Александра Турлякова - Рифейские горы
О, Мать Хранительница, где теперь это всё?! И почему я не умерла вместе с ними?! Лишиться всего, что было дорого с рождения. Потерять всех родных и близких. Остаться жить — и жить вот так! Рабыней, проституткой при мужчине, чьи прикосно-вения вызывают невольную дрожь отвращения и ужас!
Мамочка родненькая, ты рано умерла, чтоб не видеть, что станет с твоей дочкой…
Вся жизнь вокруг казалась ненавистной. Раздражали люди, и дом этот — и вообще всё, что окружало! А ещё теперь этот ребёнок. А ведь он говорил тогда: сын даст полную свободу. Сын! Даже представить невозможно ребёнка от этого чудовища. К тому же Кэйдар получит, что желает, а чтоб навредить ему, чтоб хоть как-то отом-стить за всё, Ирида готова была умереть сама, но, главное, убить его змеиное семя.
Но как это сделать? Как?!
* * *
Адамас вёл себя именно так, как может вести себя мужчина, уверенный в своей неотразимости. Красивый лицом, тёмно-русый и быстроглазый, он очень сильно напоминал кого-то из знакомых. Много и громко смеялся, часто шутил и пил не в меру.
И зачем только Кэйдар привёл его на ужин?
Они начинали с ним вместе когда-то. Первый поход незабываем, он спаевает на всю жизнь.
Но потом Адамас ушёл в торговлю, наследовав огромное состояние отца, занялся перепродажей скота и рабов. И не спешил жениться.
Айну раздражал его внимательный взгляд, прощупывающий, заглядывающий, казалось, под одежду. Неприятно! Айна чувствовала, что нравится ему, да и гость не скрывал этого. Их ложа у низкого стола стояли рядом, но полулежали они не плечом к плечу, одно это и спасало Айну от тесного знакомства. Чувствовала кожей его взгляд и понимала: каждая брошенная им реплика — это попытка удивить, заинтере-совать её, способ привлечь к себе. Часто в его разговоре с Кэйдаром улавливались цифры, огромные суммы, но богатство Айну не интересовало.
Как же он самоуверен и нагл, если, не стесняясь, предлагает связь дочери Правите-ля. Да ещё тогда, когда законный муж в двух метрах за одним столом.
Почему Лидас терпит всё это? Неужели не видит? Этот мужлан чуть ли не щупает мои колени, а ты спокойно улыбаешься! Отец-Создатель! Ну и муж же мне достался!
Уйти нельзя было, пока не подали фрукты, сласти, свежую выпечку. Надо терпеть!
— А что ты приобрёл для себя в этом походе? — Торговец вытеснил в Адамасе воен-ного. Он сожалел не о впечатлениях и риске, а о прибыли, прошедшей мимо носа. — Есть что-нибудь, чем ты можешь похвастаться перед лучшим другом?
— О! — Кэйдар рассмеялся. По смеху, по блеску глаз Айна поняла сразу: брат выпил лишнего, что с ним очень редко бывало. — У меня есть такое, что ты по достоинству оценишь. Ты-то в этом толк знаешь… — Он подозвал одного из слуг, шепнул ему что-то. — Сейчас, я покажу тебе свою добычу…
Наконец-то подали фрукты, маленькие булочки со сладкой начинкой, залитые мёдом орешки, и воду для рук. Айна вытирала пальцы тончайшим полотенцем, когда в комнату привели рабыню.
— Ближе! — Кэйдар указал взмахом кисти на середину зала, как раз в проход между столами, установленными в виде двух ножек с перекладиной.
Девушка явно не знала, куда её ведут, была с непокрытой головой, с открытыми руками и, что самое странное, без пояса и босиком. Но на лицо хорошенькая, прямо миленькая, и волосы очень длинные, светлые, густые, с золотистыми искрами при свете светильников.
Интересно, зачем она Кэйдару здесь?
— Вот она, моя главная добыча! Дочка царя! — Адамас, оценивая рабыню, при этом упоминании, высоко дёрнул бровью. — Ну, как тебе?
"Так это она и есть, царевна виэлийская! Новая наложница брата, — Айна вгляделась чуть пристальнее. — Так это про неё тогда Лидас говорил. — Да, лицом красивая! — отме-тила уже сдержаннее, чувствуя в сердце неприятный укольчик ревности. — И среди варваров бывают красивые женщины". — Немного успокоилась только тогда, когда увидела на руке рабыни чуть ниже локтя желтоватое пятно старого синяка, портив-шее весь вид.
Виэлийку смутило такое пристальное внимание мужчин, но глядела она не затрав-ленно, с достоинством. Айна не спешила уходить, ей стало интересно, чем всё кон-чится.
— Лицом, конечно, хороша, — ответил Адамас. — Но когда я покупаю раба на рынке, мне его показывают полностью.
— Думаешь, под одеждой могут быть увечья? — Кэйдар усмехнулся. — Зачем мне увеч-ная рабыня?
— Нет, это просто привычка. Товар надо видеть со всех сторон… — Адамас улыбался, непонятно чему радуясь, он тоже был уже пьян и не до конца понимал, что говорит.
— Разденься!
Короткий приказ прозвучал, как удар хлыстом, даже Айна вздрогнула. А рабыня аж качнулась, вскинула голову, вздохнула с шумом. Краска стыда и возмущения залила бледные щёки, и глаза, увлажнившись, засверкали сильнее. Она в эту минуту была сама прелесть. Но раздеваться перед тремя мужчинами? Нет! Даже веря в соб-ственную красоту, Айна никогда бы не решилась.
— Ну?! Ты не понимаешь приказа? Я сказал, снять одежду! — Кэйдар чуть припод-нялся. Тон голоса жёсткий, он так разговаривал обычно перед тем, как ударить. Этого голоса все рабы боялись до дрожи.
Рабыня и Кэйдар долго смотрели друг другу в глаза. Никого для них больше в этой комнате не существовало. Тут навстречу хозяйской властности Кэйдара встала сила другой природы, сила отчаянная и потому бесстрашная.
И тут рабыня, не дожидаясь разрешения, не выполнив приказа, бегом метнулась из комнаты.
— Хочешь, я куплю её у тебя! — опомнился первым Адамас. — Любую цену называй!..
Кэйдар молча поднялся, ступал твёрдо, контролируя силой воли игру вина в крови, вышел вслед за сбежавшей девчонкой.
"Зря он вообще это затеял. Женщина везде женщина", — Айна встретилась с Лида-сом глазами, но тот, судя по всему, думал о чём-то отвлечённом и не принял её мол-чаливого предложения покинуть стол. Ну что ж, оставайся…
* * *
Подлец! Гад! Сволочная порода!
Ириду затрясло только сейчас, в своей комнате. От ненависти, от отчаяния, от постоянного унижения. Как он смел вообще, приказывать такое?! Лучше б сразу убил ещё тогда, на корабле! Подонок!
Но сейчас убьёт! Точно убьёт! И пускай! Пусть что хочет, то и делает, а издеваться над собой не позволю!
Он ворвался в комнату быстрым стремительным шагом. "Ну и всё!" — Ирида в ужа-се зажмурилась.
— Дрянь! Да как ты смеешь? — от первой пощёчины она даже не попыталась укло-ниться, закрыться руками, но потом отвернулась, Кэйдар не дал ей улизнуть, схватил за руку, стиснул так, что пальцы косточки почувствовали, хрупкие, слабые косточки. Притянул к себе, другой рукой — грубо, за подбородок, вздёрнул голову, зашептал, яростно выплёвывая каждое слово сквозь стиснутые зубы:
