Дж. Уорд - Путеводитель по миру Братства черного кинжала (ЛП)
В повисшей тишине они оба уставились на него. А потом неровным голосом жена сказала:
– Вы, доктор Франклин, просто лапочка.
«У пациента невероятная терпимость к боли», – час спустя подумал Т.У., постукивая ногой по деревянной половице, направляя красный луч лазера на чернила, пропитавшие кожу мощного запястья. Просто невероятнейшая терпимость к боли. Каждое прикосновение было равносильно удару резиновым ремешком, что, конечно, было не так страшно, если приходилось вытерпеть один или два раза. Но большинству пациентов нужен был перерыв после нескольких минут работы. Этот парень? Даже ни разу не вздрогнул. Так что Т.У. продолжал и продолжал.
Конечно, проколотые соски, туннель в ухе и все эти шрамы явно демонстрировали его близкое знакомство с болью, как по собственному желанию, так и без него.
К сожалению, его татуировки лазеру совершенно не поддавались.
Выругавшись, Т.У. тяжело вздохнул и встряхнул правой рукой – она начала уставать.
– Все хорошо, док, – мягко сказал пациент. – Ты сделал все, что мог.
– Я просто не понимаю. – Он снял защитные очки и посмотрел на машину. На мгновение в его голову даже закралась мысль о том, что оборудование работает неправильно. Но он видел лазерный луч. – Цвет вообще не изменился.
– Док, на самом деле, все окей. – Пациент снял свои очки и слегка улыбнулся. – Я очень признателен тебе, что ты воспринял это так серьезно.
– Проклятье.
Т.У. чуть откинулся на табуретке и взглянул на чернила.
Непонятно откуда взявшиеся слова сорвались с его губ. Он ничего не мог поделать, хотя и понимал, что это, вероятно, далеко от профессионализма.
– Вы ведь не добровольно их получили, так ведь?
Жена заерзала на кресле, словно возможный ответ тревожил ее. Но муж просто покачал головой.
– Да, док. Недобровольно.
– Проклятье. – Он скрестил руки на груди и обратился к энциклопедическим знаниям о человеческой коже. – Я просто не понимаю, почему… И пытаюсь обдумать какие-то другие варианты. Не думаю, что химическое удаление даст больше эффекта. В смысле, вы взяли от лазера все по максимуму.
Удивительно изящные пальцы мужа пробежали по запястью.
– А мы можем просто вырезать их?
Жена покачала головой.
– Не думаю, что это удачная мысль.
– Она права, – прошептал Т.У., наклоняясь и прикасаясь к коже. – Ваша кожа обладает отличной эластичностью, но вам ведь еще нет тридцати, так что это вполне объяснимо. Придется вырезать полосками, потом зашивать. Останутся шрамы. А вокруг шеи я бы не рекомендовал это делать. Слишком рискованно из-за артерий.
– Что, если шрамы не проблема?
Он не собирался обсуждать этот вопрос. Учитывая спину этого мужчины, шрамы были очень спорным вопросом.
– Я бы не советовал.
Повисла тишина, в которой он продолжал обдумывать альтернативы, а они молчали, стараясь не мешать ему. Так ничего и не придумав, он просто уставился на них. Роскошная жена сидела рядом со своим устрашающим мужем. Одной ладонью она сжимала его руку, другой поглаживала по изуродованной спине.
Очевидно, шрамы не снижали его ценности в ее глазах. Для нее весь он был прекрасен, несмотря на состояние его кожи.
Т.У. подумал о собственной жене. Она была точно такой же.
– Идеи кончились, док? – спросил муж.
– Мне очень жаль. – Он огляделся вокруг, ненавидя ощущение подобной беспомощности. Как врача его учили делать что-то. Как человеку с сердцем ему было необходимо делать что-то. – Мне очень-очень жаль.
На лице мужа снова появилась эта слабая улыбка.
– Ты лечишь много людей с ожогами, так ведь?
– Это моя специализация. В основном детей. Ну, знаете, из-за…
– Да, понимаю. Спорю, ты хорошо с ними обращаешься.
– Как можно иначе?
Пациент наклонился вперед и положил свою громадную руку на плечо Т.У.
– Мы сейчас уйдем, док. Но моя шеллан оставит оплату там, на столе.
Т.У. бросил взгляд на жену, склонившуюся над чековой книжкой, и покачал головой.
– Почему бы нам не разойтись просто так. Я ничем вам не помог.
– Не, мы потратили твое время. Мы заплатим.
Т.У. пару раз тихо выругался. А потом просто выпалил:
– Черт возьми.
– Док? Посмотри на меня.
Т.У. поднял глаза на парня. Черт, это желтый взгляд был совершенно гипнотическим.
– Уау. У вас невероятные глаза.
Улыбка пациента стала шире, показавшиеся зубы… не были нормальными.
– Спасибо тебе док. Теперь послушай. Тебе, вероятно, будут сниться сны об этом, и я хочу, чтобы ты запомнил, что я в порядке.
Т.У. нахмурился.
– Почему мне должны сниться…
– Просто помни: все, что случилось – нормально, я в порядке. Зная тебя, уверен, что именно это будет тебя беспокоить.
– Я все равно не понимаю, почему у меня будут…
Т.У. моргнул и оглядел приемную. Он сидел на маленькой табуретке на колесиках, которую использовал при работе с пациентами, к смотровому столу было подвинуто кресло, а в руках он держал очки, защищающие от лазера… но кроме него в комнате никого не было.
Странно. Он мог бы поклясться, что только что разговаривал с самыми поразительными…
Он потер внезапно заболевшие виски и вдруг почувствовал ужасную усталость… усталость и непонятное огорчение: словно он провалил то, что было для него очень важным.
И беспокойство. Беспокойство о му…
Головная боль усилилась, и он встал и подошел к столу. На нем лежал конверт, простой белый конверт, на котором аккуратным почерком было написано: «В благодарность Т.У. Франклину, доктору медицины, в помощь его усилиям по обеспечению прекрасной работы отделения».
Он перевернул его, оторвал загнутый край и достал чек.
У него отвисла челюсть.
Сто тысяч долларов. Для дерматологического отделения больницы Святого Франциска.
В чеке было казано имя Фритца Перлмуттера, но ничего похожего на адрес, лишь краткое указание: «Национальный Банк Колдвелла, частная клиентская группа».
Сто тысяч долларов.
Воспоминание об изуродованном шрамами муже и прекрасной жене мелькнули в его сознании, но были похоронены под новой волной головной боли.
Т.У. взял чек и просунул его в карман своей рубашки, потом выключил лазер, компьютер и отправился к черному выходу из клиники, по пути он тушил свет.
По дороге домой он вдруг понял, что все время думает о своей жене, о том, какой она была, когда впервые увидела его после пожара столько лет назад. Ей было одиннадцать, и она пришла проведать его вместе с родителями. Он чуть не умер в тот момент, когда она вошла в дверь, потому что, уже тогда влюбленный в нее, лежал прикованным к больничной койке наполовину обернутый бинтами.
