Стефани Майер - Сумерки
— А куда точно вы едете? — он всё еще с непроницаемым видом смотрел вдаль.
— В Ла Пуш, на Первый пляж, — я изучала его лицо, пытаясь понять, о чём он думает. Он как будто слегка прищурился, а потом посмотрел на меня краем глаза, иронически улыбаясь:
— Не думаю, что я приглашён.
— Я тебя пригласила, только что, — вздохнула я.
— Давай мы с тобой не будем издеваться над бедным Майком, хотя бы на этой неделе. Мы же не хотим, чтобы он начал кусаться или лопнул с треском, — в глазах его плясали чёртики. Эта идея явно нравилась ему больше, чем следовало бы.
— К чёрту Майка, — буркнула я, поглощённая мыслями о том, как он произнёс это «мы с тобой». Вот это нравилось мне больше, чем следовало бы.
Мы подошли к стоянке. Я повернула влево, к своему пикапу. И вдруг что-то схватило меня за куртку и потащило назад.
— И куда ты направляешься? — спросил он возмущённо. Одной рукой он крепко сжимал в пригоршне край моей куртки.
— Домой, — смешалась я.
— Разве ты не слышала? Я пообещал доставить тебя домой в целости и сохранности. Неужели ты думаешь, что я позволю тебе сесть за руль в таком состоянии? — в голосе по-прежнему звучало негодование.
— В каком таком состоянии? И что будет с моим пикапом? — я тоже позволила себе возмутиться.
— Я попрошу Элис пригнать его после уроков, — он уже тащил меня на буксире в сторону своей машины, всё так же крепко держась за куртку.
Мне оставалось только идти следом, чтобы не упасть. А если бы упала, он, наверное, потащил бы меня волоком.
— Отпусти! — потребовала я, но он не отреагировал. Я плелась боком по сырой дорожке, пока мы не добрались до его машины. Тут он отпустил меня — я споткнулась о дверцу со стороны пассажира.
— Ты такой бесцеремонный! — проворчала я.
— Открыто, — вот и весь ответ. Он уже садился за руль.
— Я вполне в состоянии самостоятельно добраться до дома, — я стояла около машины, пылая гневом. Дождь пошёл сильнее, но я не надела капюшон, так что теперь с волос капало мне на спину.
Он опустил стекло и наклонился через сиденье.
— Садись в машину, Белла.
Я не ответила, мысленно оценивая шансы добежать до пикапа, прежде чем меня поймают. Приходилось признать, что они невелики.
— Я просто приволоку тебя обратно, — пригрозил он, догадавшись о моём замысле.
Стараясь сохранить достоинство, я уселась в машину. Получилось не очень — выглядела я как мокрая кошка, да и ботинки скрипели.
— В этом нет необходимости, — сказала я чопорно.
Он не ответил, вращая ручки настройки — включил обогреватель на более высокую мощность и приглушил музыку. Когда он выезжал со стоянки, я надулась и приготовилась отомстить ему гордым молчанием. Но узнала мелодию, и любопытство победило.
— «Лунный свет»? — удивлённо спросила я.
— Ты знаешь Дебюсси? — он тоже удивился.
— Не очень, — призналась я. — Мама постоянно включала по всему дому классическую музыку, а я знаю только свои любимые мелодии.
— Это одна из моих любимых, — он смотрел вперед, уйдя в свои мысли.
Я откинулась на спинку светло-серого кожаного кресла. Знакомая мелодия расслабляла и успокаивала. Лил дождь, превращая картинку за окном в путаницу серых и зеленых клякс. Тут я начала понимать, что мы едем очень быстро, хотя машина мчалась так ровно и гладко, что я не чувствовала скорости — её выдавал только быстрый промельк домов и деревьев за окном.
— Как выглядит твоя мама? — спросил он неожиданно.
Я подняла глаза, чтобы встретиться с его любопытным взглядом.
— Похожа на меня, только симпатичнее, — сказала я. Он приподнял брови. — Во мне слишком много от Чарли. Она общительнее меня и храбрее. Безответственная и немного эксцентричная, и совершенно непредсказуемый повар. Она мой лучший друг, — я замолчала. Разговоры о маме вгоняли меня в депрессию.
— Сколько тебе лет, Белла? — в его голосе звучала странная, непонятная мне досада.
Он остановил машину, и я обнаружила, что мы уже подъехали к дому Чарли. Дождь лил так сильно, что я почти ничего не видела за окном — как будто машина погрузилась на дно реки.
— Семнадцать, — ответила я немного смущённо.
— Ты не похожа на семнадцатилетнюю.
Голос звучал укоризненно, и это меня рассмешило.
— Что? — спросил он с любопытством.
— Мама говорит, что я родилась тридцатипятилетней, и с каждым годом приближаюсь к среднему возрасту, — я рассмеялась, а потом вздохнула. — Что же, кто-то должен быть взрослым, — секунду помолчала и заметила, — ты сам тоже не очень похож на школьника.
Он скорчил гримасу и сменил тему.
— Почему твоя мама вышла замуж за Фила?
Странно, что он запомнил имя, которое я называла только однажды, почти 2 месяца назад. Ответила я не сразу.
— Мама… она такая юная для своего возраста. Думаю, благодаря Филу она чувствует себя ещё моложе. В любом случае, она от него без ума, — я покачала головой. Её увлеченность была для меня загадкой.
— Ты одобряешь её выбор? — спросил он.
— А это важно? — парировала я. — Я хочу, чтобы она была счастлива, а она выбрала Фила.
— Очень великодушно. Вот интересно… — он задумался.
— Что?
— Как думаешь, а она повела бы себя так же по отношению к тебе? Независимо от того, кого выбрала ты? — он устремил на меня пристальный, сосредоточенный взгляд.
— Д-думаю, да, — я запнулась. — Но она же мама, как ни крути. Есть разница.
— Значит, никого слишком страшного? — поддразнил он.
Я ухмыльнулась в ответ:
— А что ты называешь страшным? Пирсинг и тату по всему телу?
— Это одно из возможных описаний.
— И всё же, каково твоё?
Он не ответил на мой вопрос и задал следующий:
— Как ты думаешь, а я мог бы испугать? — он поднял одну бровь, едва заметная улыбка осветила его лицо.
Я поразмыслила, как будет лучше: сказать правду или солгать. И решила остановиться на правде:
— Хм, думаю, ты мог бы, если бы захотел.
— А сейчас ты меня боишься? — улыбка исчезла, великолепное лицо внезапно стало серьёзным.
— Нет, — уж слишком быстро я ответила. Улыбка появилась опять.
— Может быть, теперь ты расскажешь мне о своей семье? — сказала я, чтобы его отвлечь. — Наверняка это более интересная история.
— Что бы ты хотела узнать? — немедленно насторожился он.
— Каллены усыновили тебя? — спросила я на пробу.
— Да.
Следующий вопрос я задала после некоторых колебаний:
— Что случилось с твоими родителями?
— Они умерли много лет назад, — сказал он безразлично.
