Жена с хвостом (СИ) - Юраш Кристина

— Ну, — злорадненько обратился к гномам кролик. — Решили, кого на свадьбу зовете? А невеста — то страсть, как хороша! Главное, чтобы в пещере поместилась! Будет она стирать…. Тебя в порошок. Готовить… к тому свету, убирать… всеми возможными способами.

— Развяжите нас, — икнул жених, трогая маленькой рукой свой порванный мешочек, из которого уже все высыпалось. — Сейчас оттереть попробую!

— Эх, раньше красавиц отдирали, а теперь оттирают. Дожили, — заметил Вольпен, пока я пыталась развязать гномов.

— Не, не, не, — предупредил кролик. — Ты не развязывай. Знаем мы их. Сейчас как разбегутся в разные стороны, и ищи — свищи. Фу, не дышите на меня…

— Может, одеколоном? — спросила призрак, пока гномы держали совет и жениха, оседавшего при каждом упоминании невесты. — Одеколон все оттирает. Даже пятнышки от чернил!

— Так чего ты еще здесь?! — возмутился Вольпен, сидя на подушке у инквизитора. — Неси сюда одеколон!

Внезапно мой муж зашевелилися…

Я спряталась за присобранным балдахином, призрак вошла в стену, Вольпентингер нырнул за подушки. Мы все стояли в тишине, а я робко подалась вперед, видя, как рука мужа шарит по одеялу.

— Офелия, — прошептал муж, не открывая глаз. — Офелия…

Что?! И здесь Офелия? Они что? С ума сошли по какой–то Офелии? Или женские имена кончились?

— Апчху! — послышался басистый чих одного из связки гномов. А потом басистый шмыг: «Проклятые рудники!».

— Это что было? — послышался сонны голос мужа, а я испуганно посмотрела на Вольпентингера. Глаза у него были как два блюдца. Призрак робко появилась из стены, грызя ногти.

— Это я. Случайно чихнула, — произнесла я ласковым голосом и несколько раз для убедительности шмыгнула носом. Осторожно положив гномов на пол и пихнув их ногой под кровать, я подошла к мужу, который щурил на меня глаза. Вид у него был взъерошенный и сонный.

— Мадам, будьте здоровы, — послышался вздох. — И здоровья тем, кто слышал, как вы чихаете…

Я присела на кровать, понимая, что если он сейчас встанет, нам конец.

— Я что? Уснул? — спросил сонный голос, пока я нервно перебирала одеяло.

— Да, — кивнула я, пытаясь улыбнуться. — Вы очень устали… Поспите еще…

— Мне нужно обратно в деревню, — произнес муж, пытаясь встать. Я мельком увидела огромное зеркало в стертой позолоченной раме.

— Не надо, — прошептала я, тут же ложась ему на грудь. — Отдохните еще немного. Я вас никуда не пущу…

Осторожно поправив ногой юбку, я придавила его, слыша, как колотится мое перепуганное сердце. Мне почему–то казалось, что он сейчас меня сбросит с себя, встанет и уйдет. Но он замер, подняв руки вверх, пока я лежала у него на груди.

— Мадам, какие нежности при нашей вредности, — послышался изумленный голос мужа, а ветерок его дыхания обдул мою макушку.

Но руки вдруг опустились мне на плечи. И это было намного страшнее и неожиданней, чем если бы он меня оттолкнул.

— Спите, — прошептала я, глядя испуганными глазами на свое отражение в окне.

Внезапно я увидела сверкающую пыльцу, которая обдула меня, а я звонко чихнула.

Руки мужа расслабились, а я услышала дыхание.

— Все, — произнес Вольпентингер. — Можешь вставать…

Я встала, видя, как золотинки сверкают на подушке и на одеяле.

— Это что? — спросила я, мазнув пальцем и видя, как он светится.

— Пыльца фей, — произнес Вольпентингер. — Феи так усыпляют тех, кто внезапно увидел их.

— Ничего себе… — прошептала я, так много не зная про мир фэйри.

— Времени мало! Где этот пучок — лучок? — спросил кролик, прыгая на грудь мужа. — Сейчас будем тереть!

— Я одеколон принесла, — протянула мне призрак старый пыльный флакон, на донышке которого что–то плескалось. Я открыла хрустальную крышку, а в нос ударил резкий запах цветов.

Платочек, вымоченный в одеколоне, оттирал намного лучше. Пятно слегка посветлело, а платочек окрасился. Призрак принесла еще платков, а я брызнула на них последнюю каплю.

