Спящая царевна. Совершенно секретно - Черпинская Надежда
Андрей головой понимал, что попал, как пчела в мёд — не устоял пред солнечной сладостью и увяз на свою беду. Но только сделать с собой ничего уже не мог.
Так и тянуло лишний раз оглянуться, вроде как присмотреть за ней, а на самом деле, просто посмотреть, хоть мельком.
И каждый такой взгляд мгновенно воскрешал в памяти утренний поцелуй, нежность её губ… И глупая, счастливая улыбка сама собой расползалась по лицу.
В конце концов, она ведь тоже ничего не сказала — не возмутилась, не закричала, не велела никогда так больше не делать. Так, может быть, и он приглянулся Делии? Или она молчит лишь потому, что боится ему грубить, боится, что он её одну бросит или обидит, если она возмущаться начнёт?
Андрей в очередной раз приостановился и бросил взгляд на свою спутницу.
Нет, она уж точно не будет молчать из страха или покорности, и не позволит целовать себя, если ей это противно… Настоящая царевна!
Вот и выходит, заводить речь о том, что и так ясно им обоим, это лишнее. Она и так поняла, что нравится ему, и дала понять, что он ей тоже.
Конечно, стоит сдерживать пока такие порывы. Во-первых, надо действительно друг про друга узнать побольше. Во-вторых, сейчас есть дела поважнее — надо от военных удрать, которые уже лес прочёсывают, надо Делию на Висячий отвести, надо найти, где там спрятан этот самый «Оберег».
Мир спасать надо, Беркут, а не на девчат пялиться! Но взгляд как магнитом притянуло к стройным, лёгким ножкам, к манящим изгибам под полупрозрачным кружевом платья, к разрумянившемуся личику. Умаялась с непривычки в гору так скоро идти.
И всё равно улыбнулась, заметив, что он её поджидает.
— Устала? Скоро привал сделаем. Вон видишь выступ скалистый, там полянка удобная — посидеть, отдохнуть.
— Пить хочется… — Делия запыхалась, догоняя его.
— На ходу лучше не пить — идти тяжелее будет, — предостерёг Беркутов. — Отдышимся там и попьём.
Она кивнула.
— А ты и не устал совсем, кажется… А вон сколько ещё на себе несёшь… Выносливый! — Андрею почудилось, что в голосе её промелькнуло восхищение. — Много ходишь по лесу?
— Работа такая… — пожал он плечами.
— А что ты в лесу делаешь?
Андрей усмехнулся — так ведь и не объяснишь в двух словах.
— За порядком слежу. Разное всякое… Охочусь. Иногда нужно одних зверей от других защищать, когда их сильно много становится. А иногда и на людей охочусь. Они для всякой животины намного опаснее. Чего испугалась? — хмыкнул Андрей. — Охочусь… это так… образно… Людей я не убиваю. Гоняю, чтобы не пакостили в лесу. Зимой ещё зверьё подкармливаю… Ну? Пошли дальше! Ещё один рывок, и отдохнём немного…
Андрей зашагал дальше, Делия забавно пыхтела за спиной.
— А ты совсем один тут живешь?
— Ну а с кем? Я, в отличие от тебя, с богами и совами не дружу, — хмыкнул он. — Собаку зимой… схоронил. Старенькая уже была лайчонка.
— А… женщина… — Андрей едва не споткнулся от этого робкого полувопроса-полупредположения. — Жена? Невеста?
Он развернулся, усмехнулся, глядя, как она, смутившись его прямого взгляда, опустила ресницы.
— Если бы меня где-то другая женщина ждала, я бы тебя не целовал.
* * *
Вообще-то другая женщина была. Не мальчик ведь уже, природа требует своё.
Но назвать Веру своей женщиной или, тем более, невестой, у Андрея не повернулся бы язык. И она его точно не ждала. Хотя уже третий год их связывали довольно странные отношения, которые они, разумеется, старались держать в секрете.
Сплетни всё равно по деревне ходили. Но сплетни про Верку Самойлову по Ржанке поползли задолго до появления Беркутова в её жизни.
Вера была старше почти на четыре года. Когда учились в школе, на мелкого, по её меркам, Андрюху она и внимания не обращала. Он тоже помнил её смутно. Хоть Вера уже в старших классах была девкой видной: яркой, задорной, с пышными формами. Хохотала заразительно, громко, пела звонко, танцевала бойко.
