Бренда Джойс - Темное искушение
Он был прав. Она онемела.
Теперь он выглядел удовлетворенным.
— Ты загипнотизировал меня в лесу? — закричала она хрипло. — Потому что единственное объяснение моему поведению это, что я потеряла свой разум. Или что-то с ним случилось, раз так произошло.
— Объясни мне значение слова «загипнотизировать», — сказал он.
Она пыталась говорить более спокойно.
— Это значит зачаровывать, завораживать, заколдовывать! Иногда, когда ты смотришь на меня, мне даже сложно думать!
— Это маленький дар, — сказал он самодовольно. — И очень полезный.
— Что, от волшебника Мерлина?
— Девушка, ты так утомлена и рассержена, а все почему? Ты хотела этого и получила удовольствие. Сейчас это не важно. Или ты сходишь с ума, потому что я решил не поддаваться такому искушению снова?
Потребовалось некоторое время, чтобы разгадать его слова.
— Что?
— Я хочу тебя, Клэр. Не сомневайся во мне. Но я поклялся защищать тебя.
— Ты говоришь мне, что ты не собираешься…
Она замолчала. Она хотела сказать «заняться со мной любовью», но если она так скажет, он посмеется над ней. Она была уверена в этом.
Он опять опустил ресницы.
— Трахнуть тебя?
Она вдохнула. Если бы так сказал современный мужчина, то возможно это прозвучало бы оскорбительно. Но слова, исходящие от Малкольма, вызвали в воображении красочные и жаркие воспоминания, его движения, его исключительную длину, не раз входящую в нее, с потрясающей силой и ошеломляющим эффектом. Если он сделал бы так сейчас, прямо сейчас, она бы кончила.
Она сглотнула. Она была уверена, что собиралась держаться подальше от него. Сейчас он сообщил ей, что не заинтересован в этом, — правда, он был заинтересован, — даже сейчас она чувствовала его волнение. Его страсть чувствовалась, как и запах вина в ее кубке. Достаточно ли он умен, чтобы манипулировать ей? Она была в замешательстве, и, черт побери, она была встревожена.
— Почему ты решил, что ты джентльмен? — сумела она спросить.
Он поднял глаза и с самоиронией, коротко хохотнул:
— Я не джентльмен, девушка, и мы оба это знаем.
Его юмор пропал, глаза почернели.
— Я не хочу увидеть тебя лежащую мертвой подо мной.
Клэр отступила бы назад, если бы было куда.
— Я не понимаю.
Но страх, который исчез во время их разговора, снова вернулся.
Его взгляд неторопливо прошелся по ней, и дошел до ее лица.
— Я сильно, очень сильно хочу тебя, но не доверяю себе.
— Что это значит? — ахнула она.
Он ответил прямо:
— Я убил девушку. И не хочу сделать это снова.
— Ты убил женщину? — закричала Клэр, отступая к кровати. Слово зло возникло в ее мыслях.
— Ты сильно напугана, — сказал он мягко.
«Нет!», кричала ей ее сердце. Она готова была поспорить на свою жизнь, что Малкольм не был злом. Он только что не говорил, то о чем она подумала.
— Ты говорил, что хочешь защищать меня? — она выдохнула.
— Да.
Клэр поняла, что задыхается.
— Пожалуйста, не говори мне…!
Его лицо окаменело.
— Она умерла в моих объятиях, Клэр. Она умерла, получая наслаждение от меня.
Глава 5
Клэр действительно надо было сесть. Взгляд Малкольма был тяжелым, даже сердитым, и совсем недрогнувшим. Но он не был злой, в нем не было никакого зла. Он не мог быть связан с преступлениями-удовольствиями.
— Что произошло? — кое-как произнесла она, видя не его, стоящего перед собой, а с женщиной под ним, объятой муками страсти.
— Я сказал тебе! — отрезал он.
Клэр, наконец, присела на край кровати.
— Люди иногда умирают во время секса. Я имею в виду, нормальный секс. Даже если это не преступление-удовольствие, иногда у мужчины останавливается сердце. Или у женщины. Это от возбуждения. Если у женщины слабое сердце, если она больна, если она стара, слаба…
Он прервал ее.
— Она не была старой. Она была моложе тебя. У нее было здоровое сердце.
Это не могло происходить. Она не хотела, чтобы Малкольм оказался сумасшедшим психопатом, но параллели бросались в глаза. Незнакомцы соблазняли юных и невинных. Малкольм был незнакомцем, и он завораживал.
Была ли она очарована в лесу?
— Насколько хорошо ты ее знал? — спросила она осторожно, в ней начал пробуждаться страх.
— Я не знал девушку.
Его серые глаза блеснули.
— Вы были не знакомы.
— Да.
Она не могла дышать. Казалось, в его глазах был вызов, но она не была уверена, что сможет встретить его. Пот стекал ручейками по ее телу, но она ничего не могла сделать, кроме как бояться и чувствовать отвращение. Но где-то глубоко внутри, она отказывалась верить в то, что он ей рассказал.
— Ты убил ее ради забавы?
Его глаза расширились. Он ответил с большой осторожностью:
— Я не развлекаюсь со смертью, Клэр. Я не знаю своей мощи. Я нуждался в девушке, очень сильно. Я не хотел причинить ей боль или увидеть ее мертвой.
В это мгновение, она увидела боль, горящую в его глазах. Его мучило чувство вины. Она почувствовала облегчение, и сочувствие переполнило ее.
— Малкольм, вероятно, это сердце.
Он повернулся, поднял свой кубок с вином и осушил его.
— Я не остановился, когда надо было. Я не мог думать.
Он взглянул пылающими серебристыми глазами на нее.
— Как в лесу. На мгновение, я не мог думать ни о чем, кроме даваемого тобой наслаждения.
Она задрожала, внезапно увлеченная ярким воспоминанием о том ошеломляющем оргазме. Она тоже перестала о чем-либо думать в лесу. Невозможно разумно мыслить, изнывая от такого желания. Но сейчас она колебалась. Несомненно, он глубоко раскаивался в случившемся. Так же ясно было и то, что его преследовало чувство вины. Но он говорил так, словно убил женщину грубой силой. И это звучало как насилие.
Его взгляд был открытым.
— Я не насиловал ее или какую-либо другую женщину. Она хотела меня.
Клэр верила ему. Какая женщина не захочет этого средневекового жеребца, стоящего перед нею? Но это только осложняло понимание ситуации. Должно быть, это сердце женщины, думала она. Не могло быть ничего другого. Безумец не чувствовал бы вину.
— Теперь ты знаешь, почему я не лягу с тобой в постель, — сказал он жестко.
Она вздрогнула. У них был ужасный разговор о страшной смерти в сексе, и ей не все было ясно в этом мужчине, но она все же не могла устоять перед его сексуальностью, кипящей в комнате и его словах, вызывая в памяти их образ в страстно сплетенном объятии.
— Отлично, — ответила она пересохшими губами. — Я не хочу делить с тобой постель. Ни сейчас, ни когда-либо еще.
