У смерти твой голос - Лин Ка Ти

Я сглотнула. В этом было что-то такое… Мрачное. Как в традиционных постановках, которых я за свою жизнь посмотрела великое множество: когда на сцену выходит кровожадный палач Баек-Чон, все герои в ужасе бросаются прочь, едва завидев его огромный нос и мрачную ухмылку.

– Как можно испортить такое количество камер наблюдения так, чтобы никто не заметил?

– Не знаю. Бармена утром задержит центральное управление, чтобы завтра вечером он находился под стражей. Эта идея мне понравилась. – Он глянул на меня, будто показывая: «Я помню, что это вы предложили». – У бара, на мосту и в Йемтео завтра установят новые камеры – городская администрация получила от полиции указание достать технику хоть из-под земли.

Он кинул мрачный взгляд на Гиля, который болтал с Ми Рэ около кулера. Похоже, они отлично проводили время – смеялись и бурно что-то обсуждали.

– А они чему радуются? – спросила я.

Чан Чон Мин хмуро пожал плечами:

– Думаю, Ми Рэ рада возвращению к оперативной работе: детектив похвалил ее, она ведь добилась, чтобы дело открыли. Делом займется центральное управление, но от нас ожидается всяческое содействие.

– А сейчас вас уже отпустили? – с надеждой спросила я.

Инспектор потер переносицу:

– Да. До завтра ничего не сделать, а с утра начнем с новыми силами. Детективу, кстати, понравилась ваша теория насчет стихий, хоть она и не особо поможет, – не ходить же по улицам Андона, спрашивая у всех женщин, когда они родились.

Голос его звучал как-то смазанно, будто он до такой степени устал, что с трудом формулирует мысли.

– Хотите соснового чаю, который восстанавливает силы? – спросила я.

– Я бы лучше просто соснами подышал, – сказал он с мечтательной ноткой, которая заставила меня улыбнуться.

Полицейские – обычные люди, им тоже хочется отдохнуть на природе. И кстати, о природе… Несчастный фикус на столе инспектора совсем опустил листья, и я сбегала к кулеру, набрала воды в стаканчик и полила беднягу. Хоть какое-то украшение! Удивительно: я еще нигде не чувствовала себя настолько дома, кроме как, собственно, дома. Может, стоило пойти работать в полицию?

– Хотите, съездим в парк у плотины? – спросила я. – Там есть сосны.

И затаила дыхание в ожидании ответа. У него множество причин отказаться, но вдруг он скажет: «С вами я готов погулять где угодно»?

– Ладно, я бы не отказался свежим воздухом подышать, – сказал Чан Чон Мин.

Ну хотя бы так. Мы со всеми попрощались и вышли на парковку. Остальные тоже разъезжались, торопливо, будто хотели скрыться, пока начальство не передумало. Гиль и Ми Рэ по-прежнему плели какие-то интриги около кулера, и я с улыбкой им поклонилась. Ми Рэ глянула недовольно, но меня сейчас такой мелочью было не пронять. Я ехала на прогулку, у которой не было никакого практического смысла, там могло случиться что угодно, и это волновало меня до предела. Голос разума я, по ощущениям, пристрелила, в голове царила приятная звенящая пустота, на сердце – улыбка. Потом обо всем подумаю, пусть расплата наступит завтра, но только не сегодня. В последний раз я гуляла с мальчиком в двенадцать лет, незадолго до маминого предсказания, которое навсегда изменило для меня правила игры. Было лето, мы бродили вместе по берегу, пока наши родители лежали в шезлонгах и болтали друг с другом. Это было блаженство.

Парк Плотины и парком-то было трудно назвать: скорее, это была территория вокруг гигантской бетонной плотины, которую слегка облагородили, поскольку в Андон приезжает столько туристов. Величественная стена неожиданно красивого дизайна перегораживала реку Нактонган, задерживая воду в искусственном Андонском озере. Вокруг были проложены дорожки, а в самом узком месте реки сделали дополнительный мостик, чтобы любоваться плотиной, особенно когда сбрасывали воду. Вдоль берега тянулись велосипедные дорожки и располагалось несколько закусочных.

– Из всех парков – именно этот, – будто забавляясь, сказал инспектор.

