В твой гроб или в мой? (ЛП) - Хайд Жаклин

Он снова обнимает меня.

— А сейчас я выгляжу мертвым?

Поворачиваясь, я смотрю вниз и моргаю, как чертова сова, когда взгляд снова останавливается на его члене.

— Не-а, — говорю я, выделяя букву «а», — черт, он больше моего запястья, с толстыми венами и большой грибовидной головкой. — Но держи эту штуку подальше, а то так и будет.

Он смеется и прижимает руку к груди.

— Ты ранишь меня.

— Ха, хочешь поговорить о ранах? Я едва могу ходить, — усмехаюсь я.

Он ловит мою руку и целует ладонь. Я сердито смотрю в ответ. Он целует внутреннюю сторону моего запястья, и воля к сопротивлению начинает таять.

— Прекрати. Пока я не приму горячий душ, touché pas mon chat³². Я отдергиваю руку и отталкиваю его, когда он садится.

Он смеется, откидывая голову назад, и я не могу не восхищаться его красотой.

— Parlez vous Français?³³

— Нет. Я просто знаю, как сказать: «Не трогай мою киску», а что? — отвечаю я и улыбаюсь, когда он качает головой с ямочками на щеках.

Медленная улыбка расползается по его губам, которые хочется поцеловать, когда он падает навзничь на кровать и закладывает руки за голову.

— Ты… нечто такое, с чем я никогда раньше не сталкивался.

— Пффф. Надеюсь, это хорошо, — рявкаю я в ответ, прежде чем натянуть простыню на грудь. В следующее мгновение я оказываюсь прижатой к твердой, обнаженной груди.

Член касается бедра, когда он поворачивает меня, озабоченно сдвинув брови.

— Я не буду извиняться за то, что мы занимались любовью прошлой ночью…

— Занимались любовью? — сердце екнуло. Мы практически незнакомцы. Он серьезно?

Его глаза темнеют, а на челюсти проступают мускулы.

— Да, женщина, я что, заикался? — он отпускает меня, встает с кровати, натягивая джинсы, и поворачивается к двери. — Я схожу за обезболивающим для тебя.

— О-о-о, это так мило с твоей стороны.

Он ухмыляется.

— Нет, это не так. Я планирую трахнуть тебя снова сегодня вечером, и мы, дорогая, отправимся на большую экскурсию по замку. Мне не нужно, чтобы ты хромала, как слабачка.

— Ты же не серьезно, — говорю я, у меня отвисает челюсть и легкая дрожь пробегает по позвоночнику.

— Напротив, дорогая, я очень серьезно отношусь к твоему благополучию и состоянию твоей киски, — говорит он как раз перед тем, как уйти, закрыв дверь.

— Вау.

Я возвращаюсь в постель, не в силах сдержать улыбку на лице. Встретила прекрасного принца. Вот только прекрасный принц — придурок.

Несколько минут спустя я драматично скулю, когда он продолжает настаивать на том, чтобы позаботиться обо мне. Полагаю, я должна быть более благодарна, но это действительно смущает.

— Это унизительно, — я бросаю взгляд на белую расстегнутую рубашку и грудь, пуская слюни. Нет, так нельзя, отвернись.

Никогда в жизни мне не было так больно. Мышцы болят в тех местах, о существовании которых я и не подозревала, а я-то думала, что такое дерьмо случается только в романах с сумеречными странниками или синими инопланетянами с членами до колен.

— Обри, расслабься, — рычит он, и от этого звука напрягаются соски.

Внутренности словно растерли в порошок, но каким-то образом он все равно заставляет меня хотеть большего. Его тон, как обычно, грубоват, но то, как он поглаживает круговыми движениями мою спину в течение последнего часа, выдает его. Мягкий мужчина размером со шкаф.

У меня внутри все переворачивается — он не мой.

— Раздвинь ноги.

— Хорошо, — выполнив его просьбу, я качаю головой, удивляясь, как так получилось, что я живу в сказочном замке, а между моих ног стоит бог секса и прикладывает теплую ткань к вагине.

— Чем бы ты хотела заняться сегодня?

Я смотрю в потолок и вздыхаю.

— Пообниматься?

Единственное страшное слово, от которого сбежит каждый мужчина, но он сам спросил. Я устала говорить мужчинам то, что, как мне кажется, они хотят услышать, и я действительно не отказалась бы от объятий.

