Элизабет - Черный Город
— О, не обольщайся. Этого никогда не произойдет. Они никогда не позволят Бутцу попасть в Ускоренную политическую программу, — отвечает Жук.
Дей смотрит на меня, и я ей слабо улыбаюсь. Грегори Томпсон оборачивается к нам и прислушивается.
— Пуриан Роуз не позволит стене рухнуть, — тихо говорит Эш. — Он слишком упорно боролся, чтобы всех разделить.
— У него не будет другого выбора, если все восстанут и проголосуют против него, — продолжает гнуть свою линию Жук.
— Ты еще не уловил? Роуз всегда добьется своего. Ты напрасно тратишь время, если думаешь, что он когда-нибудь позволит этому произойти, — отвечает Эш.
— Разрушение стены никому не принесет пользы. Кто захочет, чтобы на улицы вернулись эти кровососы? — монотонно высказывается Грегори своим плаксивым голосом.
— Может это принесет пользу мне, — огрызается Эш, затыкая Грегори. — Я бы хотел увидеть свою семью. Но не думаю, что это имеет значение для правительства? — Последнее предложение обращено ко мне.
Между нами в воздухе повисает враждебность, когда мы возвращаемся к нашим книгам. Мы продолжаем в молчании читать наши книги. Тишину нарушает Эш, постукивая ручкой по столу. Тук, тук, тук, тук, тук, тук.
— Не прекратишь?! — я делаю вид, что разозлилась, припоминая ему мятный леденец.
Он продолжает постукивать своей ручкой, в данный момент уже осознано. Что ж, я тоже умею играть в эту игру. Я катаю во рту еще одну мятную конфетку, постукивая ей о зубы.
Эш хлопает ручкой по столу. Она скатывается и падает, а мы одновременно наклоняемся, чтобы поднять её. Ударяемся головами. Мою голову пронзает острая боль и, как ни странно, грудь. Эш стонет и вздрагивает, он чуть ли не падает со своего стула, когда хватается рукой за грудь, которая быстро вздымается и опускается, будто ему трудно дышать. Он, шатаясь, поднимается на ноги и выбегает через пожарный выход.
— Что это с ним? Он более странный, чем обычно, — говорит Дей.
— Изжога, — бормочет Жук, вставая, чтобы посмотреть, как там его друг.
Я потираю шишку на лбу и смотрю во все глаза в пустоту, где еще секунду назад был Эш. Как по мне, так это ни капельки не изжога.
ЭШ
Я, спотыкаясь, выхожу на городскую площадь через пожарный выход. Ноги мои скользят по неровной земле. Я не успеваю сделать и десяти шагов, как мои ноги подгибаются, и я валюсь на пол, тяжело дыша, дрожа, в то время как моё тело все горит, растапливая лед моей крови. Что со мной? У меня сводит желудок, вены разрываются от боли. Я вонзаю ногти в мостовую, стараясь уцепиться за реальность. Моё тело яростно трясется. Как будто меня выворачивает наизнанку.
Меня будто пронзает электричеством. Разряд проходит через кончики пальцев ног и рук, встречаясь в одной точке: в моем сердце. В груди происходит взрыв мучительной боли, и моё тело дергается. Позвоночник выгибается дугой. Всё о чем я могу думать — я умираю, умираю, умираю. Я испускаю вопль отчаяния, и тогда боль проходит так же быстро, как и появилась.
Я лежу на земле, пот струится по моему лицу, грудь вздымается, а мои пальцы прижимаются к невероятно горячей коже, покрывающей всю грудную клетку, и я что-то чувствую, то, чего не должно быть:
Медленное, ровное сердцебиение.
Я издаю изумленный возглас, который находится где-то между радостью и ужасом. По мощенной мостовой шлепают шаги, и я склоняю голову на сторону, чтобы увидеть рядом с собой обшарпанные бутцы Жука. Он хватает меня за рубашку и оттаскивает из-под прямых солнечных лучей, прежде чем подтянуть меня наверх в сидячее положение.
— Все хорошо, братан? — спрашивает он.
Я закрываю глаза и просто слушаю ритмичный стук моего сердца. Мое сердце… Не могу поверить, что оно и правда бьется! После жизни в тишине это самый прекрасный звук, который я когда-либо слышал. В первый раз за свое существование я, правда, по-настоящему живу, и не похожу на зомби, который ходит просто, как ожившее тело.
Жук трясет меня за плечо, возвращая к реальности.
- Ты чего? — спрашивает он.
Я беру его руку и прижимаю к своей груди.
— Не фига себе! — Он отдергивает руку. — Как это? — наконец спрашивает он.
— Понятия не имею. Кажется… — Я трясу головой. — Ты подумаешь, что это безумие.
— Рассказывай.
— Кажется, это из-за Натали. — Я рассказываю ему о нашей первой встрече под мостом и как затрепетало мое сердце. — И когда мы только что столкнулись головами, мое сердце начало биться. Это не может быть случайностью.
Жук чешет голову, вроде как пытаясь сложить все кусочки головоломки воедино.
- Но каким образом прикосновение Натали могло запустить твоё сердце? Это, что девчонка-дефибриллятор или типа того?
— Без понятия.
— Ты слыхал о подобном запуске сердца у полукровок? — спрашивает он.
— Нет.
— Думаешь, это навсегда?
— Блин, к чему все эти вопросы? Не можешь просто порадоваться за меня?
Меня охватывает внезапный ужас. А что, если это только временно? Я хотел бы, чтобы сердце билось всю мою оставшуюся жизнь. Всё, чего я хочу, это быть нормальным, вписываться в окружающий меня мир, не быть одному. Это невозможно, если ты единственный парень в городе без сердцебиения; это сильно выделяет тебя на фоне остальных. Я не хочу возвращаться к былому — не хочу быть фриком.
Поток моих мыслей обрывается, когда площадь оживает. По площади шествует взвод часовых Стражей, за которыми следует почти сотня горожан. Многие рабочие все еще одеты в свою обычную серую униформу, как будто они только что бросили то, чем занимались, чтобы прийти сюда. Поблизости, возбужденно болтает, группка дам в длинных платьях, обмахиваясь веерами, в то время как их мужья не обращают на них никакого внимания. А спустя мгновение, библиотечная дверь распахивается, и наш класс истории высыпает из здания на улицу, чтобы присоединиться к остальным гражданам на площади.
Натали выходит из библиотеки вместе с Дей и Крисом. Она смотрит в моем направлении и моё сердце начинает опять биться в грудной клетке, да так сильно, что будто готово вот-вот вырваться — ба-бум ба-бум ба-бум! Если и были какие-то сомнения, что моё новообретенное сердцебиение связано с Натали, то сейчас они рассеяны.
— Что происходит? — спрашивает Жук.
Я отвожу глаза от Натали.
- Не знаю. Давай посмотрим поближе.
Он помогает мне подняться на ноги, и мы проталкиваемся сквозь толпу к сцене. Народ толкается, каждый старается вылезти вперед, пытаясь оказаться поближе к трем крестам у Пограничной стены. Преподобный опрыскивает кресты соком акации, а часовые Стражи поспешно перед ними воздвигают платформу. Группу парней с бритыми головами дразнят охранников Легиона, стоящих на стене.