Он картинно озирался, стоя около машины на парковке. Закат окрашивал все вокруг в цвет розового грейпфрута, но даже в таком дивном освещении парк не поражал роскошью.

– Если хотите, поедем в другое место, – смутилась я.

– Нет, мне нравится. Идемте, покажете мне сосны. Пока что я вижу только жареную скумбрию и прокат велосипедов.

Он ворчал – по-другому это было не назвать, – и мне стало хорошо. Это и есть любовь? Обсуждать с кем-то на парковке, стоило ли тратить бензин на поездку. Показывать кому-то свои любимые места, хоть в них нет ничего особенного.

«Вот такую любовь я хочу больше всего, – подумала я. – Уютную, предсказуемую, которая будет как пижама зимним вечером. Как у родителей – без потрясений, без поворотов сюжета».

Инспектор, конечно, этого не знал, но он был именно тем, что мне было бы нужно, если б не мамино пророчество. Надежная, спокойная радость, которую хочется сберечь.

Мы дошли до сосновой рощицы, я усадила инспектора на скамейку и стала суетиться вокруг него, как женушка. Мне хотелось в это поиграть.

– Удобно? Обопритесь на спинку. Будете лимонад?

Он недоуменно посмотрел на меня:

– Вы странно себя ведете.

Не такого, конечно, ответа ждешь, когда предлагаешь кому-то заботу. Я села на скамейку рядом с ним и какое-то время смотрела на то, как он глубоко дышит, закрыв глаза. Медитирует или правда настолько любит запах сосны?

– Я чувствую ваш взгляд, – сказал Чон Мин, не открывая глаз.

Какой же у него красивый низкий голос! Чтобы хоть как-то выразить свои чувства, я коснулась пальцем его лица. Он вздрогнул, как будто ему стало по-настоящему, физически неприятно, и я отдернула руку. Инспектор Чан открыл глаза, и какое-то время мы смотрели друг на друга.

– Во сколько вы родились? – спросила я, чтобы разбить гнетущую тишину. Он предсказуемо усмехнулся и промолчал, но я настаивала: – Уже незачем хранить секрет. Я знаю, когда и где, осталось только время. Пожалуйста.

– Три часа утра, – сказал он после долгого молчания.

Понял, что проиграл эту битву, или хотел сделать мне приятно? В любом случае я тут же вытащила телефон и закончила расчеты. Как я и предполагала, мало что изменилось: наша совместимость все еще была прекрасна, а час стихии земли инь, в который он родился, разве что должен был сделать его характер еще мягче и теплее. Чего, увы, не произошло.

– Что с вами случилось? – спросила я, развернувшись к нему всем телом, чтобы он знал, как внимательно я слушаю.

– В каком смысле?

– Ваш гороскоп совсем на вас не похож, как будто вообще не ваш. Про какой инцидент вы говорили?

Он отвел взгляд, и его лицо стало таким открытым, что мне снова захотелось коснуться его. А еще лучше – поцеловать. Мысль о поцелуе прокатилась по телу, как электричество. Остатки осторожности еще где-то барахтались, но из последних сил.

– Я не хочу об этом говорить. Давайте все-таки по лимонаду?

Чон Мин – отныне буду хоть мысленно звать его по имени – начал взглядом искать ближайший киоск, но я удержала его за рукав. Мы сидели на скамейке под огромной сосной, рядом гуляли родители с колясками, теплый свет фонарей смешивался с последними бликами заката, стрекотали цикады. Я не хотела пить, я хотела, чтобы этот момент не заканчивался.

– Расскажите мне свой секрет, – попросила я, надеясь, что мой голос звучит легко и ненавязчиво. – Тогда я расскажу вам свой.

Он покачал головой, и я придвинулась немного ближе. В маленьком мирке этой скамейки под огромным деревом я ничего не боялась. Чон Мин смотрел так, будто внутри него был ад, и он не хотел устраивать мне экскурсию, это «нет» было прекраснее, чем «да». Я потянулась к нему. Первый поцелуй с барменом буду считать нулевым, я там почти не участвовала, просто была неким предметом, который целовали. Первым буду считать этот.

Я бесстрашно подалась к Чон Мину и все ждала, что он встретит меня на полпути, но он только несколько раз моргнул, взял меня за плечи и удержал, прежде чем мои губы успели его коснуться. И это «нет» было гораздо, гораздо хуже, чем «да».