Елена Саринова - Сотая бусина
- Да делай, что хочешь. Но, я тебя предупреждала, - гневно ткнув указующим перстом в довольную котовью физиономию, направилась я домой... И даже подслушивать в знак протеста не стала...
Весь остаток дня я, естественно, на кота дулась. А к концу нечаянно забыла... Тем более, что повод отвлечься предоставился...
- О-о... жареная на вертеле курочка... Лучше может быть только жареный на вертеле карпунь(8), политый...
- Настоем валерианы? - прервала я кулинарные фантазии Зигмунда и кочергой принялась долбить по догорающим в кострище поленьям.
- Лимонным соком, - обижено мявкнул тот и развернулся ко мне своим полосатым боком. - Ты что, думаешь, я совсем... ветрогон(9)? Да, Стася? Я же вижу, что ты на меня из-за этого злишься. Скажи мне, я - ветрогон?
- Ты?.. Честно говоря, нет, не думаю. Это я на твоем фоне выгляжу старой занудой. А вообще, сколько тебе лет, Зеня?
- На днях ты сама же меня уверяла, что не больше четырех.
- Все ясно... Не хочешь об этом говорить...
- Ты знаешь, один поэт из нашего прежнего мира по имени Ариосто, как-то сказал: 'Все с годами теряется: юность, красота, здоровье, порывы честолюбия. И только одна глупость никогда нас не покидает'. Так вот, я опроверг его изречение.
- И в какой именно части?
- В первой, разумеется, - совершенно искренне рассмеялся кот. - Ибо моя глупость вечна, как и я, а все остальное воскресает вместе с каждым моим новым телом. Таков закон существования нашего рода.
- Я думаю, что это очень правильный закон. Иначе, представь себе - ты бы все-все-все знал, но уже ничего не хотел... Зеня.
- Что?
- А вот, по поводу вечной глупости... Ты сегодня ночью спать собираешься?
- Я не против.
- Чего именно?
- Заклятия сна, которое ты на меня вчера тайком наложила. Можешь проделать тоже самое и сегодня.
- А-а... Спасибо...
Дни иногда тянутся бесконечно долго. А порой пролетают, как легкая паутинка мимо глаз. Но, и те и другие не оставляют в нашей памяти ничего, кроме оторванного календарного листа с ничего не значащей датой, ничего не значащим утром, днем, вечером... ночью. А ведь они могли бы быть заполнены до краев. И все равно - хорошим или плохим. Для беспристрастной памяти важно другое - сам факт, что день этот чем-то запомнился. Мы их, такие дни, вспоминаем потом и говорим кому-то: 'Помнишь, это, как раз за неделю было, до того, как ты плавать научился?', или 'А-а, это когда я в таверне с друзьями Уроженье(10) отмечал, а вы меня потом, с твоей мамой домой не пустили?'...Сегодняшний день запомнится жителям Мэзонружа тем, что именно 28 июля 2561 года в своем маленьком домике, приткнутом к тыльной стороне храма, повесился отец Аполлинарий...
Новость эта уже облетела черной вороной все дома в деревне, а теперь кружилась над тянущей шеи за церковной оградой толпой, собравшейся, откровенно говоря, откровенно же удостовериться. Мне же, думать так о себе совсем не хотелось, так же, как и Гелии, беспрестанно запахивающей длинный жилет на своем очередном выпуклом животе. Мы, и на самом деле, просто шли мимо. Я - к себе домой после ежемесячного визита вежливости в гостеприимный алантский дом, стоящий неподалеку на пригорке. А Гелия, как обычно - оздоровительно выгуливалась, заодно, уж, провожая меня:
- Нет, ты слышала, как они про него не добро? - мазнула меня по щеке своим пепельным, выбившимся из-за уха локоном женщина. - 'Старый лицедей'. И откуда слова такие знают?
- Из его же проповедей, - хмуро заметила я, обводя взглядом присутствующих. - Не далее, как неделю назад 'богомерзкая гидра' лицедейством промышляла.
- Это когда ты успела? - понятливо хмыкнула алант.
- А, мы в 'Лишнем зубе' с Аленой, танцы души танцевали. Нас потом на 'бис' вызывали и мелочь кидали... Одна монетка мне прямо в кружку с элем булькнулась... А, впрочем, что уж сейчас об этом?
- Да-а... И кто ему, интересно, подбрасывал такие пикантные подробности из твоей жизни?
- Самой... жутко интересно, - еще раз внимательно глянула я в толпу. Но, озабочена сейчас была отнюдь не поиском болтуна, из христианского порыва, поведавшего батюшке о наших с приятельницей развлечениях, а тем, что, вот уже несколько минут мой затылок, спину и лицо бесцеремонно сверлил чей-то, такой же внимательный взгляд, источник которого я никак не могла зацепить своим. - Может, пойдем отсюда? А то обстановка здесь... нехорошая.
- Ты тоже это заметила? - повернула ко мне лицо Гелия.
- Что именно?
- Остатки чьей то магии. Старые, уже почти незаметны.
- Магии? - вынырнула я из своей нервозности. - Так ведь кроме нас с тобой в Мэзонруже больше нет никого нашего профиля? - и прищурилась уже в направлении прямо противоположном прежнему. - Мать моя, Ибельмания, -
ощущение было такое, будто отец Аполлинарий перед кончиной топил свой очаг магическими дровами и именно поэтому сейчас едва различимыми радужными всполохами 'магический дым' еще покидал покосившуюся трубу. - Рассеивается через открытый дымоход, - удивленно произнесла я в полголоса. - А по давности...
- Часов восемь - десять, не больше. А это значит, что вещали до рассвета, - авторитетно закончила алант. - Но, будь я трижды девственница, если пойму, как наш батюшка мог к себе в дом мага запустить? У него ж там, насколько я знаю, все сигнальными амулетами завешено.
- Ага... - невесело покачала я своей синей шевелюрой. - 'А как он мог накануне сам в дом мага прийти, да еще и напроситься к весьма сомнительному с точки зрения религии лекарю?.. Ведь, как чувствовала вчера', - а вслух еще раз подтвердила свою готовность сорваться с этого странного места.
Но, не смотря на полное на то согласие моей спутницы, мы даже шага сделать не успели, тут же оттесненные к ограде схлынувшей от тропинки толпой - из дома, прищурив глаза на солнце, один за другим, вышли, сначала, рыцарь Прокурата, седой коренастый человек, а потом и наш Дозирон. И, если лицо первого хранило профессиональную непроницаемость, то физиономия старосты долгожданно порадовала публику прямо переливами эмоций. Мужчины тормознули в усыпанном семячной шелухой круге и, обменялись взглядами, после чего приезжий специалист едва заметно кивнул.
- Уважаемые земляки! - начал наш глава, глухим от соразмерности событию голосом. - Вы ждете ответа. Он у нас один - наш батюшка, отец Аполлинарий, минувшей ночью собственноручно... повторяю, собственноручно прекратил свою жизнь путем повешенья за шею. На этот прискорбный факт есть точное заключение уважаемого представителя Прокурата, - по-бычьи мотнул он головой в сторону статуей замершего рыцаря. - Больше здесь добавить нечего, кроме того, что... Бог ему судья... Так что, можете расходиться по домам к своим детям и делам...
