Отдел непримиримых врагов (СИ) - Шегай Эвелина

Заметив издалека приближающихся взрослых, они бросились в рассыпную. Все, кроме растерявшегося крохи. Он запоздало дёрнулся в сторону забора, но запутался в явно одеревеневших от испуга ногах и шлёпнулась на асфальт, затянув мощную сирену. Наверняка не столько из-за боли, сколько из-за страха, что его бросили старшие товарищи, а суровые взрослые сейчас отчитают за игры в неположенном месте.

— Пару минут, — попросила Вел у Марселя.

Он скривился, смотря на вопящего детёныша, и неохотно махнул рукой, давая на её короткую отлучку своё согласие. Может же быть нормальный вурдалаком, когда хочет!

— И чего ревёшь бегемотом? — спросила она на ирашском, присев неподалёку от ребёнка на корточки. Поймала его настороженный взгляд и поманила пальцем. — Ла-а-адно, иди сюда, пожалею.

Мальчуган с готовностью поднялся на ноги и, хлюпая носом, подошёл. Положил крохотную ладонь ей на колено и жалобно заглянул в глаза. От него пахло то ли барсуком, то ли выдрой. Кем-то из куньей породы.

— Ручке больно, — он продемонстрировал широкую полукруглую царапину на предплечье, что затягивалась буквально на глазах. — Щиплет.

— Ого, как быстро заживает! — деланно удивилась Вел.

— А у тебя не так?

— Не-а, даже близко не так! Чтобы такая серьёзная рана зажила, мне нужно почти полдня терпеть. Щиплет жутко, прям до слёз!

— Тяжело тебе, сестричка…

— Есть такое дело… Но это секрет, никому не рассказывай, договорились?

— Угу. Я никому не скажу!.. — Мальчуган жалостливо погладил её по руке, заботливо приговаривая: — Не болей, сестричка, а то накажу.

— Ты тоже больше не падай, — усмехнулась она и ущипнула его за пухлую щёчку. А затем мотнула головой на здание полиции. — Я здесь работаю детективом. Зовут — Вел. Если будет кто обижать, найди меня.

Он просиял в широкой, радостной улыбке и старательно кивнул. Удержаться, чтобы на прощание ласково не щёлкнуть по носу эту очаровательную мордашку было попросту невозможно. Через пару десятков лет зеленоглазый обаяшка с глубокими ямочками на щеках будет безжалостно разить девичьи сердца одной своей улыбкой.

За руль сел Марсель. Как впрочем и всегда. Не то, чтобы ему сильно нравилось водить или он не доверял сей процесс ей, элементарно примирился с новостью, что многие оборотни находились в нездоровых отношениях с любым транспортом. У псовых в целом ещё более или менее нормально обстояли дела, но конкретно их с братом адски укачивало в машине. Нечто паршивое происходило с их хорошо развитыми вестибулярными аппаратами. Точные научные формулировки — не её конёк. Вел понимала по-простому: мозг бунтовал оттого, что органы равновесия вступали в конфликт с органами зрения, поэтому завтрак грозился оказаться на коленях. Но лёгкое головокружение и тошнота — мелочи по сравнению с тем, что чувствовали другие оборотни. Хуже всех дела обстояли у кошек. Гуляют слухи, у них даже омеги тяжело переносили поездки на дальние расстояния.

— Любишь детей? — неожиданно спросил напарник. Странное выражение не сходило с его лица ещё с того момента, как она распрощалась с мальчуганом и повернулась, наткнувшись на пасмурный взгляд прищуренных глаз.

— Никогда об этом не думала.

— Если судить по тому, как ты умело обращалась с тем заморышем, то скорее даже обожаешь. Сначала одной фразой прекратила вопли, а потом в кратчайшие сроки заставила светиться от счастья.

— Наверное, привычка, — пожала плечами Вел, настойчиво разглядывая линию горизонта. — У всех оборотней большой семья, много племянник и племянница. У меня тринадцать племянник-ов?.. И скоро будет новый.

— С ума сойти, — искренне ужаснулся он. — Я и представить не могу, какой ор там стоит круглосуточно.

— Почему круглосуточно? В праздник.

— Хочешь сказать, что у вас в замке строгая дисциплина?

