Лиза Дероше - Персональные демоны
— Она выглядит счастливой.
Улыбка расцветает на его лице.
— Мы и были счастливы. Я тогда был хулиганом. Твой прадедушка не сомневался, что я сам дьявол. Пытался изгнать меня дробовиком, — смеется он. — Можно подумать, это бы сработало, будь я на самом деле дьяволом.
— И когда ты изменился?
— Не уверен, что это вообще произошло. Но, главное, у меня ушло не так уж много времени, чтобы понять, что я люблю ее. И ради нее я всегда старался быть лучше. Так что, в итоге, твой прадедушка, наверно, решил, что уж лучше бы я был дьяволом.
Я последний раз смотрю на фотографию и ставлю ее обратно на комод, постукивая по Шелби указательным пальцем.
— У меня есть… друг, который ездит на шестьдесят восьмой.
Его выражение лица вдруг становится серьезным, а на лбу появляются беспокойные складки.
— И насколько это близкий «друг»?
Как бы я ни старалась, не могу остановить улыбку.
— Пока не знаю.
Похоже, он что-то замечает в моем лице.
— Фрэнни… Ты ведь знаешь, что мальчикам-подросткам нужно только одно?
— Дедушка!
— Это просто в порядке вещей. Не позволяй ни одному парню заставить тебя делать то, чего ты не хочешь… Ты знаешь…
— Я могу позаботиться о себе.
Его лицо становится суровым, но в теплых глазах видна улыбка.
— Не сомневаюсь. Твои родители с ним уже знакомы?
— Да, — неуверенно говорю я. — Они теперь просто с ума сходят от беспокойства.
Глаза побеждают, и улыбка расплывается на его лице.
— Ну, это нормальная реакция для родителей, полагаю. — На его лбу залегает складка. — Но я даже представить не могу, как кто-то, ездящий на Шелби шестьдесят восьмого, может быть плохим.
— Спасибо дедушка, — говорю я, обнимаю его. — Я тебя люблю.
— И я люблю тебя, Фрэнни.
* * *После того, как дедушка отвозит меня домой, я захожу внутрь, закрывая дверь, и вижу Грэйс, стоящую со скрещенными на груди руками и сжатыми губами. Она смотрит прямо на меня своими яркими голубыми глазами.
— Пойдем, поговорим, — заявляет она, не отрывая от меня пристального взгляда ни на секунду.
— Что на этот раз?
Она хватает меня за руку и тащит за собой.
— Сначала пошли наверх.
Я позволяю ей утянуть меня в мою комнату. Она закрывает дверь, а я подхожу к окну.
— Я знаю, что ты не читаешь Священное писание, — начинает она сугубо деловым тоном. — Но Петр учит: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить». Сатана воздействует на слабых, Фрэнни.
Я поворачиваюсь к ней лицом.
— Какого черта ты мне это говоришь?
Она одаривает меня тяжелым взглядом.
— Ты прекрасно знаешь, к чему я это.
Я чувствую боль в животе.
— Есть что-то… темное в нем, — добавляет она.
Я смотрю на нее.
— Так, Грэйс, хватит. Убирайся из моей комнаты.
Она идет к двери, но оборачивается, чтобы посмотреть на меня своим суровым взглядом.
— Я буду молиться о тебе, — говорит она.
— Проваливай! — рявкаю я.
Она закрывает дверь, а я со всего маха шлепаюсь на кровать, ударяясь головой обо что-то твердое. Сажусь и обнаруживаю на подушке Библию, открытую на Первом Послании Петра. Я со всей силы швыряю ее в закрытую дверь, она шлепается на пол, а я сажусь, уронив голову на руки.
Грэйс ведь сумасшедшая, правда? Или это я? Я уже не уверена. Прошло очень много времени с того момента, как я теряла контроль над своими чувствами. Мне это не нравится. Я не знаю, откуда приходят все эти безумные эмоции, но я должна придумать способ их остановить. Я поднимаюсь с кровати и начинаю свои упражнения по дзюдо.
Я занимаюсь этим видом борьбы с девяти лет. Не знаю, чем он меня так привлек. Я просто поняла, что это именно то, что мне нужно. И, оглядываясь назад, я осознаю, что была права… Иначе бы я так и продолжала заниматься саморазрушением… после смерти Мэтта.
Дзюдо стало, в каком-то смысле, управлять моим гневом… единственной вещью, способной на это. Именно оно позволило мне контролировать свое сознание и тело, установить между ними баланс. И именно оно научило меня сосредотачиваться на том, что действительно важно, оставлть это внутри и выкидывать все остальное на поверхность.
Если ты ничего не делаешь, то ничего и не может тебе навредить.
Никогда больше я не вернусь к той боли, которую испытывала, когда Мэтт оставил меня. Я не смогу пережить это.
Закончив, я устраиваюсь на кровати и достаю дневник Мэтта. Я начинаю писать. Рассказываю ему обо всем, даже о том, в чем не могу признаться себе… о том, что Люк как-то пробил мою защиту.
Глава 8. Ад земной
Я направляюсь к своему шкафчику, держа руку на талии Анжелики. Она лепечет что-то о своих выходных, и мне все сложнее и сложнее изображать интерес. Но, когда я поднимаю глаза и вижу Фрэнни, смотрящую на нас, на лице у меня появляется ухмылка. Я поворачиваюсь и делаю вид, что смотрю на Анжелику, кивая ее банальным россказням.
Когда мы доходим до шкафчиков, Фрэнни уже ушла, но я могу чувствовать, как она скрылась в кабинете шестьсот шестнадцать и следит за нами. Ее запахом черного перца и корицы, приправленным большой дозой чеснока, пронизан каждый дюйм коридора. Я вдыхаю его наравне с имбирем, идущим от Анжелики, и энергия наполняет меня.
— А ты что делал в выходные? — спрашивает Анжелика, вытаскивая меня из задумчивости и проводя пальцем по краю выреза своей рубашки.
Я прислоняюсь к своему шкафчику.
— Да ничего особенного. А ты?
— Была отличная погода, поэтому мы поехали в пляжный домик. Тебе стоит как-нибудь…
— Звучит заманчиво, — мурлычу я, одаривая ее очаровательной улыбкой.
Внезапно всепоглощающий взрыв зависти, гнева и ненависти, идущий из шестьсот шестнадцатого кабинета, накрывает меня с головой, он настолько мощный, что я могу буквально попробовать его. Я греюсь в нем… и дрожу.
Анжелика немного придвигается ко мне, надувая свои полные красные губки, ее рука скользит по моей, замирая на краю футболки, на хвосте черной змеи — татуировки, обвивающей мое плечо.
— Это не так уж далеко отсюда. Может, мы могли бы съездить туда как-нибудь вечером? В пятницу, например?
Я улыбаюсь, почти не в силах сдержать дрожь, пробегающую по телу. Мое волнение никоим образом не связано с Анжеликой. Это идеальный вариант. Именно то, что я искал.
Этот план намного лучше… Косвенный подход.
Потому что с момента, как я ушел от Фрэнни в субботу… Как сидел в темноте и бился головой об стену, словно одержимый… Всю ночь… Я, наконец, понял, что прямым подходом тут ничего не добьешься.
