Легенда о Су Эн - Жданова Алиса
Я подождала наставника на ведущей к дому тропинке, и дальше мы продолжили путь как подобает: слуга с фонарем впереди, затем наставник, а только потом я, скромная ученица. Как будто не произошло ничего необычного. Как будто бы наставник Юнхэн не поцеловал меня в беседке, а потом не сообщил, что, кажется, влюбился. О небеса…
К тому моменту, как мы подошли к дому, я практически смогла согнать с лица глупую улыбку и церемонно раскланялась с наставником, пока слуга нервно переминался в коридоре.
– Доброй ночи, – мужчина еле заметно улыбнулся мне на прощанье, я смущенно кивнула и поспешила в свою комнату. До самого поворота я чувствовала на своей спине его задумчивый взгляд, и только когда коридор изогнулся, скрывая меня из виду, облегченно выдохнула и, подобрав полы безнадежно испорченного ханьфу, поспешила к себе. Я должна была влюбить в себя будущего тирана и обратить его на путь добра – как так получилось, что я, кажется, влюбилась сама?
Ворвавшись в комнату, я без сил свалилась на постель – однако тут же, схватив подушку, с писком зарылась в нее лицом, стуча ногами по покрывалу. С ума сойти! Наставник Юнхэн сказал, что, кажется, влюблен в меня… Я ему нравлюсь… Как же это… неожиданно.
В этот вечер, обняв руками подушку, я засыпала с диким желанием увидеть продолжение своего сна и узнать, наконец, что же произошло в городе Байшуй. Однако, едва мне стоило закрыть глаза, как перед моим мысленным взором возник знакомый пик, уже не такой закопченный, и фигура в черном… будущее…
Однако в этот раз все было по-другому. Вместо того чтобы жечь армии, наставник бросил взгляд вдаль, и на его лице зазмеилась несвойственная ему жесткая усмешка. Затем он резко развернулся, так, что полы его одежд взметнулись, и прошел в резиденцию – вернее, в огромный дворец, который строился на том месте, где прежде располагался его трехэтажный дом. Быстро прошагав по коридорам, мужчина зашел в пустой гулкий зал, в центре которого стоял массивный трон. Вернее, почти пустой зал, потому что у подножия трона, положив голову на подлокотник, сидела девушка в самом бесстыжем наряде, который я только видела: короткий топ заканчивался сразу под грудью, а юбка состояла из пояса и нескольких полос ткани, между которыми были видны ноги чуть ли не до бедра. Тут мужчина подошел ближе и опустился на трон, девушка, встрепенувшись, подняла голову – и я увидела, что ее глаза пусты и бездумны, а на белом лбу ярко выделяются три лепестка сливы. Это же я…
Дернувшись, я проснулась – и тут же села в постели, прижимая руку к груди и стараясь унять сердцебиение. Будущее менялось… Оно менялось от моих действий. Да, в этом варианте будущего я жива… Но почему наставник все еще тиран? Что ему еще не хватает?
Бессильно стукнув рукой по мягкому матрасу, я откинулась на постель и невидящим взглядом уставилась в темноту. Мой план не сработал… Что же мне теперь делать?
Я думала, что не усну до утра – однако усталость все-таки взяла свое, и вскоре я закрыла глаза и почувствовала, что уплываю в сон. Надеюсь, лисица установила лимит кошмаров… а не то я буду бесконечно просыпаться, и у меня не будет сил изменить будущее. Лучше бы мне приснилось, что произошло в городе Байшуй.
Глава 24
Пять месяцев назад
Город Байшуй оправдывал свое название. После двух дней путешествия мы ненадолго остановились на холме, с которого открывался прекрасный вид на местность, и смогли хорошо рассмотреть расположенные в излучине реки дома. Дно реки покрывали крупные валуны, и вода, с шумом текущая по своему руслу, белела и пенилась; наверное, оттуда и название «Байшуй» – «белая вода».
Пока наставник Юнхэн и шисюн, спешившись, неспешно прогуливались по холму, я вытаскивала из повозки переносную жаровню и приборы, кипятила воду для чая, расстилала на земле бамбуковую циновку и выносила низкий столик и подушки для сидения. Потому что кто младший, тот и делает всю работу. Слуг мы с собой в путешествие не взяли, и, конечно же, честь заваривать чай, накрывать на стол, мыть посуду и прочее досталось мне. Эх, надеюсь, к следующей поездке у наставника появится новый ученик, которому можно будет эту сомнительную честь передать.