После школы Самойлова уехала поступать аж в Новосибирск. Но уже через год выскочила замуж, родила и учёбу, разумеется, бросила. Скорее всего, замуж выйти пришлось, из-за случайной беременности. Но Вера говорила, что сперва влюбилась без памяти и замуж вышла, а потом уже… Что всё это было по обоюдному желанию, а вовсе не потому, что «так получилось».
Андрей не высчитывал сроки и не выспрашивал, как там произошло на самом деле. Это было не так уж важно.
Важно было другое — уже через год счастливая семейная жизнь Верки закончилась. Мужу быстро надоело безденежье, бессонные ночи в одной комнате с маленьким ребёнком, располневшая и вечно уставшая жена. Сначала он начал пить, потом бить.
Подруга Верки советовала нажаловаться на нерадивого супруга участковому или написать жалобу на завод, где паршивец работал, чтобы начальство провело воспитательную работу.
Но Самойлова стыдилась выносить сор из избы, стыдилась признаться чужим людям, что не может поладить с собственным мужем. Первое время терпела, надеялась, ждала…
Андрей прекрасно представлял, как ей жилось несладко — был наглядный пример перед глазами.
Ведь и его мать так маялась — всё чуда ждала… Тоже, кстати, Вера… Может, это имя такое несчастливое?
Только, в отличие от его матери, у Верки Самойловой хватило смелости жизнь свою изменить. После очередной пьянки и побоев, собрала свои немногочисленные вещички, забрала ребёнка и сбежала от мужа в родную деревню. Тогда ещё бабка её была жива. К ней в дом и вернулась.
Деревня погудела осуждающе — дескать, непутёвая девка, вместо института — в подоле принесла. То, что сын родился в законном браке, и по документам у него есть отец, никто особо в расчёт не брал. Окрестили сразу потаскухой, а заодно и ведьмой.
Но Веру это мало огорчало. Сбежав из ада, в котором жила, Самойлова теперь была сама себе хозяйкой. Дом у бабки большой, огород хороший. Работать взяли продавцом в сельпо. С сынишкой бабка помогала, пока была жива. Словом, Вера была теперь жизнью своей вполне довольна.
Сплетницы шептались за спиной, что Вера теперь наверняка захочет захомутать какого-нибудь дурака, который согласится её такую непутевую с «довеском» взять. А для этого и приворот сделать не побоится. Потому настойчиво увещевали всех деревенских мужиков не принимать никаких угощений от Самойловой.
Андрей в деревне редко бывал, сплетниц не слушал и от стряпни Веры отказываться не собирался.
Вышло так, что пару раз он у неё ночевал. Нет, между ними тогда ничего не было. Просто дом у Верки был большой, на 4 комнаты, да ещё кухня, веранда и сени. А жила она теперь там одна с сынишкой. Поэтому иногда сдавала одну из комнат гостям.
Гостиницы в деревни не было. А приезжие иногда случались. Вот бойкая женщина и договорилась с председателем, что за небольшую копеечку гостей можно к ней определять.
У Андрея в Ржанке своего жилья не было. А ночь иногда в деревне заставала.
Порог родного дома он с шестнадцати лет не переступал. И обычно, в случае необходимости, Андрей напрашивался на ночлег к Ширяевым, но стеснять всегда было неудобно.
Вот тут и пришло ему в голову воспользоваться гостеприимством Самойловой. Деньги брать с него Вера сразу отказалась: одно дело — приезжие, другое — свой, деревенский. А вот помощь по хозяйству приняла с радостью.
Жила ведь одна, а в своём доме всегда хватает такой работы, для которой мужская рука нужна.
Андрей в один свой приезд крышу в сарае поправил, в другой дров нарубил и колодец почистил. Так и пошло…
Вера просила, не стеснялась — он помогал. Она в благодарность сытным ужином кормила и комнату выделяла, чистенькую, светлую, уютную.
А в одну из ночей вдруг пришла к нему в эту комнату. Сама.
— Вер, я… — попытался он её остановить.
— Ой, только не думай, что женить хочу! — фыркнула она, и, совершенно не стесняясь, скинула сорочку. — Не слушай, что бабы трещат! Я мужика в доме больше не потерплю. Хоть ты и хороший, конечно, Андрюшка… С моим пьянчугой тебя и ровнять нельзя. Но только от любви меня раз и навсегда вылечили. Не нужно мне это теперь. А вот ласки-то всё равно хочется… Я ж ещё молодая, здоровая. Я одна, ты один… Вот… Небось тоже без бабы одному в лесу тоскливо… Так ты заглядывай в гости почаще, будем друг друга радовать… Ты только не думай, что я тут всех так привечаю! Просто вижу, что ты парень порядочный, трепаться по всей Ржанке не станешь.
