Лорен Стефано - Разрыв
Некоторое время стоит тишина, затем Рид говорит:
- Малышка выглядит так, будто побывала в аду и вернулась.
Мне нравится, что Рид видит Сесилию такой, какая она есть.
- Она побывала в аду – соглашаюсь я – Вот только, вернулась ли?
Рид засовывает руку в банку, кладет семечко в слой почвы и прижимает его.
- Она убеждена в том, что Вон хотел ее смерти – говорю я – Она хочет быть как можно дальше от него.
- Все верно – говорит Рид, в его голосе нет удивления – Что ты думаешь?
- Я бы этого не исключала из списка – говорю я, наклоняя бутылочку так, чтобы Боуэн не наглотался воздуха. Я помню это, когда наблюдала за моей мамой, как она обращается с новорожденными в лаборатории. – Если вторая беременность была опасна для нее, может он ничего не делал. Может быть, он просто сидел, сложа руки, и пустил все на самотек. Чего я, честно говоря, не понимаю. Может быть, он понял, что больше не может ее контролировать, но зачем убивать? Что он от этого выиграет?
- Я слышал раньше об охотниках – говорит Рид – Которые охотились на животное. Готовили с него жир, ели его мясо, носили его шкуру, хоронили его органы и поклонялись его черепу. Мой брат такой – он ничего не делает просто так.
- Вы говорите про инуитов, – говорю я, – Они вырезали скульптуры из костей и делали нитки из сухожилий.
Я читала о них в одной из энциклопедий моего отца. Они жили в Канадской Арктике, практически возле моря. Даже сейчас я вижу глянцевые фотографии, тяжелые шубы, длинные ряды следов на снегу позади маленькой девочки с длинными черными косичками, она держит рыбу. Я помню, насколько сильными они казались и красивыми. Это причиняет мне боль. Я не хочу их сравнивать с Воном, но они похожи. Он хотел выпотрошить меня и мою сестру по мужу, как рыбу, используя каждый орган. На мгновение меня охватывает гнев, и моя рука трясется; бутылка выскальзывает изо рта Боуэна, но он всасывает ее обратно. Это неправильно, что я держу такое хрупкое существо, и думаю о таких ужасных вещах.
- Ты многое знаешь, куколка – говорит Рид – Не нужно верить всему, что пишут в книгах по истории. Они врут.
Он немного трясет бутылку с семенами, держит их под лампочкой, что висит над головой. Семена маленькие, еще не проросли и они меня бесят. Их посадят, и они вырастут такими, какими должны быть.
- Рейн – говорит Линден тихо, он стоит в дверях, бледный как смерть.
- Я почти закончила кормить Боуэна – говорю я – Тогда я уложу его. Или ты хочешь забрать его прямо сейчас?
- Нет, пусть доедает – говорит Линден, его тон никогда не меняется. – Просто положи его потом в кроватку, если ты не возражаешь, конечно. Увидимся утром.
Он не ждет моего ответа. Он медленно поворачивается и уходит, исчезая в темноте зала.
Рид хмурится:
- Посмотри на этого мальчика. Я всегда надеялся, что когда-нибудь он осознает, какой человек, его отец. Но я не хотел, чтобы это произошло вот так. Счастье в неведении – ты когда-нибудь слышала такое выражение?
- Да – говорю я. Хотя моему поколению этого не было предоставлено.
- Мой племянник смышленый мальчик, но думаю, ему больше нравится оставаться в неведении – говорит Рид – Но это не про тебя. Там, в твоей голове, винтики постоянно крутятся.
- Он делает много хорошего – говорю я – Я же, не приношу ничего, кроме неприятностей.
- Беда уже пришла туда – говорит Рид – Ты только раскрыла ее, вот и все.
После того как Боуэн доедает, я несу его наверх по лестнице избегая скрипучих ступеней. Свет в спальне выключен, но я слышу, как Сесилия говорит:
- Твой отец наверняка что-то делает там внизу.
- Мы ничего не видели – говорит Линден. Оба они пытаются оправиться от рыданий, я слышу это в их голосах.
- Я слышала через стены. Людей. Я не думаю, что Рейн врет. Она не стала бы мне лгать.
- Любимая, я тоже так раньше думал…
- Я ей верю. Я верю ей, хочешь ты этого или нет – говорит она со слезами – Хватит, не прикасайся ко мне вот так, и не смотри на меня с жалостью.
- Мы поговорим об этом, когда тебе станет лучше – говорит он.
- Я не стеклянная – говорит она – Когда ты прекратишь обращаться со мной, будто я вот-вот сломаюсь.
- Ладно – он тоже плачет – Ладно. Есть вещи, о которых я никогда тебе не рассказывал – говорит он, за этим следует длинная пауза, шелест одеяла – Задолго, до того, как мы поженились, у меня родилась дочь.
Его голос становится тихим, настолько тихим, что я не могу быть уверенна, говорит ли он вообще, пока Сесилия не говорит: «Боже мой» и они оба опять рыдают:
- Почему ты не рассказывал мне?
После этого мне трудно разобрать его слова, потому что голос его похож на шепот со слезами: «сказала Роуз…», «не мог поверить ей…», «не хотел думать…», «думал, что тебя бы это напугало».
Я слышу, как она отвечает:
- Ты всегда можешь все мне рассказывать. Все.
Боуэн интуитивно чувствует настроение, потому как икает и издает пронзительное хныканье, что подразумевает слезы. Он не понимает, почему все грустят.
- Рейн – зовет Сесилия – и надо отдать ей должное, ничто не указывает на то, что она плакала, хотя воздух напряжен тем, что я их прервала. Я шагаю в темноту спальни и различаю две фигуры на кровати.
- Он поел – говорю я, объясняя.
Боуэн плачет и Сесилия подбегает к нему и говорит «спасибо» когда я отдаю его ей.
- Спокойной ночи – говорю я.
- И тебе – говорит она без особой радости в голосе, а потом она уютно устраивается рядом с мужем и сыном.
Линден зевает, казалось бы, так небрежно, но в этом нет ничего плохого.
- Хороших снов – говорит он.
Если бы мы были все еще женаты, интересно, хотел бы он, чтобы я была частью их разговора. И произошло бы все это с нами вообще.
На диване в библиотеке, я сразу проваливаюсь в сон. Это не свойственно, для меня, в то время, когда все плохо. Я исчерпана. Это утешительно. Одеяло тяжелое, под ним темно и мягко. Боуэн плачет, и его родители забывают о своих слезах. Мне кажется, что они настоящая семья, настолько же реальная, как та, в которой я когда-то была и которую почти не помню.
***
Я просыпаюсь в конце дня. Когда я открываю глаза, часы говорят мне что время уже больше двух часов. Я бы проснулась позже, если бы не шум двигателя снаружи. Без сомнения, Рид пытается вернуть к жизни один из старых автомобилей. На полу у дивана я вижу поднос с чайной чашкой с жидкостью бежевого цвета и миску с фруктами, плавающими в собственном соку.
- Прости – говорит Линден с порога – Я знаю, ты любишь фрукты на завтрак, но мой дядя все консервирует, кроме яблок, которые выглядят слишком рыхлыми.
Я сажусь, и волосы падают мне на лицо. Занавеси на окне были задернуты, хотя вчера вечером, я уверена, они были открыты.