— Нет. У нас нет замка. Мы живёт каждый сам. Отдельно. Когда волк находит пару, то уезжать в свой дом. Семья — это муж, жена и дети. Родители портить: вмешиваться и учить… Молодые больше ссорится, поэтому надо отдельно, — старательно объяснила она и кинула на него быстрый взгляд, опасаясь разбудить пока что крепко дремлющую где-то внутри тошноту. — А у вампир-ов… по-другому?

— Да, — зло выплюнул он и нахохлился. Будь возможность, то выпустил бы в придачу колючки как ёжик. — Мы все живём в клановом имении.

Швыряло его, конечно, знатно. Ведь говорили нормально, без какой-либо агрессии, на отдалённые темы, по его же инициативе. А тут на тебе — снова придурка перемкнуло. При том на ровном месте. Нет, Вел принимала в расчёт, что могла случайно наступить на больной мозоль, задав встречный вопрос. Но разбираться и искать причины, на что отреагировала его тонкая душевная организация не собиралась. Слишком много чести этому на голову упавшему звездуну.

Говорят, что на больных нельзя обижаться. Она и не обижалась. Всего-то бесилась и хотела придушить. Совсем чуть-чуть. Так, чтобы он слегка посинел и глаза выпучил, а затем она сразу бы отпустила лебединую шейку. Честное слово лисы.

Оставшуюся часть пути они провели в тишине. Без музыки, потому как вкусы у них сильно расходились. Ему нравилась заунывная муть, что уместно звучала бы во время похорон, а она обожала весёлые заводные мотивчики с приставучими припевами. В общим, ни единого шанса найти компромисс.

Они приехали в городской парк, расположенный в северном районе Уларка. И не успев отойти от входа, разошлись в мнениях, куда им следовало идти дальше. Для Вел было очевидно, что преступление произошло в глубине чащи, в которую вела вытоптанная сбоку тропинка. А Марсель настаивал на прогулке по широкой дорожке, вымощенной из крупных квадратных плит. На её взгляд исключительно из-за того, что не желал запачкать дорогущую на вид обувь.

— Нет! Какой смысл убивать тут? — зарычала она, когда последние крупицы её терпения оказались им беспощадно растоптаны, и ткнула указательным пальцем в сторону высоких деревьев. — Убийца убивать там. Там никто не видеть!

— Вообще не аргумент.

— Я чуять!

— Запах крови?

— Нет, по-другому чуять… шестое чувство!

Он скривился, как если бы лимон лизнул.

— Ты — включить голову! Нам надо туда! — Вел сердито дёрнула вниз бегунок на молнии куртки и решительно шагнула на тропинку. Но тут же обернулась, убедилась, что бесящий кровосос продолжал стоять на чистеньком тротуаре, и сжала кулаки от злости. Он же заметив этот жест, демонстративно сложил руки на груди и ухмыльнулся, пробуждая в её душе желание вогнать его мордой в дно дешёвенького гроба без обивки. Она попыталась в последний раз образумить его, но пелена слепой ярости окончательно накрыла разум, отчего обычные саларунские слова путались на языке, как у пьяной: — Ты упираться из-за вредность! Какой дурак должно убийца быть на вид убивать у всех! Он весть в лес! Никто там потому что! Нет глаз. Защищенность. Убиватъ спокойно! Понимаешъ?!

Самое поразительное заключалось в том, что ему и рта раскрывать не пришлось — упырь сумел оскорбить её одним взглядом. Просто-напросто посмотрел на Вел с брезгливой жалостью. Как на блохастого кутёнка, выбравшего в погожий день из канализационной трубы, чтобы с радостью впиться зубами в заплесневелую сосиску. Но единожды уколоть было недостаточно. Всем своим видом крича, как ему плевать на звуки, доносящееся из её рта, он широко зевнул и развернулся, намереваясь пойти по прогулочной дорожке.

— Вот же белобрысый ублюдок! — в сердцах рявкнула она, добитая игнором. Рванула в его сторону, с намерением схватить за грудки и капитально встряхнуть. Чтобы вся спесь слетела с аристократической морды. Но зацепилась носком ботинка за бордюр, неожиданно оказавшийся выше, чем рассчитывала, и полетела на него уже против своей воли, метясь носом в солнечное сплетение.

Однако фантастический гадёныш мгновенно сориентировался, отскочив в сторону. И не только не попытался поймать Вел, но и уклонился от руки, предпринявшей попытку за него ухватиться, чтобы хоть как-то смягчить падение. Мерзкий кровосос просто захотел постоять в стороне, наблюдая за её падением к его ногам!