Ольга Матвеева - Ночные разговоры с ангелом
— А жизнь-то налаживается! — сказала Татьяна, когда и эти клиенты покинули офис с радостными улыбками на лицах.
13
На майские праздники Фима тоже отправилась в путешествие. Это была своего рода командировка — она ехала в рекламный тур в Турцию. Татьяна говорила, что продавец должен знать свой товар, в данном случае это отели. Татьяна говорила, что Фима должна их увидеть, пожить в них, оценить их плюсы и минусы. Поэтому должна ездить как можно чаще. С ней поехала и Шурочка. К концу апреля она как раз закончила дизайн-проект квартиры деда. Приемной комиссии в лице деда, Надюши и Фимы он понравился. Шурочка предложила консервативный, добротный и уютный английский стиль. Деда особенно восхитил рисунок кабинета. Он чуть не прослезился, сказал, что всегда мечтал о чем-то подобном. Ремонт решили начать в начале лета, и Шурочка засобиралась немного отдохнуть, набраться новых впечатлений и вдохновения.
— А, может, и интрижки какие-нибудь заведем. — Мечтала Шурочка. — Только тут, главное, не рассчитывать ни на что серьезное, получить удовольствие и забыть… Но сначала записать в дневничок — для мемуаров.
Вася радовался, как дитя:
— Ура! — вопил он и прыгал на кровати. — Мы едем в путешествие!
— Что за странный восторг? — удивилась Фима. — Ты же можешь оказаться где угодно в одно мгновение, просто щелкнув пальцами… или… ну не знаю, как ты это делаешь. А тут все так непросто: поезд, самолет…
— А я очень люблю поезда. Я обожаю перестук колес и звон ложечки о чашку, и эти мимолетные встречи, и это натянутое молчание. И эти разговоры, и даже матерый храп. Я влюблен в аэропорты, в их суету, очереди, запахи духов в дьюти-фри. Там всегда полно знакомых. Там можно встретить тех, кого не видел лет двести. В прямом смысле данного словосочетания.
— Знакомых ангелов? — уточнила Фима.
— Кого же еще? А еще мне очень нравится лететь наперегонки с самолетом. Такой драйв! Такой адреналин! А еще я люблю забираться в кабину пилотов.
— Какой же ты ребенок.
— Да, и я считаю это очень ценным качеством личности, — сказал ангел серьезно. — Детям интересна жизнь. Дети умеют удивляться. Дети открыты новому. Дети верят в чудеса. Я тоже. И тебе советую, хотя бы в маленькой частичке своей души оставаться ребенком.
Из путешествия Фима вернулась загорелая, посвежевшая, полная энтузиазма. Только она очень соскучилась по разговорам со своим ангелом. Шурочка постоянно была рядом, поэтому разговаривать с ним приходилось только мысленно. Фима истосковалась по его низкому, густому голосу. Иногда она видела, как Вася прогуливался по пляжу в своих белых одеждах среди поджаривающихся тел и улыбался Фиме. Кроме нее никто его не замечал. По вечерам он развлекался тем, что подсаживался к разным компаниям в ресторанах и барах и подслушивал их разговоры. Фима видела, как он то хохотал, то сидел с мрачным видом, то изображал подчеркнутый интерес. Однажды он шепнул Фиме:
— Жаль, что ты не писатель. Я бы тебе столько сюжетов подкинул, пиши — не хочу. Такая жизнь у людей насыщенная. Вон та основательно поджаренная блондинка, например, мужу сказала, что едет с подружкой, любовнику, что с мужем, а сама поехала одна — искать приключений. Влюбилась тут в какого-то смазливого турка — фотографа, параллельно крутит роман вон с тем красномордым немцем и всерьез подумывает выскочить за него замуж и перебраться к нему в Баварию. Про то, что дома ее ждут два преданных мужчины, она уже и не помнит. Давно не встречал таких легкомысленных и любвеобильных особ.
— Васечка, а ты еще и сплетник. — Удивилась Фима. — Какая ты все же многогранная личность. Просто скопище мелких пороков.
— Да нет, что ты, я ж с литературной точки зрения. — Замялся ангел. — Жаль, что ты не писатель.
— Жаль, что ты не человек.
Когда она смотрела на влюбленные пары, сердце ее сжималось. Может быть, у них было не все так гладко, как казалось, но они могли мазать друг друга кремом для загара, ходить, держась за руки, по кромке прибоя, целоваться под палящим солнцем. Это ведь были такие обыкновенные вещи, такие естественные, такие доступные. А для Фимы они были несбыточной мечтой. Для Фимы они были за пределами реальности. Когда Фимину голову посещали такие мысли, ангел виновато улыбался и шептал беззвучно:
— Прости, я не могу тебе этого дать. Не могу. Но у тебя все это будет. Обещаю.
— Не нужно, — отвечала Фима ему мысленно. — Мне нужен только ты. Мне хорошо уже оттого, что ты рядом, что ты есть в моей жизни.
Однажды Фима заметила, как ангел сидел на краешке шезлонга у бассейна и сжимал голову руками. На лице было страдание. Казалось, он хочет принять какое-то решение. Просто Гамлет в отчаянной попытке понять: «Быть или не быть?». Как только ангел заметил, что Фима на него смотрит, он исчез.
Шурочка была счастлива. Она флиртовала направо и налево, многообещающе и призывно. Она купалась в мужском внимании, к ней возвращалось ощущение легкости, осознание собственной привлекательности и надежда, что произойдет чудо, и в ее жизни случится великая взаимная любовь. В отношениях с курортными ухажерами она останавливалась на стадии разговоров и томных взглядов, а потом совершенно безнаказанно исчезала — они с Фимой перемещались в другой отель. Вот они — прелести рекламного тура — можно сбежать по вполне объективным причинам. На Фиму мужчины тоже обращали внимание. Впрочем, так было всегда, но сейчас они не боялись подходить к ней и знакомиться, делать комплименты и даже непристойные предложения, признаваться в любви с первого взгляда. Фима была с ними доброжелательно холодна.
Шурочка удивлялась.
— Ты точно ненормальная. — Говорила она. — Мы же на отдыхе! Нужно развлекаться, наслаждаться, веселиться. А ты ведешь себя так, будто оставила дома горячо любимого мужа и хранишь ему верность. У тебя ведь никого нет.
— Никого. — Отвечала Фима и загадочно улыбалась. — Просто я не умею флиртовать. Да и не хочу. Зато мне безумно нравится наблюдать за твоими приключениями. Я набираюсь опыта.
Фима не могла флиртовать. Как только к Фиме приближался мужчина, рядом тут же возникал ангел и смотрел на него недобрым взглядом. Мужчина, конечно, этого не видел, зато видела Фима.
— Отелло просто невинное дитя по сравнению с тобой. — Возмущалась Фима мысленно. — А как же свобода личности? Как же доверие?
Ангел краснел, начинал извиняться, говорил, что не может ничего с собой поделать, что ему больно видеть, как к Фиме подкатываются эти грубые мужланы, которым от Фимы нужно только одного. Ну, того самого, чего он ей дать не может. Фима смягчалась. Ангел исчезал, но как только к Фиме подходил кто-то из грубых мужланов, он тут же вновь оказывался рядом. И после одной такой сцены Фима и увидела его сидящим на краешке шезлонга у бассейна с невыносимым страданием на лице.
