Попаданка для Ректора. Влюбиться во врага (СИ) - Руд София
- Чаю? – опять спрашивает он. Издевается?
- Перестань бежать от судьбы, деточка. Начни жить здесь и сейчас. Ведь ты уже начала исправлять чужие ошибки.
- Чем я исправила эти ошибки? Продала пару колец, чтобы помочь госпоже Ганне рассчитаться с долгом? Разве это что-то может исправить?! – говорю я в ярости. И следом за эхом моего голоса, что-то падает.
Я оборачиваюсь и вижу на пороге у женских башмачков корзинку, из которой катятся яблоки в разные стороны. Сердце судорожно сжимается. Я боюсь поднять взгляд, зная, кто стоит в дверях.
Госпожа Ганна. Она это слышала?
Глава 24. Искупление
- Госпожа Ганна, - подлетает к ней Озорник. Весь расплывается в улыбке и предлагает стул и чаю, но женщина, как стояла на месте, так и стоит.
Минуту прожигает обездвиженную меня взглядом, пока в глазах накапливаются слезы, а затем переводит разочарованный взгляд на Озорника.
- Что здесь происходит, Серафим? – ее дрожащий голос болью отдается в моем сердце. Я закусываю губу, чтобы не заплакать. – Деньги, которые ты мне принес, передала леди Сьерра?
- Госпожа Ганна, тут все намного сложнее, - пытается выкрутиться маг, но слез в глазах несчастной матери становится еще больше. Я не могу смотреть ей в лицо. Не могу.
- Ты! – хрипит она на меня. – Думаешь, мне нужны твои подачки?!
- Госпожа Ганна, не злитесь на нее. Она из лучших побуждений это сделала, - поспешил заверить Озорник. – Поверьте мне. Я не ошибаюсь в людях.
- Серафим, от вас я такого не ожидала, - качает головой женщина. – Как вы могли?
- Леди Сьерра искренне хотела помочь, и я не посмел отказать. Она каждый день приходила и наблюдала за вами, но не решалась войти, - принялся молоть он языком, пытаясь разрулить ситуацию, но делал женщине лишь больнее.
- Серафим, - шепчу я, пытаясь его остановить, но меня никто не слышит.
- У вас большое сердце, госпожа Ганна. Эта девочка не хотела вам зла. Все вышло случайно. Она не виновата. Но очень хочет помочь, - лжет он, а стыдно мне.
- Не виновата?! – смотрит на меня женщина, а я словно язык проглотила. Не могу ей врать. Тесса виновата!
- Я, правда, хочу помочь, - это единственная правда, которую я могу сказать.
Думала, женщина вспыхнет и начнет все врать и метать, но вместо этого она смотрит на меня разбитыми глазами. Озорник шепчет ей что-то на ухо, и она вздрагивает.
- Ну что ж, леди Сьерра, идите за мной, - говорит Ганна, и кивает в сторону выхода. Я тут же бегу за ней. Следую в паре метров от нее, не смея поднимать головы.
Мы приходим во двор, но в дом не заходим. Обходим его со стороны и оказываемся у загонов с живностью. Отдаленно животные напоминают то ли свиней, то ли коз. В шерсти, но с пятачком и пахнут жутко.
Чуть подальше еще отсек с самыми настоящими гусями. С детства их боюсь.
И хозяйка замечает мой страх, замешательство и тающую решимость.
- Что? Задание не для леди? – спрашивает она, ожидая от меня непременного отказа.
- Что нужно делать? – решительно спрашиваю я, чем вызываю легкое удивление.
Понимаю, она хотела меня пристыдить и отогнать, но ситуация повернулась не в ту сторону.
- Корм там. Синяя бочка для вискусов, - это, видимо, козло-свиньи. – Желтая – для гусей. Три ведра первым, два вторым, - говорит она, все еще рассчитывая, что я сбегу.
Но я решительно закатываю рукава, а затем связываю подол платья в узел, чтобы не собрать тут местные ароматные испражнения на ткань.
- Как закончишь кормить, напои. И прибери помет, - кивает она в сторону тачки.
Знаю, что ей моя помощь не желанна, и она усложняет задачу лишь чтобы я скорее сдалась, но я только то и делаю, что киваю и несусь к бочкам, пока не передумали не прогнали.
Корм, зараза, тяжелый, не для слабых ручонок Тессы, но я молчу и тяну ведра куда сказано. Затем иду за водой. Хозяйка смотрит.
