Жена на продажу, таверна на сдачу (СИ) - Фрес Константин

Один на один с мужчиной в запертой комнате.

Даже если я закричу, внизу никто не услышит. Они там песни кричат. Музыка играет, гремят, подпрыгивая, столы и стулья, и луженые глотки вопят кто во что горазд.

А мы здесь, запертые в темноте и тишине, где горит лишь одна свеча.

И от эльфа оглушительно пахнет увядшими розами и сладким горячим медом…

Его губы были горячи и мягки, а плечи под моими ладонями тверды и сильны.

И этот поцелуй не походил на жестокую ласку, какой насильник терзает свою жертву.

Это было… как тень его ушедшей любви.

Еще раз прикоснуться к человеку.

Еще раз почувствовать биение быстрой человеческой жизни под своими руками.

Эльф целовал страстно и властно, словно забылся. Словно был хмельным; ах, да он и был…

Его руки ласкали мои косы, мою шею, плечи. И я в жизни не испытывала прикосновений ласковей и нежнее, тоньше шелка, глаже атласа…

И расставаться с этой лаской не хотелось, ох, как не хотелось!

— Не возьмете, — произнесла я, когда этот странный и горячий поцелуй прервался. Эльф дрожал, словно в ознобе, словно ему больно было. — В вас этого нет.

— Чего… нет? — шепнул он.

— Насилия. Или есть? Вы же не любите людей, — с чуть слышным смехом ответила я, выскальзывая из его рук. — А поступить хотите по людским законам? Так, как мой муж-негодяй, которого вы презираете всей душой? Или как любой, купивший женщину сластолюбец? Или эльфы тоже продают своих женщин?

Эльф смолчал. Лишь сверлил меня огненным взглядом.

Ох, не в тех горит огонь, как он уверяет! Не в тех!

— Не продают, — глухо ответил он.

— Но изнасиловать меня собрались точь-в-точь как человек? — уточнила я. — И ничто вас не смущает? Ничто не претит? Даже ваша эльфийская честь, гордость?

Понимала, что дразнила его, понимала, что хожу по краю, но ничего с собой не могла поделать!

Он смолчал на это язвительное замечание.

— Так вот, — продолжила я, борясь с искушением провести по исцелованным горящим губам рукой, чтоб стереть этот странный поцелуй, — у каждого человека — и эльфа, — свой свод правил, свои законы. Любой эльф точно так же, как и вы, сделает шаг в сторону, если так уж сильно захочет. Так что вы подумайте о том, что вы, в общем-то, ничего не нарушили. Просто полюбили. Просто не сложилось.

Эльф запылал румянцем по самые брови.

— Прости меня, — выдавил он через силу.

О, стыдно стало? За то, что полез лапать ту, что протянула руку помощи?

— Да ничего, — небрежно ответила я, отступая к двери. — Я же всего лишь человек. Служанка. А вы — эльф. Перворожденный. Какие мелочи! Стоит ли извиняться?

И я вышла из комнаты чуть более поспешно, чем было нужно.

***

Ох, и погуляли лесорубы!

Они слопали все мясо и выпили почти все пиво. И оставили в нашей копилке столько денег, что я, пересчитывая глубокой ночью медяки, уже твердо была уверена: я свободна.

Карл, глядя на столбики монет, что я выкладывала на столе для удобства счета, просто рыдал и утирал слезы счастья. Нанятые нами девушки, уставшие и позевывающие, прибирали посуду, выметали пол.

Но пара серебряных — огромные в нашем городе деньги! — грели им душу. За такие деньги и поработать целые сутки можно!

— И-и-и дальше что? — спросил Карл. — Ты теперь уйдешь? Этого ведь хватит, чтоб отдать отцу за твою свободу.

Я твердо мотнула головой.

— Нет. Я тебя тут не брошу, — ответила я. — Ну, на свою свободу я заработала, а на твою? Мне бы и ты понадобился. Ты и верный товарищ, и отличный помощник. Так что будем и дальше просить шкафчик давать нам всякие вкусности и попытаемся выкупить у твоего отца таверну…

Тут я задумалась, и Карл тотчас почуял мою задумчивость.

— Что, что? — всполошился он.

— Я думаю, — произнесла я медленно, — а не оставила ли твоя матушка завещания?

Карл пожал плечами.

— Не думаю, — ответил он.

