Кристина Лорен - Совершенство
– Ладно, это было неплохо для начала.
– Неплохо для начала? – смеется Люси. – Память у меня – одно большое решето, но я вполне уверена, это лучший первый поцелуй в истории этого города.
Он осторожно берет ее под локоть, чтобы вести дальше по тропинке. Этот поцелуй для него – это огромный шаг в нужном направлении и все же лишь малая толика того, что ему от нее нужно. В груди – будто взведенная пружина, которая скручивается все туже и туже.
* * *Гипс Колину сняли уже два дня назад, и, кажется, никогда он еще не был так рад возможности помыть посуду. Они с Дэйном закончили уборку на кухне, и Колин задержался, чтобы побыть с Дот. Она сегодня какая-то тихая. Не насвистывала во время готовки, никому даже лопаточкой по рукам не досталось. Просто тихая, задумчивая Дот, и это реально начинает его тревожить.
– Долгий день? – спрашивает он.
Она пожимает плечами.
– Ну, ты же знаешь, как оно бывает перед грозой.
– Что, твои коленки-синоптики снова выступают?
Оглянувшись, она корчит свирепую гримасу:
– Очень смешно, умник.
Когда она поворачивается обратно к раковине, ему видно ее отражение в окне: она смотрит на задний двор. Вид у нее встревоженный.
– Не могу понять, в чем дело, – неуверенно начинает она, словно пытаясь найти правильные слова. – Что-то как будто не так. Не могу понять, что именно.
Колин сглатывает комок в горле и принимается складывать тарелки.
– Слушай, Дот, а ты помнишь девушку по имени Люси?
Она молчит, развязывая фартук, потом все же отвечает:
– Конечно. Здесь все ее имя помнят.
– Да. – Колин вдруг чувствует, что ему не хватает дыхания. – Так ты была здесь… Когда все это с ней случилось?
– А почему ты вдруг об этом спрашиваешь?
Он пожимает плечами, берет у нее тяжелый мешок с мукой и ставит на кухонный стол.
– Да так. Кое-кто из ребят был у озера, и за обедом об этом разговаривали.
Она кидает на него пронзительный, серьезный взгляд:
– Смотри, если поймаю тебя там!
– Конечно, нет. – Это ложь, и, как правило, он Дот не лжет. Но Колин бывает на озере постоянно, и он решил, что единственная ложь, повторенная много раз, может все-таки считаться за одну.
– Ты-то помнишь об этом, хоть что-то? – спрашивает она.
– Я? – Колин тыкает в себя зажатыми в ладони вилками.
Она кивает.
– Что? Нет.
– Ее убили, когда тебе было шесть.
Он тогда жил на территории школы. Только что потерял родителей. От того времени в памяти мало что осталось, кроме постоянного, странного желания раствориться, исчезнуть без остатка.
– Совершенно ничего об этом не помню.
Она кивает и опять поворачивается к окну, стиснув руки:
– Да, верно, как ты можешь помнить… Думаю, тебе было тогда не до того. Это был ужас, Кол. Просто… – опустив взгляд, она качает головой. – Просто кошмар.
Ему не хочется слушать ее рассказ, но какая-то темная часть внутри него желает знать все.
– Твои родители умерли, и ты тогда жил у Джо. Думаю, тем вечером ты не мог заснуть, а Джо был на собрании начальников общежитий. Ты сидел на крыльце один и играл со своими солдатиками. – Она поворачивается, чтобы взглянуть на него, и грустно улыбается. – Ты увидел, как он уносит девушку в лес. Побежал и нашел меня. Ее это не спасло, но благодаря тебе его поймали. Мы и понятия не имели, что это чудовище живет среди нас. А ведь он убил… Господи, думаю, он убил еще семерых детей.
Колин вскакивает и бросается вон из кухни, чувствуя, что его обед вот-вот вернется обратно наружу.
Глава 13
Помимо смутных воспоминаний о похоронах в памяти у Колина почти не ничего не осталось о родителях или о той аварии, которая унесла их жизнь, а его странным образом оставила без единой царапины. Их гробы стояли рядом перед церковью, и так пахло лилиями, что его чуть не вывернуло. У отца грудная клетка была раздавлена о приборную панель, и похоронной конторе пришлось ее восстанавливать: заменить мышцы и кости металлической проволокой и воском. Колину помнится только яркий фиолетовый синяк, выглядывавший из-под рукава папиной белой накрахмаленной рубашки. У мамы оторвало руку совсем – об этом он узнал годы спустя, – и рукав ее любимого розового платья просто был пуст. Вроде как никто и не заметит.
Он тогда еще удивился, зачем это вообще кому-то надо – запоминать тех, кого любишь, такими: неестественного оттенка кожа, глаза, которые никогда больше не откроются.
Не так, как хотелось бы помнить ему.
Ему хочется вскрыть себе мозг, вырвать оттуда уродливые страницы и заменить их новыми, счастливыми. Мамы и папы не умирают и где чудовища не уносят девушек в лес посреди ночи.
С тех пор ему еще ни разу не было так плохо – пока не появилась Люси. Ему казалось: узнать о ней больше будет облегчением: еще один кусочек пазла встанет на место. Вместо этого понимание того, что он был последним человеком, видевшим ее живой, заполнило пустые страницы ужасом и печалью.
Но, живая или нет, сейчас она здесь – Колин открывает дверь, и она стоит за порогом. При виде ее улыбки легко забыть все остальное. По крайней мере на пару часов. Прошло три дня с тех пор, как Дот открыла правду о его роли в событиях, сопровождавших убийство Люси. И каждый вечер, когда он было уже решался ей рассказать, у него просто перехватывало горло.
Как обычно, Люси стягивает свои ботинки, направляется прямиком к окну и раздвигает занавески. Весь день казалось, что вот-вот выпадет снег; редкие снежинки перед тем, как на землю, иногда посверкивают в свете фонаря. И хотя на улице темно, небо кажется светлым, даже ярким; оно сплошь застлано облаками, будто подсвеченными изнутри.
– Звезд сегодня нет.
– Это снежное небо, – говорит Люси, прижимаясь носом к оконному стеклу. Там, где ее кожа касается поверхности окна, нет ни пятнышка. – Будто кто-то в небесах оставил включенным телевизор. Так моя бабушка говорила. – Она смеется, потом замолкает и поворачивается к нему. – Как это я вспомнила такое?
– Не знаю. Может, это как у жертв амнезии. Определенные вещи пробуждают отдельные воспоминания.
– Да, наверно.
Девушка вновь отворачивается, смотрит в небо, а он закрывает глаза, пытаясь отгородиться от образов, навечно выжженных на его сетчатке. Колину хочется рассказать ей о ее смерти и его роли во всем этом. Но есть что-то еще, голос у него в голове, который раз за разом повторяет, что это – плохая идея.
Дот сказала, что призраки возвращаются сюда потому, что у них остались незавершенные дела. Может, Люси здесь из-за этого. И это должно как-то его насторожить, и нужно бы отнестись к этому серьезнее. Вряд ли кто-то вернется из мертвых только потому, что забыл книгу в библиотеку вернуть или, скажем, соскучился по школе. Это должно быть что-то более масштабное. Расплата? Месть? Колин отмахивается от этих мыслей: Люси никогда бы не причинила ему вреда. Он знает это. Но оставшиеся незавершенными дела – это точно о Люси. Можно ли придумать что-то более незавершенное, чем твое собственное сердце, вырезанное из груди человеком, которому тебя доверили родители?