Мы могли бы добраться до города Байшуй гораздо быстрее, может, даже за один день, но повозка, в которую были сложены все наши вещи, не была предназначена для быстрой езды. С полудня первого дня путешествия я ехала в ней, потому что после нескольких часов на лошади у меня так заболели коленки и поясница, что наставник сжалился, глядя на мой страдальческий вид, и позволил ехать в повозке. Прихваченная же для меня лошадь, не веря своей удаче, бодро трусила налегке, изредка настороженно косясь на меня лиловым глазом: по моему, ей не понравилось нести меня так же сильно, как мне не понравилось на ней ехать.
К моему огромному облегчению, и наставник, и Шоу Юэ предпочитали комфорт сомнительной лесной романтике, и мы ночевали в гостиницах, а не на полянке, дружно обнявшись для тепла. Тракт был оживленный, гостиниц на нем было выстроено предостаточно, и мне всегда доставалась отдельная комната.
Во время поездки я то ехала в повозке, то шла рядом с ней, чтобы размять ноги, и не уставала восхищенно крутить головой. Мы проехали мимо шумящего пенного водопада, мимо залитых водой рисовых террас, с которых летом успевали снять по два урожая, а один раз дорогу нам перегородило стадо буйволов с огромными рогами и кольцами в носу. Правил этими огромными величественными животными тощий босоногий мальчишка, вольготно устроившийся на шее у самого крупного буйвола. Стадо заполонило всю дорогу, но, стоило Шоу Юэ кинуть мальчишке мелкую монетку и переброситься с ним парой фраз, как тот мелодично свистнул – и буйволы тут же убрались с дороги. «Ничего себе, какие они умные!» – с восторгом подумала я, проезжая по мигом опустевшей дороге мимо медленно бредущего стада.
– Мелкий, ты что, коров не видел? – крикнул мне шисюн, проезжая мимо на своей лошади. – Ты же из деревни!
– Вообще-то это не коровы, – буркнула я и залезла в повозку, пока он не спросил что-то еще. Ему я пока не стала говорить, что я из семьи торговца специями, а не крестьянина – не то чтобы это было каким-то секретом, а просто к слову не пришлось. Да мы с ним и не вели задушевные беседы.
Беседы велись, но без моего участия – во время отдыха шисюн, мигом серьезневший, часто разговаривал о чем-нибудь заумном с наставником, а я слушала, подливая им чай. Однажды, когда Шоу Юэ степенно рассуждал о том, дозволительно ли заклинателю использовать свои заклинания против человека, если тот, скажем, преступник, или мы должны бороться только с потусторонними созданиями, я вдруг подумала, что шисюн – зеркало. Со своими друзьями он был дерзким и веселым, с наставником – спокойным и рассудительным. Вероятно, с заучкой и книжным мешком [16] он смог бы обсудить принципы построения сложнейших и скучнейших уравнений, с поэтом – современное искусство, с любителем холодного оружия – поговорить о мечах. Как дым мгновенно меняет свою форму, так и шисюн менял свою речь и повадки, подстраиваясь под собеседника. Наверное, из него вышел бы прекрасный дипломат. Интересно, он таким родился, или же жизнь заставила его научиться располагать к себе людей?
Наставник же, наоборот, говорил мало, иногда выказывая достаточную резкость в суждениях, но при этом проявлял удивительную терпимость к простым людям. Так, когда мы проезжали через мелкую деревушку, чуть ли не под копыта к нему бросился старик, не разобравшийся, что перед ним известный заклинатель, и попросил выгнать из его избы «чегой-то», что уже который день шуршало и спать не давало, того и гляди, сожрет ночью. Спешившись и выслушав крестьянина, наставник безропотно прошагал за ним к его дому, и через несколько минут он и Шоу Юэ вышли из дверей, неся за хвост судорожно пищащую мышь. Мышь была предъявлена толстому черному коту, дремлющему у порога, на что тот лишь лениво дернул ухом. Крестьянин попеременно извинялся, что потревожил уважаемых заклинателей зря, и кланялся, а я с восхищением смотрела на наставника: он же мог просто проехать мимо! Мы не обязаны ловить мышей. Мы даже не обязаны помогать всем, кто просит – услуги заклинателей были платными и достаточно дорогими. Но наставник откликнулся даже на такую маленькую просьбу, и в адрес крестьянина и его ленивого кота не полетело ни одного упрека.