— Ну, хозяйкой таверны-то она была? — настаивала я. — Знаешь, странно это, что она не обезопасила и не защитила тебя. В своем завещании она тебя бы упомянула. И если б ты был совладельцем, наравне с отцом, я бы к тебе поступила на службу. И у нас бы дела пошли куда лучше, чем у него!

У Карла глаза заблестели.

— Ну-у, — дрожащим голосом произнес он, — я не уверен, но…

— Вот как бы попасть в комнату твоего папаши, — сказала я. — И поискать там как следует!

— Не получится, — ответил Карл. — Он всегда смотрит, когда я убираюсь там.

— Ах, жаль! — я непроизвольно нащупала золотой, отданный мне эльфом. — Ну, тогда ничего не остается, как только накопить на другую таверну. Может, еще один праздник удастся провести, пока папаша Якобс не вернулся? На крайний случай вот, — я похлопала по груди. — Золотой. Хотя…

Я вдруг задумалась.

А ведь в другой таверне шкафчика не будет! А я уже привыкла полагаться на его щедрость! Нет, нам определенно нужна эта таверна!

— Нанять, что ли, взломщика?..

Глава 8. Белое Слово

Дождь лил еще два дня.

Как раз столько времени, сколько требовалось папаше Якобсу, чтоб вылакать весь самогон.

Наверняка старик предавался этому своему любимому занятию, сидя где-то на постоялом дворе на полпути к ярмарке.

А я ни на минуту не забывала о своей цели — освободиться.

К шкафу я обращалась каждый день, и просила у него все смелее мяса, соли, специй, иногда грибов и сыра. И в таверну начали захаживать не только лесорубы, но и вполне зажиточные парочки из городка.

Однако, с успехом и с деньгами, текущими в мои руки рекой, я вдруг подумала о том, что папаша Якобс может меня просто не отпустить.

Ну, еще бы!

Таверна его преобразилась.

Нанятые помощницы вместе со мной намывали и чистили, выгребали золу из печей и протирали стекла в окнах. Венки из лап елей украшали и наполняли таверну свежим ароматом леса.

Посуда, начищенная, теперь сияла в жарком свете огня в печи.

Столы были все заняты, потому что о жалкой чечевичной похлебке мы давно позабыли. Если ее и варить, то только со сливками! И подавать с поджаренными в печи до румяной корочки сухариками!

Мясо у нас было каждый день. А вечером, конечно, пиво, музыка и танцы.

Папаша Якобс, может, и сказочный жмот. Но не слепой и не идиот.

Он сразу увидит, что таверна преобразилась. Стала местом популярным и доходным.

И, разумеется, он не захочет отпустить работницу, которая так ловко повернула его бизнес в сторону благополучия. Да и денежки он может отнять, просто отлупив меня палкой. Ведь нет никакого договора, который мы б заключили о выкупе!

— Вот же черт, — пробормотала я, пересчитывая вечером выручку. — Как можно быть такой беспечной?!

Часть выручки — за крупы, дрова, соль, — я честно откладывала папаше Якобсу, а часть…

Да, тайник в стене был хорош, но он уже не казался мне таким уж надежным. Плюс если папаша Якобс разбушуется, то как я оттуда деньги достану? Да и вообще, он может сказать, что сам их туда замуровал!

— Карл! — позвала я. — А не перепрятать ли нам деньги?

— Чего? — удивленно произнес Карл, оставляя метлу.

— Слушай, — произнесла я. — Папаша твой может меня просто не отпустить. Деньги отнимет и накостыляет нам по шее. Так что давай-как мы сделаем вид, что денег у нас нет, и попробуем как-то иначе выкрутиться.

— А как же быть?! — в глазах Карла промелькнул испуг.

— Может, надо стряпчего позвать? — задумалась я. — Немного ему заплатить и договор составить…

— Такой скупердяй, как Якобс, никогда не подпишет такую бумагу, — раздался голос с лестницы. — На вашем месте я б на это не рассчитывал.

Мы с Карлом разом обернулись.

Наш эльф неторопливо спускался по ступеням, высокомерно посматривая на нас. Мол, деревенские дурачки, надо ж было так сглупить! Даже стыдно стало под его внимательным и проницательным взглядом.

Рубашки на нем не было. Он все так же щеголял обнаженный по пояс, подсушивая свою рану и смущая меня своей красотой. Одежду его я отстирала, высушила и починила, конечно. Но он предпочитал не травмировать рану и ходить без одежды.