— А больше нет? — спросила я, глядя на платок и на синюшную щеку мужа.

— Нет, это все, — развела прозрачными руками призрак.

В комнате царил удушающий запах цветов, от которого даже в глазах щипало!

— Хфру–у–у! — послышалось рядом, а я увидела, как крайний гном сморкается в платочек.

— Ну, что решили? — спросил Вольпентингер. Я посмотрела на гномов, которые упорно не хотели выдавать свои секреты чужакам.

— Никак, — мрачно произнесли гномы, поглядывая на «жениха». Тот тихо плакал от свалившегося на его голову счастья.

— Это потому, что мы вовремя вытащить не смог, поэтому жениться придется, — бурчали на него гномы.

— Не успел, — всхлипывал «жених». — Я просто хотел вытащить склянку, как только увидел дырку в кошеле… Но потом подумал, что не выпадет…

Я уже не знала, чем тереть. Призрак приносила какие–то баночки, а я отчаянно пыталась стереть чуть побледневшее пятно. Грязные платки валялись на одеяле и на полу. Это я еще к шее и груди не приступала!

— Вот! — принесли мне старый–старый флакон «Блескус». Призрак протянула его мне, а я попыталась прочитать, что это вообще такое.

— Этим служанка вытирала раковины и унитазы, чтобы блестели, — пожала плечами призрак, пока я с трудом открывала флакон. Крышка, считай, вросла в него.

Осторожно промакнув платочек, я потерла щеку мужа. Все подлезли смотреть, столпившись вокруг спящего.

— Иду — блестит, подхожу блестит, хвать, а это инквизитор! — мрачно заметил Вольпентингер, глядя на меня. Теперь мой муж еще и блестел, как эмалированный чайник из лавки миссис Пуф.

— Блестящая карьера, — заметил Вольпен, пока я пыталась оттереть блеск. — Блестит, пахнет… Ну просто золото, а не мужик!

— Знаешь, это как в сказке про одну девочку. Мне ее тетя читала! — вздохнула я. — Одна девочка заблудилась в лесу и проснулась, а вокруг нее гномики.

— Белоснежка…. — в ужасе переглянулись гномы. И задрожали.

— Сомневаюсь, что наша Белоснежка проснется и будет рада гномам вокруг. Но если мимо будет проезжать принц, мы можем ему подарить нашу белоснежку! — усмехнулся Вольпен.

Я терла, с тревогой глядя на старинные часы. Они пробили уже шесть вечера.

— Который час? — спросил Вольпен, не отрываясь от процессе.

— Шесть вечера, — ответила я, пытаясь вытряхнуть остатки одеколона на платок. Была у меня надежда, что там что–то осталось!

— Жесть вечера? Согласен, — повел носом Вольпентингер, а призрак подала еще один флакон с заскорузлой пробкой.

— Вот, еще нашла в кладовочке, — протянула она старую, с прилипшей пылью полупустую склянку. Название я не смогла разобрать, поскольку кто–то содрал бумажку. Но осталась картинка — счастливая дама с флаконом в руках: «Ваш пол, как новый!».

— Укрепим мужественность, лей! — скомандовал Вольпен, а я плеснула на платочек и попыталась потереть.

— Там пол как новый? Или еще нет? — спросил Вольпен, пока я терла и понимала, что безуспешно.

— Ничего не получается, — устало выдохнула я, беря не глядя платочек, как вдруг…

— Что это?! — спросила я, видя, как стирается краска, оставляя порозовевшую от трения кожу.

— Не знаю, а ты понюхай. Если пахнет ландышем, то это крем мачехи, а если пахнет сиренью, то это штука от моли… А если пахнет свежестью… — перечислял Вольпен, нюхая флаконы на полу.

— Пахнет чем–то странным, — скривилась я, разворачивая тряпку. — И липкое, как… как… сопли!

Я повернулась к гномам, жених высморкал красный, распухший нос в платок и посмотрел на меня красными глазами.

— Гномьи сопли? — спросил Вольпен, приподнимаясь и глядя на платок. — А ну! Три!

Я осторожно взяла платок, потерла и … о, чудо!

— Так, гномы! Разобрали платки и сморкаемся! Плачем и сморкаемся! — скомандовал Вольпен, а потом повернулся ко мне. — Сейчас я тут открою гномью соплемануфактура.

Краска с лица стиралась, а я протягивала руку за очередным платком. Где–то за спиной зловещий голос Вольпентингера стращал гномов, который даже икали от страха.