчением, завидев реку и черные горбы домишек.
Грент уже был на месте.
— Опаздываешь, — он достал брегет и постучал ногтем по стеклу. — Пять минут, Таннис, это много… порой целая жизнь.
Она лишь фыркнула и, скинув куртку, встряхнула.
— Аккуратней, леди, — капли попали на дорогое кашемировое пальто Грента. Сегодня он решил не притворяться своим. Надоело? Или понял, что не получается?
С Грентом Таннис познакомил Томас. Та еще сволочь, но из своих, знакомых. Сначала разговор завел, что получает Таннис гроши, а ей, молодой, верно, погулять охота. Таннис решила было, что он вновь о своем, но Томас предложил нехитрую работенку. Платили за нее не сказать, чтобы щедро, но прилично. И главное, риска никакого. Что, не сумеет Таннис стопку листовок на завод пронести? Раскидать по цеху? А поймают, так… не запрещено ведь.
Она сама правила перечитала, убеждаясь, что и вправду не запрещено.
И деньги Томас вперед давал… раз, другой, а на третий привел сюда, отрекомендовав, как человека надежного, исполнительного. Поверили.
Приняли.
И Грент долго трепался о целях Лиги Справедливости. О несправедливости. О власти. О войне. Кто ж знал, до чего доведут эти разговоры?
— Ну что, не передумала? — он подошел близко, слишком уж близко, и руки на плечи положил.
— Нет.
Передумать ей не позволят.
Таннис смотрела в глаза, с вызовом. И Грент вызов принял.
— Хорошо, — пальцы его коснулись щеки. — Ты сообразительная девочка, Таннис.
Сообразительная. Настолько сообразительная, что после сегодняшнего дела постарается исчезнуть и позабыть обо всем, что видела в неприметном домике на берегу реки. И Грента из головы выбросит с его брегетом, пиджаками и манерой смотреть сверху вниз.
Откуда он такой взялся?
И на кого работает?
Он может врать, что сам по себе, но Таннис, пусть и не сильно ученая, но понимает: человек не справится с истинным пламенем, и те сосуды из хрупкого стекла, которые Грент с собой приносил, ему давали. Кто?
И зачем?
Опасные вопросы. Нехорошие.
— Ты все сделаешь правильно? — он запустил руку ей в волосы, потянул за пряди, легонько, игриво.
— Слушай, что ты…
— Ничего.
Узел на платке развязался. И сам платок соскользнул с плеч. Грент позволил ему упасть и попросту переступил через рисованные розы на черной ткани.
— Отпусти.
Таннис попыталась оттолкнуть Грента, но он только рассмеялся. И рубашку ее вытащил из штанов, потянулся было к поясу.
— Отпусти! — Таннис шлепнула его по руке.
— Не ломайся, дурочка.
Вот скотина!
— Я же тебе заплатил… и немало.
Заплатить он ей только обещался, и совсем за другую работу. Если ему по этому делу кто нужен, то Таннис адресочек подскажет.
— Если не отпустишь…
— То что? — он наклонился и провел языком по шее. Мерзость какая! Как будто таракан пробежал. Таннис отвесила пинка. А ботинки на ней хорошие, с твердыми носами, на которых еще и железные пластины закреплены.
— Идиотка! Что творишь?! — Грент отпрянул, схватившись обеими руками за колено. Таннис же поспешно вытерла шею и сунула руку в карман. Шило с собой она носила всегда, хорошее, еще Войтехом подаренное. И подарок этот, случалось, был весьма кстати.
В Нижнем городе иначе никак.
— Не подходи! — Таннис прижалась спиной к стене и шило выставила.
— Послушай, — Грент тер колено и кривился, не то от боли, не то от понимания, что черные брюки его испорчены. Ботинки Таннис успели изгваздаться в местной грязи, а она — Таннис знала это по опыту — отстирывалась крайне погано. — Чего ты ломаешься? Можно подумать…
Он не договорил, рванулся, пытаясь схватить ее за руку, но Таннис оказалась быстрее. Отскочив, она полоснула шилом наугад, и Грент взвизгнул. Он отпрыгнул, зажимая левую руку правой, а сквозь пальцы просачивалась кровь.
— Ах ты с… — на мгновенье Таннис показалось, что сейчас ее убьют.
Грент ведь может. По выражению лица видно, что может. И с трудом сдерживается.
— Идиотка, — он вытащил из кармана платок и прижал к разодранной ладони.
— Что делать, если ты слов не понимаешь, — Таннис на всякий случай отступила к двери. Правда, Грент в один шаг встал перед ней, и значит, отпускать ее не собирается.
— Не дергайся, не трону, — он осклабился. — Убери свою…
Таннис покачала головой: может, и идиотка, но не настолько, чтобы без оружия остаться.