Он целует меня в лоб, и сердце замирает.

— Хорошо, будем обниматься, но сначала ты поешь. Уже почти обед.

Удивительно, что он согласился на это!

Я приподнимаюсь на локтях, чтобы выглянуть в окно, но шторы загораживают свет. Подождите, что?

— Обед? Который час? — я отодвигаю одеяла в поисках телефона, но нигде его не вижу. Телефона точно не было в ванной, поэтому я решила, что оставила его на кровати.

— Немного за полдень.

Я начинаю поднимать подушки в отчаянных поисках.

— Ты не видел мой телефон?

— Так красиво.

— А?

Словами не описать, как он смотрит на мою вагину. Его глаза горят, и мое тело начинает таять под этим взглядом. Клитор пульсирует, увеличиваясь в размерах, и я снова удивляюсь тому, что хочу большего после стольких ночных ласк.

Я покачиваю бедрами, и он ухмыляется, выражение лица напоминает большую акулу из «В поисках Немо». Живот сводит, и в нем порхают бабочки. Сосредоточься, женщина! Отвлекись от мыслей о том, как это хорошо. Член позже.

— Он продолжал издавать этот непрекращающийся жужжащий звук, поэтому я выключил его, — бормочет Влад.

Улыбка исчезает с моего лица, и сердце замирает в груди.

— Что ты сделал?

Я не знала, что он был выключен! Я должна была поискать его, но вся эта история с «Думаю, он помер» испортила все утро.

Я хлопаю себя по лбу. Черт! Бернадетт меня убьет. Она заставила меня поклясться перед отъездом, что я буду писать каждый вечер, и я собиралась это сделать после ванны.

Одеяло спадает на колени, и я с трудом поднимаюсь с кровати.

— Где он?

Глаза Влада темнеют, но он вздыхает и отвечает:

— На комоде.

Я сдергиваю простыню, чтобы прикрыться, и бегу к нему. Хватаю телефон и включаю его, беспокойство накатывает волной. Я годами не выключала его больше чем на час.

— Ведешь себя так, будто наступит конец света, если это устройство постоянно не будет в твоих руках.

Мой взгляд следует за его голосом. Он сидит в кресле в другом конце комнаты, подперев подбородок рукой и опершись локтем о подлокотник. Боже мой, как он красив. Стоп. Как я могла не заметить, что он двигался?

Натянув простыню поплотнее, я подхожу и сажусь в кресло напротив.

— Это подруга Бернадетт, у нас есть договоренность, чтобы я проверяла сообщения каждый вечер. Вчера я этого не сделала, потому что была занята… другими делами.

— Ах, понятно. Тогда поговори с подругой, — в его глазах пляшут веселые искорки, и он обводит меня взглядом, практически тлеющим от жара. Затем он поднимается на ноги, и у меня пересыхает во рту при виде его расстегнутой рубашки. В следующее мгновение я вздрагиваю от неожиданности, когда он наклоняется, чтобы коснуться моей щеки. — Обри?

— Ммм? — спрашиваю я, не в силах подобрать слова.

Я сглатываю, когда его взгляд сужается, а выражение лица становится жестким, словно в ярости.

— Надень что-нибудь, пока я тебя, блядь, не съел.

Тепло разливается у меня внутри от таких слов, и я прикусываю губу. Он целует меня в нос, и я откидываюсь назад, ошеломленная. Рот открыт, на щеках вспыхнул румянец, как у идиотки, когда я смотрю, как он идет к двери и поворачивается, подмигивая на выходе. Боже мой. Я в опасности.

— А что там с объятиями? — кричу я. — Возможно, мне уже лучше.

Я слышу его смешок из коридора и улыбаюсь, прикусив губу.

Лучший отпуск в жизни.

Глава 14

ВЛАД



— Я не могу в это поверить, — говорит Дойл, расхаживая по ковру кабинета, как будто он встревоженный родитель, а я — подросток, нуждающийся в нравоучениях.

Я оглядываю комнату, взгляд останавливается на мебели из темного ореха, большая часть которой — антиквариат, если, конечно, это кого-то волнует.

Даже кресло передо мной — средневековое. Резьба по дереву и инкрустация металлом делают его одним из моих любимых.