Дарья Кузнецова - Модус вивенди
При мысли о Ветрове, и вспомнилась ещё одна неприятная подробность. Все наши вещи были у него в сумке, и ротмистр сейчас явно не горел желанием срочно выдать мне моё снаряжение.
Сумку с вещами собирали не мы сами, а заведующая складом Департамента, Ольга Симкина, просто потому, что всё её содержимое было изготовлено для нас по спецзаказу. По образу и подобию собственной одежды варов, вплоть до отсутствия такого понятия, как «нижнее бельё», что лишний раз убедило меня в том, что эти обтягивающие комбинезоны выполняли у плащей аналогичную функцию.
Тот факт, что подобные случаи (когда дипломата полностью обеспечивали всей разрешённой одеждой и приборами) были отнюдь не единичны, и привёл к появлению при Департаменте Иностранных дел такого неожиданного подразделения, как склад. С Ольгой мы были хорошо знакомы, вполне могли считаться приятельницами, и я уговорила девушку в обход инструкции положить мне ещё один предмет одежды, не входящий ни в какие перечни: пижаму. В конце концов, кому какая разница, в каком виде я буду спать? И именно в этом была причина моей тоски об оставшихся у Ветрова вещах, без ночной рубашки мне было очень неуютно.
Правда, идти отвоёвывать у мужчины необходимый предмет одежды не было ни сил, ни желания. Осталось смириться с неприятной ситуацией и лечь спать как есть, в комбинезоне.
Кровати у варов тоже были довольно специфические. Ни одеял, ни подушек их конструкция не предусматривала: тело частично погружалось в однородную матово-белую массу. При этом голова неизменно оставалась на поверхности и по ощущениям покоилась на подушке, а всё остальное казалось замотанным в плотную вату. При этом положение тела и температура среды подбирались каким-то загадочным образом, обеспечивая максимальный комфорт. Сложно было привыкнуть к такому положению, и всё время казалось, что голова тоже вот-вот утонет; но постепенно удалось расслабиться и заснуть.
Проснулась я рано. Нейрочип подстроился под местные почти тридцатичасовые сутки, и утверждал, что ещё не рассвело. Что вары на планетах по возможности ориентируются на местную длину светового дня и вообще являются дневными существами, было хорошо известно (хотя и странно, учитывая их склонность к закрытым от света помещениям, напоминающим глухие пещеры), в этом наш с ними ритм жизни также совпадал. Хотя им с их двадцатичасовым стандартом, наверное, здесь было ещё сложнее, чем нам.
Всевозможные предметы личной гигиены (к счастью, вполне человеческие) были в той же сумке, оставшейся у Ветрова, так что перед умыванием в любом случае стоило с ним пересечься. А ещё очень хотелось искупаться и переодеться, потому что после сна в комбинезоне я чувствовала себя ужасно грязной. Но об этом я пока старалась не думать.
Из комнаты я выходила, рассеянно размышляя, какую из двух оставшихся спален занял Одержимый, и пытаясь вспомнить, есть ли здесь какой-нибудь аналог вежливого стука в дверь. Но вопрос отпал сам собой: мужчина обнаружился в общей комнате. За тем самым занятием, о котором я старательно не думала. Даже как-то сумел разобраться с управлением местным водоёмом. И, в отличие от меня, никаких нравственных терзаний Одержимый не испытывал.
Я, честно говоря, не вполне понимала, как работает местный «душ»; наверное, всё на тех же гравитонных воздействиях. Но выглядело это не менее специфично, чем кровать. Вода собиралась в единый поток, столбом поднимавшийся кверху, на высоте трёх метров расходилась плоским куполом метров пяти в диаметре, и обрушивалась обратно в чашу пола. Наверное, так было устроено, чтобы обеспечить одновременное мытьё всех обитателей.
Готова была поклясться, что Ветров заметил меня в тот момент, как открылась дверь, даром что даже не смотрел в мою сторону. А я… в первое мгновение совершенно растерялась, запнувшись взглядом об обнажённую мужскую фигуру. Время для того, чтобы сразу извиниться и уйти, было безнадёжно упущено. И я замерла в проходе, чувствуя, как секунды неумолимо убегают, щёки мои начинают откровенно гореть от смущения, разумного выхода из положения всё ещё нет, да ещё явно вот-вот выскажется Одержимый, и тогда мне останется лишь провалиться на месте от стыда.
Решение нашлось спонтанно. Если хочешь изменить естественный и неизбежный ход вещей, надо ведь поступать неожиданно, да? Лучшим выходом, конечно, было бы спокойно присоединиться, но на такой поступок я была не способна. Поэтому оставалось искать спасение в том, что всегда давалось мне лучше всего — в разговоре.
— Забавная конструкция. Интересно, там, в середине, очень большое давление? И как вода очищается? — полюбопытствовала я, подходя к потоку воды метрах в полутора от мужчины и старательно не глядя в его сторону.
— Проверь сама, — со смешком предложил мне Одержимый.
— Обязательно. Как только вы отдадите мне мои вещи, — медленно кивнула я, подставляя ладони под струи, набирая полные пригоршни воды и умывая лицо в надежде избавиться от предательского жара. Как хорошо, что я не рыжая, и краснею не так явственно! — А почему вода такая холодная? Температура не регулируется?
— Регулируется, — отозвался ротмистр. — Вещи… Да, сейчас, — с этими словами он вышел из-под «душа», тряся головой, отфыркиваясь и отряхиваясь. На очередном его шаге капли воды вдруг остались висеть позади, повторяя очертаниями силуэт мужчины, и через пару мгновений осели на пол коротким дождиком. Прекратили циркулировать и основные потоки, водная гладь за пару мгновений выровнялась и замерла неподвижным зеркалом у моих ног.
Ветров невозмутимо прошёл в соседнюю с моей комнату и вернулся оттуда уже через пару минут, одетый и с ощутимо похудевшей сумкой в руках.
— Купайся. Когда закончишь, позови меня, — спокойно и вполне мирно проговорил он, ставя свою ношу на пол рядом со мной. Я медленно кивнула, продолжая изображать задумчивость, разглядывать озерцо и надеяться, что умывание хоть немного помогло вернуть щекам естественный цвет. При этом на мужчину я не смотрела старательно и очень упорно: точно знала, что если встречусь сейчас с ним взглядом, мгновенно вспыхну до корней волос, и очень долго ещё не смогу нормально общаться с этим человеком.
Повод для смущения у меня был гораздо более весомый, чем сама произошедшая неловкая сцена и общий вид офицера. Мне было стыдно за себя, за собственное поведение, за вот эту короткую заминку. За то, что повела себя не как положено приличной девушке из хорошей семьи, не опустила глаза, а… засмотрелась. Если обычно ротмистра можно было назвать внушительным, или в крайнем случае — эффектным мужчиной, то вот такой, обнажённый, он выглядел красиво.