Когда животные увлекаются набиванием живота, хватаю не то вилы, не то грабли и начинаю собирать какахи. Присохщие, воняют не сильно, но все равно тошно.
Сдерживаю блевотный порыв и продолжаю. Хозяйка все еще смотрит и никак не комментирует, пока я по неосторожности не задеваю попой калитку.
Она отворяется, и гуси, словно по команде, выскакивают из загона. Вот же блин!
- Стой! – кричит женщина, пытается поймать, но здоровье ей не позволяет.
- Я сама! – заверяю я ее, усаживаю на перевернутое ведро и бегу по огороду.
Ношусь, как сумасшедшая, пытаясь изловить хоть одного. Но они, зараза, проворные еще и летать пытаются, и ловкие как кролики. Это точно гуси?!
Одного загоняю в угол. Почти поймала, но падаю ничком в грязь. Встаю, стираю прелесть с лица и все-таки ловлю.
- Есть! – победно ору я, словно выиграла жизненно важное сражение. Женщина смотрит на меня странно. Вроде не злится.
Точнее, хотела бы злится, но мой вид, мои отчаянные попытки заслужить прощение, сбивают ее с толку. Эта госпожа слишком милосердна. Другая бы меня прибила.
Засовываю гуся «домой», и несусь дальше, пока не излавливаю последнего беглеца.
Уставшая такая, что ноги едва держат, тащу его в загон. Внимание рассеянное, на голове катастрофа, я вся в грязи, босые ноги чавкают мокрой землей.
Наверное, поэтому объявившийся из неоткуда ректор не узнает меня сразу.
- Матушка, - я слышу его голос, и в ужасе оборачиваюсь.
Только не это!
Сначала ректор смотрит на женщину, а потом замечает и замухрышку возле загонов с гусем в руках – меня.
Одной секунды ему не хватает, чтобы сообразить, что тут происходит. Его мозг будто сломался, а глаза смотрят то на лицо, то на босые ноги, то на задратое изгаженное платье.
- Тесса? – наконец-то, узнает меня Редмонд, и карие глаза набираются такой лютой претензии, что я превращаюсь в камень от страха.
Он ведь велел больше сюда не заваляться. А что сделала я?
И что теперь сделает он?
Редмонд:
Мне не давало покоя, что Сьерра согласилась пройти камень правды так легко. Как ее только не уговаривали во время следствия, она то упорно отказывалась, то, вроде как, соглашалась, но в последний момент избегала.
Даже разыграла болезнь, чтобы не явиться в зал суда.
Время шло, и я опасался, что заносчивая девчонка найдет очередной способ сбежать. Но ведь она дала клятву. Более того, меня не покидает мысль, что с Тессой что-то не так.
Что именно, я не знаю наверняка. Но после ночи на берегу относиться к ней так, как раньше сложно. В голову лезут самые странные мысли.
То ее «искусственное дыхание» что бы это не значило, то момент, когда она выпрыгнула впереди меня под шар, ненормальная.
И если до этого Тессе удавалось меня удивлять, то теперь она уже поражала.
Мне не нравилось то, что я начинаю ощущать или попытки ее оправдать в собственной голове. Это ни к чему. И я опять спорю сам с собой.
Неужели прохвостка так хитра, что и мой разум затуманила притворной добротой? Опять-таки, какая притворщица кинется под смерть ради врага?
Нет. Об этом лучше не думать. Это лишнее. Ненужное.
У меня есть цель. Есть обещание, данное себе, Ларетте и ее матери. И слезные глаза Тессы, которая, как оказалось, все же умеет плакать, не пошатнут решимости.
Она должна ответить за собственные поступки.
Письмо из Эдэрха с хорошей новостью пришло как раз вовремя. «Ларетта почти полностью исцелилась и скоро вернется домой».
Я отложил дела, и решил, что эту весть сию же минуту должна узнать Ганна.
- Матушка, - с детства звал ее так ласково. Матерью она мне никогда не была. Но заметила родительницу, скончавшуюся при родах, будучи нянечкой. Жаль, что покинула дом, так рано и, если бы не завещание отца, я, наверное, не стал бы ее искать. И не узнал бы о Ларетте.
Едва вошел во двор, услышал голоса. Странно, несколько месяцев тут было тихо, как на кладбище и вдруг…. Голос женский, звонкий. Кажется мне знакомым, но это никак не укладывается в голове.